Тени

Тени

Николай Н. Плетнёв

Сегодня привезли ещё одного. Камеры переполнены, но это не проблема. Они всё равно спят, прижимаясь друг к дружке, ведь ночи сейчас такие холодные, а пол бетонный.

Я втолкнул новичка в камеру, он сразу упал. Славно над ним поработали дознаватели, наверняка выбили всё, что хотели. Его сородичи не помогают. Пока я здесь, они боятся. Сидят в тёмных углах, если не вызывают.

Сложно поверить, что эти бледные тени с опущенными глазами поставили нас на грань уничтожения. Твари внедрились в наши ряды, притворялись нами, а потом вероломно ударили исподтишка. Они убивали наших жён и детей, развязали войну, где погибли многие мои друзья.

Но сейчас это жалкое зрелище. Даже не знаю, как у них получалось притворяться нами, ведь они и на людей-то не похожи. Их голые черепа с запавшими глазницами не напоминают человеческие. Неестественно согнутая спина и завёрнутые внутрь плечи. Их тело из-за тонких конечностей напоминает скорее гигантского комара без крыльев. Не иначе, использовали излучатели или гипноз, одурманивая нас. Заставили поверить, что они — это мы.

И язык наш выучили. Хотя иногда слышно, как они каркают на своём мерзком наречии. В такие моменты я кричу им, чтоб заткнулись и бью по решётке палкой. Замок закрыт, но они всё равно вздрагивают и прячутся в тени — знают, как я управляюсь с этим инструментом.

Хотя я не часто пускаю дубинку в ход. Обычно охраняю коридор. Слежу, чтобы твари сидели тихо, открываю решётку дознавателям, оформляю новичков или вычёркиваю подохших. Но иногда персонала не хватает и меня просят содействовать. Я тащу того, кто понадобился следователю, в специальную комнату. О, там много оборудования для вытягивания правды.

Их колют шприцами, подзаряжают электричеством, растягивают на столе и делают маникюр с помощью плоскогубцев. После этого им дают отдышаться в противогазе с заткнутым шлангом. И только тогда с ними начинают разговаривать. И будьте уверены, они поют как миленькие. Самое сложное — понять, где правда, а где эти твари оговаривают сородичей, в надежде выторговать себе поблажку. Таковы они — предать своих им ничего не стоит.

Один устроился вполне неплохо. Он внимательно слушает, о чём идёт речь в камере и докладывает дознавателям. За это его угощают сигаретами. Сам он не курит, но отдаёт добычу санитару, чтобы тот не заставлял отмывать отхожее ведро.

Повар сегодня запаздывает. Утром к дознавателям приезжало руководство и он подавал чай. А вчера был выходной. Твари не ели уже двое суток, но молчат. Знают, что в ответ на жалобу я распоряжусь вообще их не кормить.

Весёлый малый — наш повар. Пока едет по коридору, гремя вёдрами, ублюдки выстраиваются в очередь. А он сделал вид, что не заметил их и проехал мимо камеры. Мы посмеялись над этой шуткой, но у него в арсенале имелись хохмы повеселее. Разложив в миски что-то вроде каши из грязи и плесени, он хлопнул себя по лбу и воскликнул, что забыл о приправе. Но это легко исправить. Он снял штаны и щедро сдобрил каждую миску своей мочой. Шутка хорошая. Главное, мне теперь не наступить в лужу, когда буду ходить по коридору.

Оголодавшие нелюди получили еду и торопливо опустошили миски, ведь они должны их сдать, пока повар здесь. Я заглянул в ведро с баландой, но меня замутило от запаха. Ни один человек не переварит такое даже без мочи нашего кашевара. А они ничего. Через две-три минуты протянули пустые миски, вылизанные начисто.

Новенький так и лежал в углу. Он не встал в очередь, значит, не получил свою порцию. А его собратья и не подумали поделиться. Неудивительно. Возможно, зря я замазал его фамилией строчку в журнале. Скоро придётся вычёркивать.

Мы перекинулись парой шуток с поваром, но потом он увёз тележку на кухню и я остался наедине со скукой.

Я решил провести эксперимент. По одному приказал каждому из камеры подойти к решётке и высунуть руку. После чего бил палкой по пальцам, заставляя их корчиться от боли. Одного за другим я вызывал их, и каждый знал, что произойдёт, но всё равно покорно подставлял руку под удар. Так надеялся, что хоть один откажется и мне бы удалось размяться, но вот уже половина из них сидит у дальней стенки, молча разминая отшибленные пальцы. Человеческие эмоции теням тоже недоступны. Это чертовски скучно.

Я бродил туда-сюда по коридору, постукивая палкой по решётке. Твари вздрагивали от этого звука каждый раз. Это уже не те изверги, кто насиловал наших жён и травил детей. Не те, кто врывался в наши дома, пока мы спали. Не те, кому Великий лидер объявил войну. Из них выбили всю силу, решимость и коварство. Скоро найдём остальных, подавим их, растопчем и уничтожим. Только для этого животных содержат здесь, а я приставлен охранять. А когда мы избавимся от последнего гада, наконец-то заживём хорошо.

Изо всех сил я старался не уснуть, ожидая утренней пересменки. Дознаватели уехали вместе с начальством, значит, работы мне сегодня не подкинут. Я бы с радостью подремал за письменным столом, но могут привезти новых ублюдков. Если застанут меня заспанным, отправят на фронт. На мою непыльную работу целая прорва желающих.

Я стоял, прислонившись к стенке. Почти задремал, но вдруг услышал, как кто-то хриплым шёпотом произнёс моё имя:

— Кай!

Глаза тут же широко открылись. Не приснилось ли? Но твари не знают моего имени, да и звали меня так только в детстве. Я подошёл к клетке и достал фонарь.

