test
После тяжелого трудового дня Максим, как это и было у него заведено, зашёл домой, дважды повернул ключ в дверном замке, затем проделал ту же процедуру ещё 20 раз, постоянно почему-то злясь на себя за то, что у него не получается сделать громкий щелчок. Где-то с двадцать третьей попытки щелчок наконец оказался достаточно громким, чтобы удовлетворить Максима, он включил свет (к своему удивлению заметя, что его всё очень даже устроило), снял ботинки и пошёл на кухню чтобы подогреть вчерашние котлеты с гречей и подумать о завтрашнем свидании с этой красивой Катей из интернета.
Сегодня на работе и даже в обед Максим больше прежнего открывал и закрывал факс, мял бумагу и оборачивался через левое плечо. Он пытался убедить себя в том, что ОКР немного обострилось из-за того, что он уже третий день забывает принимать таблетки, но в душе знал, что очень боится сделать что-то не то при встрече с ней.
Она казалась ему ангелом, бабочкой и птичкой, она носила белые сарафаны, играла на банджо и вообще делала всё то, что, как считал Максим, должно быть присуще идеальной девушке. Была только одна проблема. Несмотря на то что они вот уже 4 месяца переписывались, Максим ни разу не упомянул о своей болезни. Ему было стыдно признавать это, но он боялся, что узнав о его недуге, она просто отвернётся от него как от прокажённого, перекрестится и разорвет с ним все контакты. Да и, по правде говоря, боялся он небезосновательно. Он часто представлял себе момент, как придя в ресторан будет переливать шампанское из бутылки в бокал и обратно гребаных два часа, просто из за того, что обильность пузырьков будет не такой, как ему потребуется, а добрая и светлая Катенька, смотря на весь этот пиздец, возьмёт свой бежевый клатч со стразами, и ни сказав ни слова, уйдёт.
К моменту, как Максим представил себе это вот уже в сто пятьдесят первый раз за день, на тарелке осталась ровно тридцать одна гречинка. Почему-то они никак не могли сложиться в какой-то определенный узор, который постоянно ускользал из поля внимания Максима. Как же ему хотелось бросить эту несчастную тарелку, пойти на балкон, выкурить крайнюю сигарету за день и лечь спать. Но он не мог этого сделать, и только судорожно водил вилкой по тарелке, даже не в надежде обрести гармонию, а в надежде закончить уже это поскорее. Справившись с гречей Максим понял, что курить уже перехотелось, поэтому он трижды проверил, не появилось ли на его пижаме новых пылинок, надел её и укутался в плед.
Завтрашний день обещал быть очень тяжёлым.
А снилась ему его сука-мать, которая бросила семью, когда ему только-только исполнилось 11 лет, снились её блядские каштановые волосы, и постоянное откашливание после дешёвой тонкой сигареты с ментолом. В семь лет, когда Максим только пошёл в школу, она начала встречаться с автослесарем из соседнего дома, ещё через пол года Максима стали избивать. А били его не за что-то там. Не за то что он постоянно стирал и рисовал, стирал и рисовал, стирал и рисовал, стирал и рисовал, стирал и рисовал, стирал и рисовал свои прописи, и не за то что перед тем как съесть свою порцию дряной пищи, приготовленной скорее из остатков собачьего корма, чем из нормальных продуктов, он несколько раз проверял соотношение мяса к гарниру. Его били просто так. Иногда этот слесарь Алексей был не в настроении, иногда любимая футбольная команда снова одерживала крах (и пора было бы свыкнуться, они ведь не выигрывали с самого 87 года), иногда мать не хотела сосать его член (хотя это было намного реже). Тогда Максима били. Били в живот, в пах, били по щекам и икрам, орали на него матом, плевали на его одежду, выгоняли спать на ковёр возле входной двери.
Это всё было, было очень давно, и казалось ему скорее сном, чем реальностью. После смерти матери Максим дважды приходил на её могилу, но не плакал, нет. Выпалывал сорняки, чинил ограду, подсыпал пшено, чтобы птицы могли его пожевать. Для него это скорее было одним из многочисленных обрядов, без которых жизнь не имела бы смысла, чем чем-то из разряда сентиментальной ерунды. А этой ночью он с ней говорил.
Ему снилась красная комната, почти такая же, как в этом чудном сериале из девяностых. "Твин Пикс, кажется..." - подумал про себя Максим, но тут же выкинул эти мысли из головы, посчитав их ненужными. Он сидел в кожаном кресле, таком, какие обычно ставят в этих пафосных мужских клубах по интересам, а напротив него, в точно таком же сидела его мать. Она сидела и улыбалась светлой, чистой, невинной улыбкой. Она напомнила ему Мадонну с младенцем, ту самую, что когда-то нарисовал Да Винчи. Максим не понимал, зачем он видит этот сон, но мысль о том, что мать явилась к нему, чтобы помочь с завтрашней встречей очень здорово его рассмешила.
- Да ты же сука! Ты ёбаная сука! Как ты можешь мне помочь? Зачем ты пришла! Ёбаная, ёбаная сука! - уже вслух говорил Максим, заливаясь раскатистым смехом.
Он казался себе всесильным, он ясно понимал, что это сон, и даже на несколько секунд задумался о том, что с удовольствием трахнул бы это нелепое видение. Однако, какие-то моральные принципы, и предстоящая вина, если не перед матерью, то перед гением Леонардо не дали ему это сделать.
- Пошла нахуй! Быстро, пошла нахуй! Нахуй! - сказал Максим и проснулся.
- 7:07 - сказали часы.
- Заебись, блядь - ответил Максим.
Катя в тот день проспала. Чертыхаясь, она надевала на себя джинсы, попутно успевая немного прихлёбывать кофе из большой полулитровой кружки, наносить тушь на ресницы и продумывать, как на сегодняшнем совещании она продаст свою идею заказчику. Катя была умной, красивой, но местами немного черствой девушкой. Она никогда не пыталась добиться чего-то через постель, никогда не надевала декольте или граничащую с пошлостью юбку на важные встречи, хотя знала, что это значительно увеличило бы её шансы на успешный, прибыльный контракт. Катя работала PR-агентом в одной из успешных компаний. Успешных настолько, что была способна арендовать целых два этажа в одном из исполинов Москвы-Сити. Про таких как она сейчас принято говорить - девушка нового поколения, феминистка, бизнес-леди. Девушки завидовали и презирали Катю. Мужчины боялись. Соответственно, ни о каких успехах в личной жизни речи идти и не могло.