Счастье, демоны и психофизиология гейминга

В какой-то момент, где-то между скоростным спуском на лыжах, ночными гонками по трассе и организацией отмороженного феста, осознал, что в жизни чего-то не хватает. Почесав затылок, дал отмашку внутреннему собеседнику. Он поматерился и начал: мечты должны оставаться мечтами, острых ощущений хватает — руки уже трясутся, трагедию только что придумал, близкие есть, творческая реализация — ну ты чего, взрослый человек же, любовь — да ладно, взрослый человек же, ну.

И через несколько недель таких рассуждений мне попался тизер нового DOOM. Кибернетически усовершенствованный демон восьми метров роста готовится долбануть плазмой по морпеху, который таких демонов ест на завтрак. Тварь смотрит с кровожадной ухмылкой, а лицо солдата скрыто за шлемом, но что-то подсказывает, что там еще более кровожадная ухмылка. Видео обрывается ровно в момент выстрела. Твою мать, это оно!

Незамедлительно собрал компьютер, на котором лучше бы майнить, установил новый шедевр Кармака, сварил кофе и нажал на многообещающую иконку.

Лирическое отступление. Раньше я был психом-геймером: жил ради игр во времена NES (Денди), жил ради игр во времена PlayStation, а в золотые времена PC-гейминга владел скромной коллекцией из 500 дисков. Мир запрограмированных фантазий дал мне странный набор бонусов: готовность к любым ситуациям, агрессию, широкий кругозор, любопытство, знание английского, любовь к сложностям, социопатию, волю к победе и жизни.

Но в какой-то момент, часу на двухтысячном в Counter-Strike, стало смертельно скучно и гейминг, как тогда казалось, навсегда ушел из моей жизни. Его место занял второй главный интерес в жизни — музыка. Параллельно нездоровый интерес к велосипедам. Потом здоровый интерес к женщинам. Затем еще более здоровый интерес к деньгам.

Бесконечные убийства, удовольствие от доминации и странные миры казались чем-то из прошлой жизни, а рассуждения окружающих об играх воспринимались как лепет дошкольников. Я был как исправившийся алкоголик, который ради социализации будто бы забыл любимую аддикцию. Так был упущен момент, когда киберспортсмены начали покупать спорткары, а Xbox стал обычным подарком для топ-менеджеров.

Но играм плевать на рефлексию. Единственный вопрос, который они задают: «Насколько ты хорош для меня?»

И DOOM — не исключение. После загрузки спешно лезу в настройки, затем новая игра, по привычке максимальная сложность. После недолгой загрузки нас приковывают к операционному столу, намерения приближающихся зомби очевидны. Безвыходная ситуация, которая по местному этикету — вежливое приветствие. Но кандалы разорваны, черепа разможжены и настает время веселья.

С первых же минут вспоминаешь, что скорость — ключ к выживанию. Без адреналина оставалось бы только пить успокоительное, когда твари в очередной раз доедают протагониста. Другой важный момент — разум должен быть максимально чист, потому что времени на размышление миллисекунды, а арены на такой сложности подобны головоломке.

Попутно становишься стоиком вместе с протагонистом. Ему плевать на то, что человечества больше нет, что апокалипсис не наступил лишь формально, что он слабее большинства врагов. Чувак решает проблемы по мере поступления. И его методы — убийство и уничтожение всего, что хоть как-то относится к проблеме.

На десятом разрезанном бензопилой демоне действия доходят до полного автоматизма. Мозг принимает правила, согласно которым расчлененный руками бес дает лишнюю секунду жизни, передышка длится не дольше пары минут, а из союзников в этом мире только собственный экзоскелет. Все это под вышибающий мозги саундтрек: Мик Гордон создал нечто настолько мрачное, качественное, мощное, быстрое, технологичное и оригинальное, что я снова заинтересовался музыкой.

В общем, как писал Уэлш, оргазм — полная фигня по сравнению с этим.

На протяжении пары недель около часа в день я уделял прохождению каждого уровня. Почему именно столько? Дело не в недостатке времени, просто я потерял хватку и в нормальном состоянии не хватало скорости мышления. Постоянно доходило до «бей или беги» — готовности к любой угрозе и выжимания максимального потенциала организма.

С какого-то момента это начинает изматывать физически — гормон кортизол в больших количествах по сути отключает некритические системы организма ради выживания в сложный момент. А само по себе напряжение плохо влияет на фронтальную кору и гиппокамп, по сути происходит переход к животному мышлению. Если это длится недолго, то закаляет психику. Но если долбит постоянно, то последствия всегда плачевные.

Именно беспрерывный и мощный стресс делает геймеров без чувства меры странными, глупыми, порой физически больными, в серьезных случаях доходит до пост-стрессового синдрома (как у военных и жертв насилия). Поэтому хорошие киберспортсмены — очень редкая порода людей, они думают гораздо быстрее среднего и мастерски контролируют свое отношение к ситуации.

Но зачем о грустном, если играть так приятно? Да — несмотря на ограничение за эти недели я почувствовал безумный заряд уверенности из ниоткуда. В детстве это казалось волшебством, а сейчас я понимал, что решение задач, даже бессмысленных, всегда доходит до системы вознаграждения, которая выдает дозу дофамина — в этом весь смысл игр. И чем труднее преодоление, тем больше награда. Отчасти поэтому увлеченные геймеры, как и наркоманы определенного сорта, обычно не реализуют себя в жизни — у них нет стимула, все и так хорошо.

И нет, игры не виноваты, склонный к аддикции найдет ее везде.

А теперь прохожу Prey, которая эксплуатирует паранойю, одиночество и идеалы модернизма. Тоже не дольше часа подряд. И сейчас, когда я контролирую старое увлечение, получаю гораздо больше удовольствия, чем когда марафонил сутками.

Но чего-то все равно не хватает.