Бесформенной грудой спали на полу эти существа. Все, кроме одного — новенького. Он стоял на коленях, повиснув на прутьях решётки. Я уже собрался врезать палкой ему по морде, но он тихо сказал:

— Кай, это ведь ты?

Я посветил ему в лицо. Запавшие щёки, сломанный нос, острые скулы, широкий лоб, щетина. Как у всех них. Но что-то такое знакомое в разрезе глаз, форме рта. Я забылся на мгновение:

— Ави? Откуда?..

Я бросился к журналу. Последней строчкой значилось: «№426, А. Адамс». Слишком распространённая фамилия, вот я и не обратил внимания. Да и было это так давно, будто в другой вселенной.

Адамсы жили по соседству. Я часто играл с их сыном Ави. Наши матери обменивались рецептами, а отцы иногда пили пиво на террасе и обсуждали политику. Я вспомнил, как весело нам тогда было. Каждый день мы придумывали что-то новое, мастерили из деревяшек танки и пистолеты, бегали по улице, играя в войнушку. Потом он уехал на учёбу в столицу, а меня призвали в армию. И вот мы здесь, снова по разные стороны баррикад. Но это уже не игра.

Неужели Ави — тоже из этих? Не может быть! У них такая культурная семья, я в жизни не поверю, что его старик-отец, работающий в магазине, насиловал женщин и убивал детей. Он всегда с такой нежностью смотрел на свою супругу. Да и сына баловал. Неужели они так долго притворялись и втирались в доверие, чтобы вероломно предать, когда придёт час? Наверное, произошла ошибка. С этим нужно разобраться!

Я открыл клетку и вывел Ави из камеры. Тени зашевелились, беспокойно заёрзали, сверкнули несколькими парами глаз. Но успокоились, когда снова лязгнул замок. Я повёл старого друга в ту комнату, где нас не услышат лишние уши. Он едва держался на ногах, и я усадил его на кушетку. Заметил, как он побледнел, глядя на ремни и плоскогубцы. Чтобы его отвлечь, я достал из кармана и отдал ему яблоко — единственное, что осталось с обеда.

Ави жадно впился в зелёный бок уцелевшими зубами. Видно, очень давно не ел. Он молча отгрызал маленькие кусочки, закрыв глаза от наслаждения или страха. Молчал и я.

Яблоко он съел полностью, вместе с огрызком. Совсем как эти твари. Я подумал, не совершаю ли ошибку. Но мне казалось самым важным сейчас узнать — предал ли он нас и нашу дружбу, или попал сюда случайно.

Я спросил:

— За что ты здесь?

— За любовь, — грустно улыбнувшись ответил он. — Я влюбился в одну студентку и стал ходить на собрания, чтобы видеть её чаще. Я и не слушал, о чём там говорят, сочинял любовные письма. А потом то сообщество объявили врагами народа, арестовали руководство. Кто-то назвал дознавателям мою фамилию. Может, и она. И за мной пришли.

Ави вздохнул и помолчал. Бросив взгляд на инструменты, он продолжил:

— Они требовали, чтобы я признался, и я признался. Надеялся на скорый расстрел. Но им нужно было не это. Они хотели фамилии тех, кто замешан. Требовали список участников. Но откуда мне знать, я в городе жил всего год, а из всего собрания знаком был лишь с ней. Я оговорил всех, с кем учился, Кай. Всех студентов и преподавателей, хотя они и близко не подходили к этому кружку. Возможно, кого-то из них пытают сейчас из-за меня…

Он беззвучно затрясся, спрятав лицо в ладони. А я думал над его словами. Да, это очень похоже на Ави — вздыхать по девушке, но не сметь ей признаться. Он и в школе писал записки с комплиментами, но даже не думал их отправлять.

Но с другой стороны, не уловка ли это? Если он из них, то наговорит что угодно, лишь бы облегчить свою участь. Я ходил из угла в угол. Мне постоянно повторяли — наша система работает как часы, сбоев не бывает. Но я очень хорошо знал этого парня. Его никто не убедит навредить другим людям. В конце концов у каждого правила бывают исключения.

Я тронул его за плечо:

— Вставай, Ави. Я помогу тебе.

Он на мгновение поднял на меня заплаканные глаза, и снова опустил их в пол. Я вспомнил, как он не пустил меня воровать яблоки в сад на соседней улице. Тогда я в сердцах стукнул его, и собирался уйти со старшими ребятами. А он точно так же взглянул на меня. И я ощутил себя не человеком, а зверем. Мне стало стыдно, что я не сдержался и обидел друга. А ведь он всего лишь хотел уберечь меня от беды. Я попросил прощения и никуда не пошёл. А старшим тогда очень влетело.

Я повёл Ави через коридор. Мы спустились в подвал, который соединял несколько зданий нашего учреждения. От возбуждения он тараторил без умолку:

— Но куда же мне идти? Моих родителей, должно быть, тоже забрали. А я в такой одежде. Да и не знаю, если честно, где я нахожусь. А тебе ничего не будет, что я сбежал?

— За меня не беспокойся. Мы на окраине города. Ты выйдешь в тёмном месте, где никто не ходит. Сейчас глубокая ночь. Дворами проберёшься к дому моих родителей. Они тебе помогут.

Я пропустил его вперёд. В конце коридора виднелась дверь.

— Спасибо тебе большое, Кай. Я знаю, ты добрый, тебе пришлось тут служить, у тебя не было выбора. Если сможешь, узнай, что с моими…

Выстрел оборвал его слова. Он повалился вперёд с дырой в затылке. Я убрал пистолет в кобуру и вернулся в свой блок. Напротив последней записи в журнале я вывел трясущейся рукой: «Застрелен при попытке к бегству».


© Николай Н. Плетнёв

23-24/08/2020

Report Page