Тайная история

— Ну ты и тормоз — Джек Тейтельбаум, кто ж еще? В Дурбинстальском подвале. Вроде как должна играть Сидова группа, кстати, на ударных там снова Моффат. А еще что-то такое говорили про стриптиз в клетке. Короче, думай скорей, и пошли.
Ответить у меня не поворачивался язык. Категорический отказ от приглашений Джуди стал рефлексом настолько прочным, что я просто не мог заставить себя сказать «да». Но тут я представил себе свою комнату — кровать, стол, комод, брошенные книги.

— Да хватит тебе, — кокетливо сказала Джуди. — Ты и так никогда никуда со мной не ходишь.
— Ладно, уговорила. Дай только пальто захвачу.

Только гораздо позже я узнал, что за снадобье дала мне Джуди, — демерол. Когда мы пришли на вечеринку, он уже начал потихоньку действовать. Цвета, очертания, снежная кутерьма за окном, грохот Сидовой группы — все было мягким, утешным, всепрощающим. В лицах людей, прежде мне отвратительных, я замечал странную красоту. Я всем улыбался, и все улыбались в ответ.

Джуди (ах, Джуди, благослови ее Бог) оставила меня в компании того самого Джека Тейтельбаума и какого-то парня по имени Ларс и ушла, чтобы принести нам выпить. Все вокруг было омыто небесным светом. Я слушал, как Ларс и Джек разговаривают о пинболе, мотоциклах, женском кикбоксинге, и был искренне тронут их попытками вовлечь меня в беседу. Ларс предложил мне тяжку травы. Жест показался мне несказанно душевным, и внезапно я понял, что был несправедлив к моим сотоварищам по колледжу. Это были простые, хорошие люди, соль земли, люди, знакомство с которыми я должен был почитать за честь.

Пока я пытался придумать, как же облечь это прозрение в слова, Джуди вернулась с выпивкой. Я прикончил свою порцию и, отправившись за новой, ощутил, что бреду в приятном, текучем тумане. Кто-то угостил меня сигаретой. Я увидел Джада и Фрэнка — Джад красовался в картонной короне с эмблемой «Бургер-кинга». Как ни странно, этот убор был ему к лицу. С запрокинутой в диком хохоте головой, с огромной кружкой пива в руках, он походил на какого-то мифического ирландского героя — Кухулина или, может быть, Брайана Бору. В задней комнате Клоук играл в пул. Я незаметно понаблюдал за ним — с мрачной миной он натер мелом кий и нагнулся над столом.

Щелк.
Разноцветные шары разлетелись по полю. Перед глазами у меня поплыли пятна света. Я задумался о молекулах, атомах и прочих бесконечно малых, невидимых глазу частицах.

Потом я помню, что меня начало мутить и я стал протискиваться к выходу, на воздух. Я видел дверь, приглашающе подпертую кирпичом, чувствовал на лице холодную струю сквозняка. Потом… не знаю, наверно я отключился, потому что в следующий момент я уже стоял, прислонившись к стене, и мне что-то говорила какая-то незнакомая девушка.

Постепенно до меня дошло, что, должно быть, я оказался с ней рядом уже некоторое время назад. Похлопав глазами, я предпринял отважную попытку поймать ее в фокус. Очень симпатичная: добродушное курносое лицо, темные волосы, веснушки, голубые глаза. Я уже видел ее, в очереди у стойки или где-то еще, и не обратил особого внимания. И вот она стоит передо мной, как видение, пьет красное вино из пластикового стаканчика и называет меня по имени.

