Туман

Перевернула меня на спину, вскарабкалась, оседлала сверху, будто амазонка необузданная. Хрупкая, худенькая, а силищи не меньше чем во мне будет. Сжала бедрами меня, глазки сузила, глядит из-под ресниц, взгляд дерзкий, борзый, зрачки молнии мечут, но и веселья звездочки промелькивают. Губки от поцелуев припухли, покраснели от укусов страстных да бороды моей колючей. Грудки остренькими сосками, словно пиками на меня направлены. Тряхнула космами спутанными, по груди моей пальцами провела, ноготками потом, не до боли, легонько так. А бедрами крепко держит. Уже и ствол мой новую силу набрал, отяжелел да набух от желания страстного, стучится, бьется, к животу девой прижатый. Слышит она, но не выпускает, держит в неволе, в плену своем. Поднял я руки, провел по бедрам трепетным, грудям страждущим, сжал легонько нежность девичью руками грубыми. Понравилось деве. Затрепетала, очи прикрыла. Ладони нежные поверх рук моих положила, сильнее, грубее грудки сжимать просит. Соски горошинами твердыми в ладони упираются, жгут желанием.

Приподнялась дева, словно наездник в стремени, привстала, член мой высвободив, коснулась головки лепестками своей раскрытой ракушки, да и мягко насела на него, в себя на всю длину погрузив. Ни словами не передать ощущения те радостные, откровенные да таинственные, когда внутри девы очутился вновь. А она (ненасытная) уже снова пляску завела, то привстанет, едва-едва из нее не выскальзываю, то до корня самого в себя погружает, и еще к низу давит, словно бы хоть на волосок, да поглубже в нее вошел. Медленно-медленно, да темп усиливает, вроде и рысью семенила, и не заметил, как на галоп перешла. Член бордовым поршнем из норки меж рыжих волосков ее то покажется, то вновь скроется. А дева моя совсем от страсти то обезумела. Тело ее нежное бисеринками пота покрылось, ручейки меж грудок стекают, волосы разметались, да к плечам влажным налипли. А сама в глаза из-под ресниц глядит, да губы пересохшие облизывает. Вдруг замерла. Коготки мне в кожу на груди впила, глаза закатила, да и рухнула на меня без сил, лишь дыханием тяжким грудь свою наполняя и опуская, да от экстазовых судорог иногда вздрагивая.

Я обнял. Провел ладонями по спине влажной. Как дева моя в себя пришла, так на груди моей лежа движения возобновила, так из себя моего молодца ни разу не выпустив. Теперь двигалась она коротко и монотонно, в одном ритме, благодаря чему наскоро и моя очередь настала в экстазах выгибаться, да жадное ее лоно, до семени моего ненасытное, вновь густыми горячими струями наполнять. Разомлел я совсем от благодати да легкости во всем теле, что и не заметил, как уснул.

Пробудился под вечер поздний, уже и солнце отгорело день сегодняшний, и первые звездочки на небе зажглись.

Девы лесной уж не было, это я сразу почуял, даром ли три года в тайге прожил. Причем давно ушла, засветло еще, упорхнула, словно бабочка. Я уж думал сон увидал, да не... больно после него яви много было. И постель влажная еще, и запах незнакомки моей молчаливой вокруг витал, и царапины на груди да на спине, ею от страсти оставленные, саднили, и внизу живота приятное ощущалось, да при воспоминании о проведенном времени молодец мой встрепенулся было, погорячел, завелся.

Я встал, как есть, без всего на улицу вышел, брюхо почесывая, нырнул в сумерки, осмотрелся, прислушался в надежде, но не подвело чутье. Многими шумами да шорохами вечерний лес богат, но девы лесной и след простыл, вместе с туманом и растворился.

Отошел я за угол, нужду справил, да в баньке водой холодной обмылся, полотенцем дерюжным растерся, по венам кровь разогнав, и в избу.

Пахло в доме по-новому, девой моей ненаглядной, гостьей неожиданной, травами свежими таежными, да цветами душистыми. Ко всему этому запах страсти нашей неземной примешивался, запах волос ее медовых и кожи атласной. Лег я, в чем мать родила, закинул руки за голову, а в голове события сегодняшние прокручивал. О незнакомке лесной думал да гадал, откуда взялась такая, ибо я в окрестностях нескольких вёрст, все места вокруг дома моего знаю. Нет там ни селений, ни жилищ. Думал-гадал зачем приходила, да заглянет ли еще на огонек. С этими мыслями сон меня и сморил.

Проснулся спозаранку, во всем теле легкость и бодрость ощущая. Перво-наперво, с зарей, решил следы девы моей поискать, ушла куда, да в каком направлении отправилась, но все тщетно, умела загадочная девушка и по тайге бесшумно передвигаться и следов своих не оставлять. Было взгрустнул я, затосковал, а после так рассудил. От тоски легче и не станет,...

а с надеждой жить все вернее, все радостнее! Погрузился я в дела рутинные, нехитрые, да предавался воспоминаниям радостным. А под вечер и то решил баньку растопить. Уже смеркалось, как баня была натоплена да вода натаскана, да и веник дубовый запарен.

Я в избу выскочил за полотенцем, да кувшином кваса холодного, глядь, а по земле туман стелется. Мне это приятным знаком показалось, забилось сердечко от ожидания. Взял я два полотенца, да и не ошибся. Вернулся в баньку, а незнакомка моя тут как тут, словно и не исчезала в ночь. Одежу скинула, сидит на полке, меня поджидает. Увидала, застыдилася, глазки опустила, щёчки румянцем окрасились, но срам не прикрыла, косит взглядом на меня, молчит. Косу русую распустила, локоны густые да пушистые по плечам расстилаются, округлости прикрывают едва. Не сдержался я, к ей кинулся, чуть за порог не спотыкнулся, да лохань с веником едва не опрокинул. Обнял ненаглядную. Прижался. Живот, да ноги, да место срамное, волоски рыжеватые на лобке, поцелуями принялся покрывать. Да шрам алеющий целỳю, а она при каждом поцелуе вздрагивает.

До грудок дотянулся, сдвинул локоны прочь, обнажил трепетное да желанное. Лизнул по бугорку-то, ягодку сосочка в рот взял, пососал, язычком потеребил да и выпустил. Затвердел сосок, побагровел, напрягся. Я со вторым так же. А чую уже и сам взорваться готов. Член дубиной крепкой налился, в лавку упирается. С меня пот в три ручья, я ж как был в одеже, так и ринулся деву мою ненаглядную миловáть. Нехотя я от девы отстранился да объятия разомкнул. Рубаху мокрую через голову стянул, да и штаны, прям вместе с трусами. Швырнул кучу тряпья в предбанник и замер в нерешительности. Дева моя освоилась, осмелела, плечики расправила, да назад откинулась, спиною о бревенчатую стену оперлась, грудки выпятив, крохотными капельками пота покрытые, словно капелью весенней. Призывно так глядит, взглядом да гласом внутренним зовет, манит. Тут мысль меня шальная да дерзкая посетила. Из бывшей жизни припомнилось, я срамным таким способом ох какое девушкам удовольствие оказывал, уж они и визжали и охали и чуть чувств не лишались.