УЧИТЕЛЬ

Учитель был высок и черен. Совсем молодой, вряд ли исполнилось хотя бы тридцать, он висел над классом как пугало, весь в черном.

- Здравствуйте, восьмой «А», - произнес он сухим и громким голосом. – Меня зовут Алексей Константинович, я буду вести у вас литературу.

Класс молчал, но это было неустойчивое молчание, как болото – вроде бы ровная полянка, а стоит наступить и пропадешь. Учитель повернулся к доске, чтобы написать свое имя и сзади захихикали.

Так прошел первый урок литературы с новым учителем, на втором уже никто не хихикал, а после третьего ученики восьмого «А» перестали хихикать даже дома. Алексей Константинович преподавал восьмому «А» по особой программе.

«Некрономикон», «Тайны червя» и еще несколько книжек Алексею Константиновичу достались от прадеда, который дошел до Берлина с сединою и слезами, служил потом в советской оккупационной зоне, всякого насмотрелся и как-то его отправили гонять полков. Поляки добирались домой из лагеря в Бельгии, совершенно никуда не торопились, потому что обоснованно сомневались даже не в том, что у них кто-то выжил из родных, а и в том, что их городок существует как географический объект, после нескольких поочередных наступлений вермахта и Красной армии, разбавленных бомбардировками верных союзническому долгу англичан. Так что поляки, бывшие военнослужащие армии Второй польской республики, шли не торопясь, не отказывая ни в каких удовольствиях на земле побежденных немцев, потому что побежденные немцы были в такой фрустрации, что их можно было освежевывать заживо, а те, кому из союзников положено следить за порядком (как прадеду Алексея Константиновича) на поляков, прошедших лагеря, если и ругались, то больше для порядка.

Группа поляков заняла замок в предместьях Берлина, целый настоящий старинный замок, владелец которого уже осваивал целину где-то под Экибастузом; распугали немногочисленных обитателей и начали выпивать винный погреб, который почему-то никто не успел разграбить, тащить все, что плохо лежит, топить камин замковой библиотекой и стрелять из окон по птицам из богатой замковой коллекции охотничьих ружей. В итоге туда приехал прадед с группой советских солдат и они принялись прогонять поляков, что оказалось несложно. Поляки не особенно-то и сопротивлялись, только лишь один заслышав в голосе сержанта Борисевича знакомый акцент (Борисевича призвали в сороковом с территории западной Белоруссии в связи с чем на него косо посматривал особист) что-то сказал ему спесиво, на что Борисевич ответил непонятно – «Залупу те на воротник, а не кресы всходни» и стукнул несильно прикладом в нос отчего поляк совсем замолк и пригорюнился. Прадед был человек интеллигентный, ушел на фронт с третьего курса иняза, прямо с арабского отделения рыть окопы под Можайском, причем все его отделение накрыл советский же штурмовик, который принял советских ополченцев почему-то за румынских союзников вермахта. Но прадед выжил и решил посмотреть какой именно литературой топили поляки немецкий камин.

Вот так он и обрел несколько бесценных томов, хозяин которых корячился под пресловутым Экибастузом еще восемь лет, прежде чем урки зарезали его от скуки. К счастью никто не заметил как прадед запихивал книги в вещмешок, а то бы непременно настучали особисту и пришлось бы объясняться, причем можно было и не объясниться и поехать опять же Экибастуз, а то и куда-нибудь в Анадырь, если не за чтение запрещенной литературы, то хотя бы за мародерство.

Единственной причиной, по которой он забрал эти книжки был знакомая арабская вязь, хотелось как-то попрактиковаться, но когда уже вечером прадед открыл первую из них, «Некрономикон» как раз, а остальные были не на арабском, то волосы у него зашевелились. Дальше было много всего, в итоге книги с немалым опытом и несколькими блокнотами записей оказались у Алексея Константиновича.

Алексей Константинович вырос человеком хорошо знающим многое из такого, что не стоит доверять чиновникам федерального уровня, но, к счастью, он таким не был, а был учителем литературы, потому что по семейной традиции пошел по филологической стезе.