Я не мог разобрать, что она говорит, но тембр ее голоса — хрипловатый, жизнерадостный, необъяснимо приятный — различал даже сквозь шум. Я наклонился — она была невысокой, метр пятьдесят с небольшим, — и приставил к уху ладонь:
— Чего?
Рассмеявшись, она привстала на цыпочки и приблизила лицо вплотную. Запах духов. Жаркие волны шепота, бьющие в щеку.
Я ухватил ее за запястье.
— Здесь слишком шумно, — проговорил я ей на ухо, задев губами прядь волос. — Давай переместимся.
Она снова засмеялась:

— Но мы же только вошли. Ты сказал, что замерз.
«Хмм…» — это меня озадачило. Ее бледные глаза выдавали скуку и, казалось, разглядывали меня с какой-то интимной насмешкой.
— Я хотел сказать, куда-нибудь, где потише.
Она перевернула стаканчик и посмотрела на меня сквозь прозрачное донышко:
— К тебе или ко мне?
— К тебе, — не раздумывая ни секунды, ответил я.

С ней было хорошо. Смешки в темноте, разметавшиеся по моему лицу волосы и забавные короткие придыхания, совсем как у тех случайных девушек в старших классах. Мои ладони уже почти забыли, что такое тепло чужого тела. Когда, спрашивается, я в последний раз вот так целовался? Сто лет назад.

Странно думать, как просто все бывает. Вечеринка, несколько коктейлей, прелестная незнакомка. Именно так и жило большинство моих однокашников. Потом, за завтраком, они рассказывали друг другу о своих любовных приключениях с таким смущенным видом, будто эта милая, безобидная слабость, занимавшая в каталоге грехов графу где-то посредине между пьянством и обжорством, на самом деле была верхом разврата.

Постеры, засохшие цветы в пивной кружке, зеленоватая подсветка магнитофона. Все это очень напоминало мою провинциальную юность, но казалось невероятно далеким и невинным, как нечаянно всплывший эпизод выпускного бала. Ее блеск для губ на вкус был как жевательная резинка. Я зарылся лицом в нежную, горьковато пахнущую шею и принялся раскачивать податливое тело — что-то шепча, бормоча, чувствуя, как проваливаюсь все глубже и глубже во мрак полузабытой жизни.

Я проснулся в абсолютной панике. Перед глазами дьявольским красным светом мигали электронные часы — 02:30. Мне приснился сон, в общем-то совсем не страшный: мы с Чарльзом ехали в поезде и второпях пробирались от тамбура к тамбуру, пытаясь от кого-то скрыться; вагоны были набиты народом с вечеринки — Джуди, Джек, Джад в картонной короне. Однако весь сон напролет меня не покидало ощущение, что все это не важно, что у меня есть какая-то более насущная проблема, вот только никак не удается вспомнить, в чем она заключается. Потом я вспомнил и сразу проснулся.

Ощущение было такое, как будто, очнувшись от кошмара, я попал в еще худший кошмар. Лихорадочно хлопая по стене в поисках выключателя, я вдруг с ужасом понял: это не моя комната. Непонятные очертания, незнакомые тени угрожающе обступили меня со всех сторон; я никак не мог взять в толк, где нахожусь, и несколько мгновений был во власти дикой мысли, уж не умер ли я? Вдруг под боком я почувствовал чье-то тело и инстинктивно отпрянул. Потом тихонько толкнул его локтем — никакой реакции. Минуту-другую я лежал, стараясь собраться с духом, затем встал, нашарил в потемках свои вещи и, кое-как одевшись, ушел.

Выйдя из здания, я поскользнулся на обледенелой ступеньке и спикировал носом в самый настоящий сугроб. Помедлив пару секунд, я поднялся на колени и с изумлением огляделся. Несколько запоздалых снежинок — еще куда ни шло, но я никогда бы не подумал, что погода может измениться так стремительно, а главное, до такой степени. От цветов не осталось и следа, лужайки как не бывало. Повсюду, насколько хватало глаз, простиралось чистое гладкое покрывало голубоватого искрящегося снега.

