Телефон доверия

Телефон доверия

Народный фольклор


— А...алло, это телефон доверия? 

 

— Слушаю вас. 

 

— Я... понимаете, я хочу покончить жизнь самоубийством. 

 

— От вас жена ушла? 

 

— Как вы догадались? 

 

— Ну вы же не первый сюда звоните. 

 

— Д-да... да, конечно, вы правы... То есть, на самом деле, она давно ушла, четыре года уже... 

 

— И что ж вы только сейчас надумали? 

 

— Вы понимаете, сегодня мой день рожденья... Ну то есть был, то есть вчера — сейчас ведь уже заполночь... 

 

— Без четверти два, если быть точным. 

 

— Да... И вот сегодня, то есть вчера, мне исполнилось сорок лет... 

 

— Поздравляю. 

 

— Не с чем тут поздравлять... Я весь вечер просто просидел на кухне. У меня и гостей-то не было... 

 

— Не звали, или не пришли? 

 

— Да некого мне звать! Жена ушла, нового никого с тех пор... как-то не сложилось... друзей в общем-то тоже нет... с работы, что ли, кого? Как будто мне там эти рожи не опостылели... никто там, кстати, даже и не вспомнил, что у меня юбилей... 

 

— Стало быть, с карьерой у вас тоже не сложилось. 

 

— Да какая там карьера! Сижу там каждый день, как проклятый, с девяти до шести, а меня до сих пор воспринимают, как мальчика на побегушках! Илья, сделай то, Илья, сбегай туда... поксерь эти бумаги и отнеси Петру Егорычу... У Петра Егорыча, между прочим, для этого секретарша есть! Дура двадцатилетняя с наштукатуренной мордой... Мой начальник на четыре года моложе меня и говорит мне «ты», а я ему — на «вы» и по отчеству... 

 

— Ну хорошо. А что вы сделали, чтобы это изменить? 

 

— В смысле, что сделал? Говорю же, работаю там каждый день, как... 

 

— Это я понял. Вы приходите на работу, которую терпеть не можете — поправьте меня, если я ошибаюсь... 

 

— Ненавижу! 

 

— Ну еще бы. Приходите и тупо отсиживаете от сих и до сих, мечтая, чтобы день поскорее закончился. Никакой инициативы, естественно, не проявляете, планами и перспективами не интересуетесь, любое поручение воспринимаете, как наказание, а не как повод проявить себя — не говоря уже о том, чтобы выйти на начальство с собственными идеями. Творческий подход вам чужд. Так чего ж вы хотите? По-моему, отношение к вам как к работнику — вполне адекватное. 

 

— Просто мне не повезло с работой. 

 

— Так за чем же дело стало? На свете тысячи профессий. И миллионы рабочих мест. 

 

— Да, но... в сорок лет как-то поздно начинать все сначала. 

 

— Что же мешало вам подумать об этом раньше? 

 

— Ну, я не знаю... привык как-то... надеялся, что-то еще изменится... 

 

— Надеялись, но ничего не предпринимали. Ясно. Жена вас только поэтому бросила, или и другие причины были? 

 

— Ну, поэтому тоже... Чего ты, говорит, добился, работаешь за гроши, повышения и то попросить не можешь... другие каждый год в тропиках отдыхают, а у нас даже дачи в Подмосковье нет... машина — старый «жигуль», да и тот ты разбить умудрился... 

 

— Разбили? 

 

— Ну джип передо мной встал как вкопанный, а я что сделаю? Так и влетел ему в зад... а гаишникам что, кто сзади, тот и виновник... еле расплатился... А «жигуль» так и ржавеет битый под окнами, и не продашь его, и починить не на что, не говоря о том, чтоб новый купить... 

 

— Четыре года? 

 

— Почти пять уже... 

 

— И за это время вы не только не смогли скопить денег на новую машину, но и не пытались найти более денежную работу? Да и за все предыдущие годы тоже... 

 

— Ну, вы же знаете, в какой стране мы живем! 

 

— Знаю. Некоторые жители этой страны к сорока годам стали миллиардерами. 

 

— Ага, а скольких при этом убили? 

 

— Среди кандидатов в миллиардеры или среди людей, способных заработать хотя бы на «Форд», извиняюсь, «Фокус»? 

 

— Ну нету у меня способностей к бизнесу... не всем дано. 

 

— Понятно. Значит, работать под чужим началом вы не умеете, начать свое собственное дело не можете. Ну а что вам дано, в таком случае? 

 

— В смысле? 

 

— В прямом. Хоть какие-то таланты у вас имеются? Пусть даже коммерчески невостребованные. 

 

— Н-ну... я не знаю... 

 

— Может, вы стихи пишете? 

 

— В институте писал, потом забросил... 

 

— Прочтите что-нибудь. 

 

— Ну, я уже не помню... ну... вот, например: 

Когда гуляли с тобой 

Мы под полной луной, 

И полночная звезда 

Глядела с неба на тебя... 

 

— Ясно. Достаточно. Ну, про музыку и живопись я уже и не спрашиваю... Это вы будущей жене такое писали? 

 

— Н-нет... была другая девушка, одногруппница... я, по правде сказать, тогда так и не решился с ней объясниться... 

 

— Ясно. И ни под какой звездой вы с ней тоже не гуляли. А с будущей женой вас, очевидно, мама познакомила? 

 

— А вот и нет! Ну, то есть не совсем... тетя. 

 

— Итак, жена бросила вас потому, что вы — тряпка и размазня без каких-либо заметных способностей, будь то в возвышенных или в практических областях. Это все, или есть еще причины? Лысина, дурной запах изо рта или от ног? 

 

— Откуда вы... 

