Тень ГУЛАГа. Как в Китае возрождаются лагеря перевоспитания

Власти утверждают, что это не репрессии, а борьба с экстремизмом

Не забываем подписываться на первый телеграм канал с качественным контентом по Азии https://t.me/east_veter

Полицейские у комплекса, предположительно использующегося как центр перевоспитания, Корла, Синьцзян-Уйгурский автономный район, Китай. Фото: Ng Han Guan / AP / TASS

Несколько лет назад Китай объявил о закрытии «лагерей перевоспитания» – системы тюрем, куда отправляли инакомыслящих. Она была создана в середине XX века на волне репрессий, в ходе официальной кампании против «реакционеров» (реальных или предполагаемых врагов коммунистического строя), и получила развитие в годы культурной революции.

Через эту систему прошли миллионы людей. Официально она обещалапревратить их в «добропорядочных граждан, патриотов, готовых участвовать в строительстве социализма». Фактически это означало тяжелый труд, побои и пытки – по данным Amnesty International, такими методами заключенных, в частности, заставляли отказаться от их религиозных убеждений.

Организация отмечала, что система, формально упраздненная, не исчезла полностью – в стране продолжали существовать тайные изоляторы, клиники для принудительного лечения наркозависимых и «образовательные центры», куда отправляли сторонников запрещенного религиозного движения «Фалуньгун». Там, по информации правозащитников, также практиковались пытки.

Однако теперь система «перевоспитания» открыто возрождается на севере страны – в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. В прошлом году власти усилили давление на уйгуров, основную этническую группу региона, и другие национальные меньшинства. Кампания ведется под лозунгами борьбы с терроризмом, но на практике вылилась в репрессии, в том числе по религиозному признаку.

Практика

В «лагеря ⁠перевоспитания» отправлены ⁠тысячи людей. ⁠Некоторые за ⁠то, что ходили в мечеть или слишком часто, по мнению ⁠властей, молились. ⁠Другие за поездки за границу ⁠или даже за то, что у них там оказались родственники. По имеющимся данным, там не применяется насилие (хотя учреждения закрыты, и поступление информации ограничено), но людей держат месяцами без контактов с семьей, часто без формальных обвинений. С ними работают пропагандисты – добиваются поддержки официальной идеологии. При этом власти контролируют результат. Если они решат, что «перевоспитания» не произошло, задержанного могут оставить в лагере на неопределенный срок.

Те, кого освободили, публично выступают в поддержку власти. «Один из вернувшихся заявил, что узнал, как много партия делает для нас, и что мы должны быть ей благодарны», – сказал житель уезда Пичан. Продавец традиционных средств медицины, побывав в лагере, выступил перед толпой несколько тысяч человек с речью о «вреде экстремизма». «Я благодарна партии и правительству, что они открыли мне глаза», – заявиласвоей дочери женщина, которая провела в лагере несколько месяцев.

Для контроля над населением Китай использует современные технологии– наблюдение за людьми, сбор и анализ данных, но это сочетается с методами, практиковавшимися еще в прошлом веке. «Китай действует в советском стиле, – считает исследователь Европейской школы теологии и культуры Адриан Ценц. – Он пытается заменить культуру, тесно связанную с религией, коммунистическими ценностями. Это методы культурной революции и раннего периода правления Мао».

История

Лагеря перевоспитания (так называемая система лаоцзяо – перевоспитание через труд) появились в 1950-е годы. Этому предшествовала кампания за гласность, провозглашенная Мао Цзэдуном под лозунгом «Пусть расцветают сто цветов». Формально она поощряла людей говорить то, что они думают, в том числе критиковать идеологию и правительство. Фактически это привело к тому, что власть узнала, кто именно ею недоволен. По одной из версий, Мао пытался найти с критиками общий язык, по другой – кампания изначально была ловушкой для интеллектуалов.

«Когда я учился в университете, секретарь партии спросил о моих политических взглядах, – вспоминает бывший узник одного из лагерей Харри Ву. – Я ответил, что у меня нет убеждений. Но он настаивал, предложив мне выступить перед студентами. Тогда я высказался по вмешательству Советского Союза в события в Венгрии в 1957 году (подавление восстания с помощью советских войск. – Republic), сказал, что для этого были основания, но тем не менее это стало нарушением международного права. А через пару недель меня объявили реакционером. В университете повесили большой плакат с надписью: Харри Ву – реакционер и контрреволюционер».

За студентом установили наблюдение. В итоге за ним пришла полиция. На допросе ему заявили, что его приговорили к пожизненному заключению, и отправили в один из лагерей. Вспоминая позднее о своем заключении, он рассказывал о тяжелой работе, побоях и голоде – заключенным приходилось охотиться на крыс и змей. Все это сопровождалось пропагандой «учения Мао».

Как и более широкая система трудовых лагерей (система лаогай – исправление через труд), предназначенная для осужденных по уголовным обвинениям, она стала для государства источником доступной рабочей силы. По словам Ву, при их создании власти руководствовались опытом советского ГУЛАГа. На «перевоспитание» отправляли тех, кого считали противниками коммунизма, а также некоторых других людей – наркозависимых, тех, кто отказывался работать или совершал мелкие правонарушения. Многих держали там годами, не предъявляя обвинений.

Когда лагеря были официально упразднены, часть заключенных освободили. Других, по данным Amnesty International, переправили в учреждения с аналогичными порядками, поскольку они «не отказались от своих убеждений».