Саднило ладони, вдобавок я, кажется, сильно ушиб локоть. Не без труда поднявшись на ноги, я обернулся посмотреть, откуда же я вышел, и с ужасом понял, что это был корпус Банни. Черное окно его комнаты на первом этаже молчаливо воззрилось на меня. Я представил пустую кровать, запасные очки на столе, улыбающиеся в темноте лица на семейных фотографиях.

Вернувшись к себе путаным кружным путем, я повалился на постель прямо в пальто и туфлях. Горел свет (я оставил его, уходя на вечеринку), и я почувствовал себя уязвимым и совершенно беззащитным, но выключать его почему-то не хотелось. Кровать, словно плот, слегка покачивало, и я уперся в пол ногой, чтобы унять эту зыбь.

Потом я уснул и пару часов спал как убитый, пока меня не разбудил стук в дверь. Охваченный новым приступом паники, я вскочил, силясь совладать с пальто, которое умудрилось обвиться вокруг ног и теперь сопротивлялось с отчаянием живого существа.
Дверь приоткрылась. Ни звука. «Что, черт возьми, с тобой такое?» — раздался затем чей-то резкий голос, и на пороге возник Фрэнсис. Он стоял и смотрел на меня, как на буйнопомешанного, не снимая затянутую в черную перчатку руку с дверной ручки.

Я прекратил брыкаться и уронил голову на подушку. Я так обрадовался ему, что был готов смеяться от счастья, и в голове у меня был такой кавардак, что, кажется, я таки разразился глупым хихиканьем.
— Франсуа, — проблеял я, как последний идиот.
Закрыв дверь, он подошел и остановился, разглядывая меня. Это действительно был он — снег в волосах, снег на длинном черном пальто.
— С тобой все в порядке? — спросил он, выдержав долгую, издевательскую паузу. Я протер глаза и предпринял вторую попытку:

— Привет. Извини. Все нормально, правда.
Он продолжал меня разглядывать. Потом снял пальто и, положив его на спинку стула, спросил:
— Чаю не хочешь?
— Нет.
— Тогда я заварю себе, если ты не против.
Когда он вернулся с кухни, я уже худо-бедно пришел в себя. Он поставил чайник на батарею и достал чайные пакетики из ящика стола:
— Вот, присоединяйся. Специально оставлю тебе чашку без трещины. Молока на кухне не было.

Его присутствие действовало успокаивающе. Я сидел, пил чай и смотрел, как он снимает туфли и носки и устраивает их возле батареи на просушку. У него были длинные, узкие ступни — пожалуй, даже слишком длинные для его тощих, костлявых лодыжек. Он пошевелил босыми пальцами, посмотрел на меня:
— Жуткая ночь. Ты выходил на улицу?
Я вкратце рассказал ему о своих похождениях, опустив эпизод с девушкой.

— Ничего себе, — сказал он, ослабив узел галстука. — А я просто слонялся по квартире, пугаясь собственной тени.
— Как остальные? Кто-нибудь звонил?
— Нет. Около девяти позвонила мать, но у меня не было сил с ней разговаривать. Соврал, что сижу над домашней работой.
Я уставился на его руки, которые двигались по столу как самостоятельные существа. Заметив мой взгляд, он прижал ладони к столешнице.
— Нервы, — сказал он.

Какое-то время мы просто сидели молча. Я поставил чашку на подоконник и лег, прислонившись затылком к стене. После демерола в голове осталось что-то вроде эффекта Доплера, словно бы мимо с шумом проносились машины и, затихая, исчезали вдали. Я таращился в пустоту — не знаю, как долго, — но мало-помалу начал улавливать, что Фрэнсис смотрит на меня с каким-то странным интересом. Я что-то пробормотал и, спрыгнув с кровати, шагнул к комоду, чтобы достать алкозельтцер.

От резкого движения в глазах потемнело. Ничего не соображая, я безуспешно пытался вспомнить, куда засунул нужную коробку, как вдруг почувствовал, что Фрэнсис стоит прямо у меня за спиной, и обернулся.
Его лицо оказалось совсем близко. Он положил руки мне на плечи и, наклонившись, поцеловал в губы.