 

— Опыт, Илья, опыт. Знаете, сколько таких историй я уже выслушал? Ну давайте, договаривайте уж до конца. Раз позвонили, то нечего скрытничать. Вы импотент, не так ли? 

 

— Нет! Ну то есть не совсем... ЭТО-то я могу, а вот детей у нас никак не получалось... Доктор жене сказал — с ее стороны все в порядке... 

 

— А вам что сказал доктор? Вы обследовались? 

 

— Вы понимаете, я с детства ужасно боюсь ходить по врачам... 

 

— Понимаю. Знаете, в чем ваша главная проблема, Илья? 

 

— В чем? 

 

— В том, что вы лузер. Классический и безнадежный. 

 

— Кто? 

 

— Господи, вы и английского не знаете? Loser. На русский это слово обычно переводят как «неудачник», но это в корне неверный перевод, демонстрирующий, кстати, всю разницу между западным и российским менталитетом. «Лузер» происходит от глагола to lose — «проигрывать». Проигравший всегда знает, что сам виноват в своем проигрыше, и окружающие это знают, и относятся соответствующе. И поэтому, кстати, западный проигравший сохраняет шанс добиться выигрыша в будущем. Но у русских не так. «Неудачник» происходит от слова «удача». Русские во всем винят слепой случай, рок, фатум, обстоятельства, ближних, дальних, работу, природу, весь мир — но только не самих себя! И вместо того, чтобы пытаться что-то реально исправить, они будут умиляться собственной непутевостью, жрать водку и читать Достоевского! 

 

— Я не пью водку! Ну чуть-чуть разве что... когда на работе что-нибудь отмечают и всем наливают... 

 

— Но уж Достоевского-то любите. 

 

— Да, люблю! 

 

— Ну еще бы. Ведь он писал о таких, как вы. И к тому же так приятно ощущать себя интеллигентным человеком, не имея за душой никаких реальных достижений. Только видите ли в чем дело, Илья. В XIX веке вы были нужны хотя бы Достоевскому. Сейчас — вообще никому. Абсолютно. Вы — нуль. Ничтожество. Пустое место. 

 

— И... это говорите мне вы? Сотрудник телефона доверия? Я думал... 

 

— Вы думали, что вас тут будут утешать и отговаривать? Вы позвонили, чтобы услышать сладкую ложь вместо правды? Странные у вас представления о доверии... Собственно, вы и врачей боитесь по той же причине. И, что самое интересное, я ведь не сказал вам ничего нового. Вы же позвонили потому, что сами поняли свою никчемность по всем статьям. Точнее, поняли вы это давно, ну а признали только тогда, когда вам стукнул сороковник. Вот, кстати, еще одна классическая глупая пошлость у таких, как вы — привязывать оценки своей жизни к круглым датам. Да какое значения имеют эти цифры, круглые лишь потому, что у нас на руках по десять пальцев? Если человек ничего из себя не представляет в возрасте тридцать девять лет одиннадцать месяцев двадцать дней — неужели надо ждать еще десять дней, чтобы признать его жизнь провальной? Неужели за эти дни что-то изменится? Вы ведь сами сказали — вам уже поздно пытаться начать жизнь заново. Не могу с этим не согласиться. 

 

— И что же по-вашему... мне и в самом деле стоит... ну... 

 

— Вы с этого и начали разговор, не так ли? Впрочем, нет, не так. У вас кишка тонка даже на это. Настоящие самоубийцы никому не звонят посреди ночи, даже записки редко оставляют — они просто идут и делают свое дело. А истеричные психопаты и ничтожества, неспособные обратить на себя внимание ничем иным, поднимают шум на всю округу: «Ах, смотрите, смотрите, мне плохо! Ах, жалейте, утешайте меня, не то я с собой что-то сделаю!» Только ничего вы не сделаете. Поговорив со мной, вы уляжетесь в свою одинокую постельку и до утра будете жалеть себя, а утром с больной головой опять потащитесь в ненавистный офис, чтобы делать там работу за директорскую секретаршу, которую вы ненавидите и считаете дешевой шлюхой потому, что она никогда не даст такому, как вы. Описать вам дальнейшие перспективы, Илья? Впереди у вас — ничего, кроме одинокой старости. Без семьи, без друзей, без любимого дела. Без денег, что весьма немаловажно. И без приличного здоровья, учитывая ваше отношение к медицине и отсутствие силы воли, необходимой для поддержания себя в форме. И вы все это понимаете не хуже меня. Но, тем не менее, не сделаете то единственное разумное, что еще можете сделать. Потому что вы трус. 

 

— А вот и сделаю! Сделаю, черт бы вас побрал! И моя смерть будет на вашей совести! 

 

— Ну разумеется, пенять на зеркало — как это умно и оригинально... 

 

— Я уже влез на стул! Послушайте... я понял, это такая шоковая психотерапия, да? Сейчас вы скажете, что на самом деле не все так плохо? Только говорите скорее, потому что я и в самом деле стою на стуле с петлей на шее... 

 

— Никакой психотерапии. Терапия в вашем случае бессильна. Советую проверить прочность веревки. Будет очень обидно упасть и сломать себе копчик. 

 

— Я сделаю это! На самом деле сделаю! Считаю до трех! Раз... Ну? Два-а-а... А, будь оно все проклято! Три! 

 

Шум падающего стула и почти сразу за ним — короткий стук ударившейся об пол трубки. Я знаю, это не инсценировка. Я плавно опускаю трубку на рычаг. 

 

Ну да, номер моего телефона всего одной цифрой отличается от телефона доверия. И я чертовски не люблю, когда меня будят звонками по ночам.

Report Page