Трио

Он может сколько угодно сейчас махать своей пушкой, но он сам вынудил тебя искать отдушину, чтобы не свихнутся сомой. Подруг у тебя не было. Алик считал, что друзья это зло. — У них есть уши и языки, — говорил он, — самые отвратительные вещи для любого делового человека. Он считал себя деловым человеком, хотя вел себя как дальнобойщик. Его постоянно не было дома, иногда день, иногда два, бывало, он отсутствовал и целую неделю. Где он, что с ним, ты не когда не знала об этом, в свои планы Алик вообще ни кого не посвящал. Когда его не было, ты искала способ забыться, ты не была оригинальна в этом: ходила по магазинам, посещала солярий, записалась в школу модных на тот момент танцев. Все это не очень помогало. Но вот однажды, ты встретила его, высокого, молодого человека, небритого красавца, с тянувшимися по дороге, развязанными шнурками. Просто на улице, просто, как и все неизбежное. Он выглядел, глуповато, мило и очень растеряно, казалось, что все эти улицы, здания, автомобили, пугают его. Один только его вид добавил тебе тогда не много хорошего настроения.

— Молодой человек у вас шнурки развязались, — сказала ты, прикрыв ладонью рот, чтобы не рассмеяться.

Он засуетился, покраснел, начал что-то бормотать. Ты пригласила его в кафе, познакомилась с ним. Молодого человека звали Саша, он оказался художником, — сюрреалистом, очень талантливым, ты поняла это сразу. Была ли эта любовь с первого взгляда, с его стороны наверно да, с твоей нет... скорее всего нет. Просто у Саши было будущее, а у Алика к тому моменту уже не было и настоящего; просто ты была нужна этому мальчику, как, некогда самой маленькой девочки нужен был настоящий мужчина. Ты стало для него тем же, кем для тебя в свое время стал Алик, — спасением. Ты подала руку помощь этому утопающему, ты полюбила его.

Только небо знает, что ты для него сделала!

Третий лишний и его извечный компаньон:

Ты сразу понял, что у ней кто-то есть. Анна, просто не смогла это от тебя скрыть, — скрыть ей что-то от тебя, да это почти что клоунада. Ты ничего ей не сказал. Поначалу тебе показалось это даже забавным.

— Надо же, — сказал ты самому себе, — у моей малышки кто-то есть.

Чем она была хуже тебя, ведь у тебя всегда были на стороне женщины, — масло в каше много не бывает! Но это было совсем не то о чем ты подумал, не то, что у тебя самого была с твоими шлюхами. В твоем случаи речь шла, как правило, а минете, с некоторыми отступлениями, а здесь, увы, для тебя, о настоящей любви. Твое прозрение началось с того, что твоя жена внезапно увлеклась живописью. С женщинами такое иногда случается, они сами по себе увлекающиеся натуры, одни увлекаются своими ногтями, другие вскапыванием грядок на даче, третьи анальным сексом, а вот Анна увлеклась живописью, — сюрреализмом мать его.

Когда она потащила тебя в один модный солончик сбывавшим с рук картины местных, непризнанных гениев, ты узнал сразу две вещи; во первых, имя ее любовника, а во вторых, самую страшную для тебя новость, а именно то, что Анна его любила. Ведь только по-настоящему любящая женщина может заставить своего собственного супруга, купить работы своего же собственного любовника.

— Посмотри на них, — сказала тебе она, тогда, — эти картины, — шедевры, а этот парень, художник, он второй Сальвадор Дали. Я хочу иметь эту картину в спальне, а вон ту в гостиной, а вот эту я повесила бы на нашей даче, как бы она там шла.

— Сальвадор Дали, — спросил ты ее, — это такой странный, усатый.

— Да, — ответила тебе Анна, — вот видишь, оказывается ты тоже знаток.

— Хорошо, — ответил ты, и купил сразу шесть картин этого придурка. Сразу шесть! Фантастика! Ты выложил за эту деградированную мазню целую кучу бабок.

Зная имя ее любовника (все художники подписывают свои работы), зная, чем именно занимается этот человек, тебе ничего не стоили его найти. Через два дня ты уже знал, где он живет, что пьет, что ест, и чем дышит, через неделю, в каких именно местах они встречаются, а через две, ты уже стоял здесь, в кустах, огибавших полоску дикого, каменистого пляжа и смотрел на то, как они трахуются друг с другом: нежные, красивые, любящие друг друга...

Ночь. Луна. Беспокойство черного моря и два обнаженных, извивающихся тела, меж вынесенных на берег причудливых, каких-то фантасмагорических коряг. Для тебя это действительно, было очень сюрреалистично!

О чем ты тогда думал, что ты тогда чувствовал, глядя на них, когда Анна нашептывала ему на ушко ласковые словечки, когда он губами ласкал сосок ее нежной груди, когда он входил в нее сзади, а она при этом стонала. Что? То же самое, что и много лет тому назад, когда хоронили отца. Во всем был виноват, чертов дождь. Он шел две недели почти без пауз, он лил, и лил, и вот однажды, один не во время свихнувшийся синоптик с экранов телевизоров заявил: ну вот он, дождались, апокалипсис, — начался второй мировой потоп. Больше по телевизору этого сумасшедшего не показывали. Хотя к твоей истории это ни кого отношение не имеет. Шел дождь, хоронили отца, в низину стекала вода, и когда деревянный гроб попытались поставить на место, на дно специально вырытой ямы он просто взял да всплыл. Тогда один из гробовщиков повернулся к тебе и сказал:

— В связи с необычными, климатическими условиями это наша общая практика.

А после забрался с ногами на гроб, за ним же последовал и его товарищ. Вода хлынула верх из щелей, гроб под тяжестью двух тел, медленно встал на место; а ты стоял, молчал, и спокойно смотрел, хотя хотелось извиваться от нахлынувшей ярости и гнева. Но ты вытерпел, и в четырнадцать лет, вытерпел и тогда, когда это шлюха тебя предавала, когда ее нежный рот ласкал его а не твое тело, когда слова которые должны были доставаться только тебе доставались ему. И ты смотрел, стоял, и смотрел, хотя хотелось подойти к ним сзади и просто вышибить им обоим мозги.

Твоего терпения хватило еще на два таких визита, ты ни действовал, ты словно ждал что Анна вот, вот опомнится, ждал кого-то чудо, ты не хотел верить в происходящее, — своим собственным глазам, а потом поверил и не выдержал.

Продолжение ...