Это был настоящий поцелуй — медленный, долгий, основательный. Я потерял равновесие и, стараясь не упасть, схватил его за руку; он втянул воздух, его ладони скользнули мне за спину, и, не успев ничего сообразить, я сам уже целовал его. Острый язык, горький, мужской вкус чая и сигарет.
Тяжело дыша, он высвободился и стал целовать мне шею. Мой взгляд ошалело пронесся по комнате: ничего себе ночка.
— Слушай, Фрэнсис, прекрати.

Он уже расстегивал мне верхнюю пуговицу рубашки, но вдруг зашелся сдавленным смехом.
— Болван, ты хоть знаешь, что у тебя рубашка наизнанку?
Обессиленный и растерянный, я тоже засмеялся:
— Хватит, Фрэнсис, отстань от меня.
— Будет здорово, обещаю.
События развивались. По моим издерганным нервам пробежала предательская искра. Глаза Фрэнсиса за стеклышками пенсне казались неправдоподобно большими и порочными. Он быстро снял его и не глядя бросил на комод.

Тут совершенно неожиданно в дверь постучали. Отшатнувшись друг от друга, мы переглянулись.
Фрэнсис тихо выругался и прикусил губу. В ужасе застегивая рубашку непослушными пальцами, я уже раскрыл рот, но он тут же шикнул на меня.
— А вдруг это?.. — прошептал я.
Я хотел сказать «А вдруг это Генри?», но в голове у меня вертелось «А вдруг это полиция?», и я знал: у Фрэнсиса в голове тот же вопрос.

Снова стук, на этот раз более настойчивый. С колотящимся от страха сердцем я добрался до кровати и сел, стараясь придать себе непринужденный вид. Пригладив волосы, Фрэнсис крикнул: «Войдите!».
Мне было так плохо, что я даже не сразу понял, что на пороге всего лишь Чарльз. Он стоял, опершись локтем о дверной косяк, вокруг шеи небрежными петлями был обмотан красный шарф. С первого взгляда было ясно, что он пьян.
— Привет, — кивнул он Фрэнсису. — А ты-то какого черта здесь забыл?

— Слушай, ты напугал нас до смерти.
— Жалко, не знал, что ты тут окажешься. Генри позвонил и выдернул меня из постели.
Мы оба озадаченно смотрели на него, ожидая разъяснений. Он скинул пальто и, повернувшись, остановил на мне напряженный, водянистый взгляд:
— Ты мне снился.
— Чего?
— Только что вспомнил, — не сразу произнес он. — Сегодня ночью мне приснился сон, и там был ты.
Прежде чем я успел сказать ему, что он мне тоже снился, вмешался Фрэнсис:
— Ладно, Чарльз, что все-таки случилось?

Чарльз пригладил растрепанные волосы.
— Ничего, — ответил он и, сунув руку в карман пальто, достал оттуда пачку сложенных вдоль листков. — Ты сделал домашнее задание по греческому?
Я хлопнул себя по лбу. За все выходные я даже ни разу не вспомнил про задание на понедельник.
— Генри подумал, ты мог забыть. Он позвонил и попросил принести тебе на всякий случай, чтобы ты списал.

Чарльз набрался под завяз, хотя по голосу этого вовсе не чувствовалось. Слова текли плавно, но от него за версту несло виски, и он с трудом держался на ногах. Лицо его ангельски сияло и румянилось.
— Он больше ничего не сказал? Может, он уже что-то слышал?
— Генри очень расстроен из-за погоды. Пока ничего такого он не слышал. Слушайте, ну и жарища здесь у вас, — вздохнул он, скидывая пиджак.