Давление

Жесткую политику по отношению к уйгурам, проживающим на северо-западе Китая, власти оправдывают борьбой с экстремизмом. Для этого есть определенные основания – история региона в последние десятилетия была отмечена этническими конфликтами (между уйгурами и ханьцами, переселение которых в регион поощрялось Пекином), беспорядками и терактами. «Если мы не примем меры, будет как несколько лет назад, – заявил журналистам чиновник в уезде Хотан. – Погибнут сотни людей».

Ужесточение политики в 2017 году связывали и с другими причинами. Неспокойный регион находится в сфере масштабного экономического и инфраструктурного проекта «Один пояс – один путь», инициированного китайскими властями. Еще одна причина – проведение съезда Коммунистической партии в октябре, которому предшествовало усиление мер безопасности по всей стране.

Однако борьба с предполагаемыми экстремистами давно уже вышла за разумные рамки. Подозреваемыми, по сути, стало все уйгурское население. В прессу попал документ, составленный в одном из районов Урумчи, административном центре региона, и оценивавший благонадежность местных жителей. Среди факторов, которые власти сочли негативными, оказались религиозность, контакты с зарубежными странами и национальность. Этническая принадлежность к уйгурам автоматически понижала результат на десять баллов.

В полиции подтвердили, что все районы Урумчи составляли подобные характеристики. Низкого рейтинга, по словам местных активистов, было достаточно, чтобы человека отправили на «перевоспитание». «Каждого уйгура теперь считают подозреваемым – не только в терроризме, но и в политической нелояльности», – констатировала исследовательница Human Rights Watch Майя Ван. Американская ассоциация уйгуров сравнила это с практикой нацистов.

Проявлением неблагонадежности считается и религиозность. Ислам, который исповедуют уйгуры, формально не запрещен в Китае. Но положение верующих неравнозначно. Представители этнической группы хуэй, ассимилированные в китайскую культуру, практически не встречают препятствий со стороны властей – в отличие от уйгуров. Критики считают, что правительство сознательно пытается лишить их религии, чтобы ослабить их самоидентификацию. Уйгурам запрещали проявлять религиозность, поститься во время Рамадана (на это время в их дома даже отправляли партийных активистов, чтобы те следили за их поведением), называть детей «слишком религиозными» именами. У них отбиралирелигиозные книги (даже те, что были санкционированы властями) и молитвенные коврики, а мечети использовали для пропагандистских мероприятий.

Формально это также оправдывают борьбой с экстремизмом. Но составители списка «признаков экстремизма» дошли до абсурда: в 2017 году он был расширен (подлинность документа подтвердили партийные функционеры в округе Хотан). Среди его пунктов – ношение религиозной одежды, длинные волосы и складывание рук на груди при молитве. Экстремистами считают и тех, кто «хранит дома большие запасы еды», отказывается от спиртного, красит волосы хной, не здоровается с партийными секретарями, а также «носит часы на правой руке». «Думаю, что они принадлежат к некоей организации и специально красят волосы, чтобы распознавать друг друга, – заявил партийный функционер в одной из деревень. – Если мы замечаем какой-то из этих признаков, сначала предупреждаем человека, чтобы он исправился, – говорит он. – Если он отказывается – отправляем на перевоспитание».

Лагеря

Сколько всего людей отправили на «перевоспитание» в Синьцзяне (помимо уйгуров, в лагерях держат этнических казахов и киргизов), неизвестно. Только в трех лагерях на севере региона, по даннымофициальных источников на сентябрь 2017 года, находились около трех с половиной тысяч человек.

Общие цифры могут быть выше. Только в одном из городов округа Кашгар, основное население которого составляют уйгуры, по сведениям на декабрь 2017 года, было задержано около 10% жителей – более трех тысяч человек. Некоторых арестовали, другие попали в лагеря. Неофициальные источники в Урумчи заявляли, что полиция получила квоты на задержание уйгуров и казахов – якобы тысячи человек в неделю.

Косвенным подтверждением может служить то, что в некоторых центрах уже не хватает места. «Я слышал, что центры переполнены, – подтвердилпредставитель власти в уезде Корла. – Но людей туда продолжают привозить».

Некоторые лагеря разместили в бывших зданиях официальных учреждений и школ. В Корле, по информации журналистов Associated Press, один из них располагается в тюрьме, другой – на военной базе. Власти пытаются дать им благозвучные названия – например, Центр по развитию навыков для профессиональной карьеры.

По данным Human Rights Watch, туда попадают как взрослые, так и дети. По другим источникам, детей задержанных отправляют в интернаты. Там они должны смотреть пропагандистские фильмы, зачитывать фрагменты из законов и постановлений, а также скандировать лозунги типа «Религия приносит вред». Одна из задержанных рассказала, что им показывали кадры с убийствами в Сирии и Ираке, а инструктор объяснял, «как им повезло, что их не убьют».

Отправить в лагерь могут из-за мелочи. Одна женщина сообщила, что ее задержали за то, что она помогла брату отправить деньги его сыну, который учился за границей – без официального разрешения. Другой обитатель лагеря сказал, что, будучи в гостях, случайно услышал богословскую беседу о Коране. Это произошло несколько лет назад, однако стало поводом для задержания.

Поводом может стать и поездка за границу. Начальник полиции в одном из сел, комментируя это, признал, что люди имеют право выезжать из страны. Однако заявил, что за ее пределами они подвергаются «экстремистским и другим влияниям» и власти заставляют их это признать. «После перевоспитания они говорят: да, это была ошибка. Партия и правительство создали для нас такой высокий уровень жизни. Мы были неблагодарны, когда решили поехать куда-то еще, – рассуждает чиновник. – Потом они должны письменно выразить свое сожаление. Если результат нас не устроит, их оставят в лагере для дальнейшего перевоспитания».

Михаил Тищенко

Редактор Republic