Тётя Шура

Было мне тогда четыре года. Кто скажет, что память в этом возрасте не сохраняется, вы тому в глаза плюньте. Я, например, и в два года себя отлично помню. А уж в четыре… Сколько лет прошло, а я до сих пор все помню как сейчас. И то сказать – благодаря кому я жив еще? Благодаря тете Шуре. Тетя Шура – это деревенский фельдшер. «Фершел», как у нас говорили. Местная «Скорая помощь». Невысокого роста средних лет женщина, строгая и властная, с большой медицинской сумкой из серого брезента на длинном ремне.

В деревне тетю Шуру (ее, правда, звали больше «Санка») уважали. Мне, карапузу, было непонятно, за что – ведь кто, как не тетя Шура, гонял меня от акации, с которой я обрывал ветки? Кто грозился суковатой палкой? На мой тогдашний взгляд, злая была тетка и опасная. Не то что моя бабушка, сама доброта! Я уже позже узнал, КАК она работала. Как носилась по проселкам в непролазной грязи от одной деревни к другой (а это порой до десяти километров!), к очередному больному. Никакого транспорта у нее не было, да и быть не могло. Даже в райцентре в больнице был только старенький полудохлый ГАЗ-69. Один на весь район.

Я заболел внезапно. Тогда я каждое лето жил в деревне по месяцу или по два – родители работали, а городские дед с бабкой возились в саду. Мне, как и прочей деревенской малышне, была предоставлена полная свобода возиться в грязи, гонять по пыльным дорогам колесо на палке, барахтаться в глубокой луже, проросшей уже камышом. В те годы асфальтовой дороги до деревни еще не было. Чтобы добраться из города в село М., надо было часов 10 штурмовать проселки. В сухую погоду этот срок уменьшался до 4-5 часов, а после проливных дождей сидеть в грязи, ожидая трактор, можно было и сутки.

Меня привели домой старшие ребята. В ушах стояла ватная тишина, лоб и все лицо горело. Я еле передвигал ноги. Помню, как сунули мне градусник подмышку, помню, как ругался дед (деревенский дед, не городской, в то время еще молодой – было ему меньше 60)… Меня уложили на бабкину кровать (а обычно я спал на сундуке, укрытом старой овчинной шубой!), накрыли одеялом, но мне было жарко, я спинывал ногами тяжелое лоскутное одеяло и лежал почти нагишом. Помню, что было мне очень плохо.

Пару раз я забывался тяжелым сном, похожим на бред. Много лет спустя я посмотрел старый советский фильм «Вий» и ужаснулся: вот этих упырей, вурдалаков, торчащие из бревенчатых стен громадные страшные руки – все это я видел тогда в своем бредовом сне. Или это был не сон, а галлюцинация, вызванная высокой температурой? На грудь что-то ДАВИЛО, ощутимо. Как будто на тебя накинули стопку спортивных матов. Еще в этом сне отчетливо помню, как в воздухе передо мной вспыхнули огнем слова: «Воспаление легких», как будто на небе кто-то написал их. Читать я тогда уже умел, я вообще в садике удивлял воспитателей своими способностями к чтению. Но эту фразу я нигде не читал. После уже догадался: ее при мне, мечущемся в бреду, произносили взрослые, а подсознание ее услужливо отрисовало в картинках.

Дальнейшее я могу рассказать только с чужих слов. Прибежала разбуженная посреди ночи «Санка» со своей сумкой. Осмотрела меня, ощупала всего (смутно помню, что в рот совали железную ложечку). И сразу заявила – дело плохо, надо везти ребенка в город. Нужны лекарства, которых у нее нет. Ага, в город… 82 километра, из которых 75 – сплошное бездорожье. Недавно прошли дожди, да и в эту ночь гремела гроза, глинистые проселки раскисли. Там только трактор бы прошел. Времена были еще советские, за использование совхозной техники не по назначению наказали бы от души. А частных машин в селе не было. Вообще. Тогда даже в городе они представлялись роскошью. Были мотоциклы, и то не у всех. Плюс страда, все трактора и комбайны расписаны на недели вперед.

Тетя Шура позвонила в город, в «Скорую», с единственного тогда телефона в «конторе» совхоза. Там обещали прислать машину. Сразу, как только кончится дождь. Ибо иначе даже УАЗ до нашей деревни бы не добрался. Все это время я валялся в бреду в доме у деда с бабкой. И потихоньку умирал. Тогда «Санка» начала действовать. Первым делом она нашла водителя почтовой машины – у нас это был фургон на шасси ГАЗ-66. Вытащила его из кровати, навешав оплеух. Затем нашла еще человек пять крестьян. Как-то уговорила единственного тракториста на Т-150… это наиболее скоростной и вместе с тем проходимый и мощный колесный трактор. Впрочем, признаюсь – его уговорить было просто, это мой родной дядя.

Меня закинули в кунг почтовой машины, рядом со мной устроилась тетя Шура, впереди утвердился в глииистой колее трактор – и мы поехали. Я ничего этого не помню. Как мы за пять часов под проливным дождем и градом, сквозь удары молний, преодолели, прорвались, прорубились через бездорожье. Как у деревни с фееричным именем Москва встретили перевернувшийся лесовоз, и помогали перевязать голову его водителю. Как встала даже безотказная «шишига», и почти десять верст ее тянул за собой трактор. Как матерился водитель, когда стальной трос, зацепленный за гидронавеску Т-150, сорвал передний бампер. Помню только суету на посту ГАИ у въезда в город. Там нас встречал «рафик» городской «Скорой помощи». И еще одно врезалось в память: высокий седоватый мужчина в белом халате поверх голубой рубашки и серых брюк крепко жмет руку «Санке» в резиновых облепленных глиной сапогах, рейтузах, вытянутой кофте, дождевике, со своей серой сумкой на боку.

Она потом долго работала в деревне, «фершел» тетя Шура. Я рос, взрослел, она относилась ко мне более мягко, уже не кидалась с палкой, когда я срывал ветку с ее акации, жадно вдыхая аромат цветов. Пару раз побывал в гостях в ее доме… обычный деревенский дом, ничего особенного. Свой огород, своя скотина в хлеве. Да и она обычная сельская старушка. О том, как меня спасали от смерти, мне рассказали уже позднее. Перед армией. Тогда «Санка» уже не работала, а когда я вернулся из «страны чудес», тетя Шура умерла. Говорят, провожала ее вся деревня. Перед трактором с телегой, везущей гроб, шел старый учитель Климентьич и бросал под колеса еловые ветки по старому обычаю. А за телегой шли жители деревни и плакали. С тетей Шурой тогда уходила ЭПОХА, вот только никто тогда этого еще не понимал.

И дело не в деньгах. Что деньги? Я встречал уже потом медицинских работников, которые получали неплохие деньги, а все равно – не работали. И таких встречал, которые получали жалкие гроши, а делали свое дело на совесть. Но таких, как «Санка», я не встречал больше никогда. Пусть обижаются на меня медики, чтущие корпоративную этику, но фельдшеры в нашей деревне (в основном молодые девчонки-студентки) даже ногтя тетя Шуры не стоят. Другие они. И никогда не побегут среди ночи под проливным дождем в соседний починок смотреть заболевшего ребенка.