Фрэнсис, закинув ступню одной ноги на колено другой и придерживая на лодыжке чашку, поглядывал на Чарльза с мрачной хитрецой. Пошатнувшись, как кегля, тот резко повернулся к нему:
— Чего уставился?
— Скажи-ка, нет ли у тебя случайно в кармане бутылки?
— Нет.
— Глупости, Чарльз, что же еще может там так плескаться?
— Ну и что с того?
— Я бы не отказался от глоточка.

— Ах так, ну ладно, — недовольно пробубнил Чарльз. Он взял пиджак и вынул из внутреннего кармана плоскую бутылку, где еще оставалось немного виски. — Держи. Только не будь свиньей.
Фрэнсис допил чай и взял бутылку.

— Спасибо, — сказал он и вылил все содержимое в чашку. Я взглянул на него: темный костюм, прямая осанка, небрежно скрещенные ноги — сама респектабельность, если не считать босых ног. Внезапно я понял, что смотрю на него взглядом постороннего, взглядом, каким я смотрел на него при нашей первой встрече, и вижу невозмутимого, благовоспитанного, богатого, безупречного во всех отношениях юношу. Иллюзия была настолько убедительной, что, даже понимая ее вопиющее несоответствие действительности, я ощутил странное облегчение.

Он залпом выпил виски.
— Чарльз, нам нужно тебя протрезвить. Через пару часов уже занятие.
Чарльз со вздохом плюхнулся в изножье кровати. Он выглядел изможденным, но признаком этого была не смертельная бледность, не круги под глазами, как бывает обычно, а румяная и сонная тоска.
— Знаю, — отозвался он. — Надеялся, что пройдусь и все выветрится.
— Тебе стоит выпить кофе.
Он утер капли пота со лба:
— Нет, одним кофе здесь не поможешь.

Я разгладил листки и, сев за стол, начал переписывать упражнения.
Фрэнсис подсел к Чарльзу:
— А где Камилла?
— Спит.
— Как провели вчерашний вечер? Пьянствовали?
— Нет. Квартиру убирали, — обиженно бросил Чарльз.
— Смеешься?
— Нет, серьезно.

Я тоже все никак не мог протрезветь, и поэтому смысл переписываемого отрывка от меня упорно ускользал. Мозг разве что случайно выхватывал какое-нибудь предложение из толщи текста. Устав от долгого марша, солдаты остановились, чтобы принести жертвы в храме. Я вернулся на родину и сказал, что видел Горгону, но при этом не обратился в камень.
— У нас дома полно тюльпанов, можешь взять себе, если хочешь, — ни с того ни с сего предложил Чарльз.
— В смысле?

— Пока все не завалило снегом, мы выбрались из дома и нарвали сколько смогли. Теперь они повсюду, даже в стаканах.
«Тюльпаны», — повторил я про себя, уставившись на мешанину букв. Интересно, как называли их древние греки, если только они вообще у них росли? На тюльпан похожа буква «пси». Внезапно среди непроходимой алфавитной чащи один за другим стали появляться черные тюльпанчики, быстро и хаотично, как капельки дождя.

Текст сливался в одно пестрое пятно. Я закрыл глаза и долго сидел в полудреме, пока не услышал, что меня зовет Чарльз. Не вставая, я обернулся — они собрались уходить; сидя на кровати, Фрэнсис завязывал шнурки.
— Куда вы?
— Домой, переодеться. Уже поздно.

Я совсем не хотел оставаться в одиночестве, но вместе с тем ощутил необъяснимо острое желание, чтобы они оба поскорее убрались. Уже встало солнце, и, уходя, Фрэнсис выключил лампу. От бледного, сдержанного утреннего света показалось, что стало ужасно тихо.
— Пока, — бросил он, и вскоре с лестницы донеслись их удаляющиеся шаги.
В этот ранний час все было приглушенным и выцветшим — грязные чашки, незаправленная кровать, снежинки, проплывавшие за окном с угрожающим спокойствием.

