Варево.

Скажу честно, как только я закончил обучение, получил на руки диплом по алхимии (причём красный) и начал приторговывать разнообразными виалами, жизнь лёгкой не казалась. Золота хватало только на еду, да и то не всегда. О новом снаряжении и речи не могло идти, а оно было нужно как никогда – свежевыкованные клинки нападающих легко прорубали мою мифриловую броню, и очень скоро она стала похожа на решето. После очередного голодного обморока, которому предшествовала неделя «очень строгой диеты» я таки пошёл по тёмному пути. Да, было трудно пробиваться в подпольный бизнес, однако, мои труды были вознаграждены, и доходы возросли многократно. Но это стоило мне здоровья – изначально я испытывал все новые зелья на себе. И в один прекрасный день эта глупость мне аукнулась.

Зелье выглядело более чем странно. Рецепт, вычитанный мною из одного манускрипта, предполагал, что варево должно быть прозрачным, как вода, и пахнуть фиалками. Но действительность шла вразрез с теорией – передо мной в небольшом котелке на один штоф кипело нечто тёмно-фиолетовое, иногда приобретающее чёрный цвет, а пахло оно…не знаю чем. У меня на носу уже давно красовалась прищепка. Временами поверхность неведомой смеси приобретала идеально гладкий вид, будто под котлом не горел огонь и не потрескивали дрова. Длилось это секунд десять, после чего варево продолжало пузыриться с удвоенной силой. По-хорошему надо было сразу же вылить это в ближайшие кусты, отпустить и забыть (и переехать в другой замок), однако, я совершил роковую ошибку. Я попробовал эту дичь.

Я не помню, как очутился в лесной чаще. Да что там говорить – я до сих пор не могу вызвать в памяти ничего из произошедшего после того, как мне на язык упали несколько капель недавно приготовленной гремучей смеси. Место, где я очутился, не было мне знакомо, хотя окрестности замка я знал отлично и не мог заблудиться там даже будучи пьяным, безглазым и накуренным одновременно (но насчёт последнего я начал сомневаться). Оглядевшись по сторонам, я быстро понял, что местные травы ничем не отличались от призамковых. Значит, я в сознании. Нужно всего лишь добраться до дома и в следующий раз тщательно проверять верность набора ингредиентов.

Но моим хрупким надеждам на прекращение действия зелья не суждено было сбыться. Я понял это сразу же, как только узрел новое действующее лицо. Вы когда-нибудь видели огромный, размером с человека ломоть свежеиспечённого ржаного хлеба, обутый в начищенные до блеска ботфорты? Уверен, что нет. А я видел. И он меня тоже видел. Ибо подошёл поближе и заговорил.

- Ваш паспорт, господин мастер!

Но я не смог ответить ничего вразумительного – мой мозг не был готов к таким расхождениям с нормальной жизнью и лихорадочно пытался понять, что же здесь происходит на самом деле. Точнее, только его часть. Потому в целом разгуливающий по лесу кусок испечённого теста казался мне совершенно нормальным.

- А разве в печь пропуск нужен? – спросил я, вытащив ладони из карманов штанов и оставив в них только большие пальцы.  – Или я чего-то в этой жизни не понимаю?

Разумный хлеб начал сердиться:

— Значит, вы отказываетесь выполнить мои требования?

- А разве не ясно? Я незнакомым булкам, да ещё и неполноценным, свои документы не раздаю.

Идеально-однородная поверхность ломтя начала чернеть, а его дыхание превратилось в громкое, как у разгневанного носорога, сопение. Он неотвратимо приближался ко мне. Ещё подраться с порождением собственного больного воображения не хватало.

- Эй, буханка буханка, не подходи, я тебя съем!

- Замолкни!

- Нет, ты слишком болезненно реагируешь на очевидные вещи, - начал я нести очередную чушь, отходя назад. – У тебя же все атрибуты хорошо испечённой булки: румяные бока, аппетитная корочка, пористый мякиш. Сапоги только лишние. Так и закусил бы, только, кажется, ты не позволишь. Почему тебе так не нравится быть собой? Скрытые комплексы? Детская травма? Что-то слишком личное, в чём ты никогда не признаешься?

Это было уже лишним. Потому что хлеб, вполне себе натурально зарычав, бросился на меня. А я, по классике жанра, споткнулся о чёртов корень, пока пятился назад. В этой ситуации мой воспалённый мозг решил, что его хозяину (тобишь мне) терять нечего – либо я ломоть, либо ломоть меня. Поэтому я мгновенно вскочил на ноги и, заорав во всю глотку, бросился с кулаками на кусок хлеба, который траектории движения менять не собирался.

Подробно описывать эту стычку не буду, но скажу одно – я победил. Уже скоро я придавливал противника к земле и держал кинжал у того места, где предположительно должна была быть его шея.

- Сдавайся! – прохрипел я, прижимая нож всё сильнее к мякоти ломтя. – Ботфорты или жизнь!

- Больной ублюдок! – взвыла моя жертва, всё ещё пытаясь вырваться. – Ты у меня в расход пойдёшь! Твоя родня найдёт тебя по частям в четырёх мешках!

- Скорее тебя на четырёх столах, - усмехнулся я.  – Гони сапоги.

- Да подавись ими, - прошипел ломоть.

- С бòльшим удовольствием я бы подавился тобой, - не перестал комментировать я, стаскивая последний сапог с поверженного противника, - но ты уже откупился. Прощай!

Я перекинул ботфорты через плечо и уверенно зашагал туда, не знаю куда. Но, судя по тому, что очнулся я в своей каморке и с кучей золотых, направление было верным.

На следующий день весь замок стоял на ушах: из уст в уста передавалась весть об отважном мастере, отобравшем дорогущие сапоги из кожи жопы дракона у великого воина Скалы. Причём все поголовно хотели видеть своего героя. Однако, высовываться я не стал, ибо меня неплохо так насторожила фраза: «А сколько за него дают?» Вот и молчал до сегодняшнего дня. Но охрану на всякий случай усилю.