Свои знания Алексей Константинович опробовал не только на учениках восьмого «А», они не были его главной целью, а еще и на учительнице биологии Тамаре Маркове, женщине молодой, горячей, обладающей особым взглядом перезревшей невесты. Алексей Константинович водил ее в кино, это было настолько банально, что превратилось во что-то оригинальное, дарил ей цветы, прямо при педагогическом коллективе, но ничего не было. В силу причин запредельно-демонических для того, чтобы что-то было, Алексею Константиновичу важно было соблюсти некоторые условия.

За учительницей биологии он таким платоническим образом ухаживал до зимнего солнцестояния. Затем их отношения пришли к кульминации. Алексей Константинович пригласил Тамару домой. Старожилы будут помнить этот день, то ли по стаям козодоев, которые уродливыми виноградными гроздьями облепили голые ветви деревьев, то ли из-за тумана (а ведь, как в случае с козодоями важно понимать, что дело происходило зимой), который непроницаемой ватой лег на парк имени Серафимовича в то время как там проходила экскурсия для шестых классов ближайшей школы (не той в которой работали Алексей Константинович и Тамара) на тему «Птицы нашего края». Троих школьников потом так и не нашли, списали на тягу дальних странствий, потому что о маньяке думать не хотелось. Тех же, что не пропали, потом преследовали ночные кошмары, похожие на воспоминания. Учительница – экскурсовод вернулась домой, после допроса в полиции и выколола глаза отверткой, сперва один, потом другой, добралась наощупь до окна и прыгнула вниз, со второго этажа всего, но ей удалось удачно извернуться и даже с такой высоты свернуть шею.

Тем временем на квартире Алексея Константиновича произошло Великой Делание, а не то, чего ожидала Тамара, хотя она и не расстроилась в итоге. Козодои кричали, туман стервенел, а на утро из квартиры Алексея Константиновича вышла совсем другая женщина.

Отныне не только уроки литературы, но и биология превратились во что-то особенное, меняющее учеников. Но если литература Алексей Константиновича меняла их характер, то биология Тамары трансформировала тела. Уже к весенним каникулам восьмиклассники выглядели совсем не так, как несколько месяцев назад. Их глаза выпучились, кожа приобрела зеленоватый отлив, походка сделалась шаркающей, а речь булькающей. Прочие уроки, кроме литературы и биологии, они почти бросили посещать, зато записались на все факультативы Тамары и проводили там все отведенное время и даже больше. Тамара, голос которой обрел вдруг сталь и властность, смогла вытребовать несколько новых аквариумов в качестве учебного пособия, и восьмиклассники с удовольствием за ними ухаживали. Правда приобретало это странный характер, несмотря на видимую и очевидную заботу, аквариумы быстро зазеленели до такой степени, что стало совершенно не ясно, кто же в них все-таки живет. Иногда случайно оказавшийся в кабинете учитель или ученик другой параллели (а такое происходило все реже и реже, с восьмиклассниками побаивался с недавних пор разговаривать даже учитель труда Балясников, отставной офицер и пропойца) замечали пугающую картину. Например, кто-то из восьмиклассников вдруг погружал по плечо руку в вязкую зеленую жижу, которой были наполнены аквариумы, а потом вытаскивал ее, сжимая в ладони какой-то необычный предмет, вроде тяжелой монеты с надписями на непонятном языке. В такие минуты особенно отчетливо становились видны перепонки между пальцами постоянных посетителей факультатива по биологии.

В тех же случаях, когда ребята оказывались на других уроках, то вели они себя тоже своеобразно. Например, полный аншлаг был на уроке истории, когда речь зашла о Герое Советского Союза, подводнике Маринеску, потопивший транспорт «Вильгельм Густлофф» с десятью тысячами пассажиров на борту, которые почти все были фашистами. Урок прошел при полном молчании слушателей, которые лишь иногда пришептывали квакающими голосами что-то вроде «Маринеску фхтагн».

А потом они выросли и лучше бы этого никогда не произошло.