В ушах звенело. Дрожащей, испачканной чернилами рукой я снова принялся выводить буквы, и скрип пера по бумаге звучал непривычно громко. Я подумал о комнате Банни, об ущелье, о бесконечных пластах тишины, которые пролегли между ними.

— А где же Эдмунд? — спросил Джулиан, когда мы открыли учебники.
— Полагаю, дома, — отозвался Генри. Он пришел перед самым началом, и у нас не было возможности поговорить. Он выглядел спокойным, хорошо отдохнувшим — куда больше, чем того заслуживал.

Остальные тоже держались на удивление уверенно. Даже Фрэнсис и Чарльз были аккуратно одеты, гладко выбриты и вели себя так, словно решительно ничего не произошло. Камилла сидела между ними, небрежно примостив локоть на стол и подперев щеку ладонью, безмятежная, как орхидея.
Джулиан недоуменно посмотрел на Генри:
— Он что, болен?
— Не знаю.
— Возможно, он немного опаздывает из-за погоды. Думаю, нам стоит подождать еще минуту-другую.
— Да, давайте подождем, — сказал Генри и снова уткнулся в книгу.

После занятия, когда, покинув Лицей, мы подошли к березовой роще, Генри огляделся, желая удостовериться, что поблизости никого нет. Мы сбились плотнее, ожидая, что он скажет, и стояли, пуская облачка пара, но тут я услышал, что меня кто-то зовет, и заметил вдалеке доктора Роланда, ковылявшего по снегу с проворством ожившего кадавра.

Пожав плечами, я переглянулся с остальными и пошел ему навстречу. Тяжело дыша, то и дело прерывая речь кашлем и бормотанием, он принялся рассказывать мне о каком-то деле, ради которого я должен срочно заглянуть к нему в кабинет.

Мне ничего не оставалось, как последовать за ним, подстраивая свой шаг под его немощное шарканье. Поднимаясь по лестнице, доктор Роланд то и дело останавливался, чтобы пнуть мелкий мусор, пропущенный уборщицами, и всякий раз сопровождал это назидательными комментариями. Он продержал меня с полчаса. Когда наконец-то с опухшими ушами и рассыпающейся стопкой листов под мышкой я вылетел на крыльцо, возле рощи уже никого не было.

Не знаю, чего я ожидал, но за ночь земля определенно не сорвалась с орбиты. Студенты сновали туда-сюда, спешили на занятия, все шло своим чередом. Небо скрывала серая пелена, с гор дул ледяной ветер.
Захватив в кафетерии молочный коктейль, я пошел домой. В коридоре я чуть не столкнулся с Джуди и был награжден свирепым взглядом. Под глазами у нее были черные круги, весь вид выдавал жестокое похмелье.
— О, привет, — пробормотал я, осторожно огибая ее. — Извини.
— Эй, постой! — раздалось в ответ.

Я обернулся.
— Так, значит, ты вчера гостил у Моны Бил?
Сначала я даже не понял, что она имеет в виду:
— Чего?
— Ну и как она? — ехидно продолжала Джуди. — Бойкая девушка?
Смутившись, я пожал плечами и пошел было дальше, но она на этом не успокоилась и схватила меня за локоть:
— Кстати, ты в курсе, что у нее есть друг? Тебе повезет, если он ничего не узнает.
— Мне все равно.
— В прошлом семестре он избил Брэма Гернси — думал, тот пытается ее клеить.
— Если кто кого и клеил, то это она меня.

Искоса взглянув на меня, Джуди ухмыльнулась:
— Я просто хотела сказать, что она в общем-то не особо выбирает, кому давать.

Перед самым пробуждением мне приснился кошмар.
Я был в большой старомодной ванной комнате, как в фильмах с За За Габор, — золоченая фурнитура, зеркала, розовая плитка. В углу на тонкой высокой подставке стоял круглый аквариум с золотыми рыбками. Я подошел посмотреть на них, но, едва стихло кафельное эхо шагов, услышал равномерное «кап-кап-кап» из крана.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь