Табор

Когда шумный табор появился в конце улицы, никто и подумать не мог, что часть его останется обживать новенький двухэтажный дом из итальянского кирпича. Первое время бдительные соседи высматривали, не замелькают ли по кустам использованные шприцы да не начнут ли пропадать оставленные без присмотра вещи - но дни шли, а никакого криминала не происходило. Постепенно с новыми соседями познакомились все старожилы - да и вопреки ожиданиям, в доме поселилось не так много людей: старая Роза и её сын Алмаз вместе с русской женой Наташей и пятью мелкими чумазыми чертенятами - Сашкой, Ванькой, Петькой, Лёшкой и Толиком. Они были очень подвижными, шебутными, в одинаковых видавших виды и сильно потёртых костюмчиках, но вот что странно - ни разу никто не замечал, чтобы хоть один из них разбил себе коленку или расцарапал руку. И вот однажды Анджела Сергеевна, самая активная и любопытная бабуля на нашей улице, пригласила Розу на чай, чтобы аккуратно расспросить, что за чудеса - внучат своих ли она в строгости держала или отец их так гонял, что мальцы были ловкими да крепкими?

Роза отмалчивалась, но тут Анджела заговорила о своём внуке - Егорке - и что-то неуловимо изменилось:

- Так говоришь, - прервала рассказ Анджелы Сергеевны о приключениях внука в летнем лагере, - дерётся часто твой Егорка?

- Истинный крест (лицо Розы оставалось спокойным - маленькую проверку Анджелы она прошла даже не поменявшись в лице) - каждый день то губа разбита, то коленки все посчёсаны... - запричитала старушка.

- Наши мужчины дерутся с детства. - Помолчав, задумчиво сказала Роза. - Только они злые - ножами режут по животу, шилом колют в бока, плетками полосуют друг другу спины... Пока рос Алмаз, я плакала по ночам - боялась, что однажды не придёт с улицы. Но он вырос и стал отцом, а я - бабкой. И тогда, чтобы не плакать за внуками, я пошла к старой Вадоме. Она научила меня, как говорить и что делать над спящими, чтобы ни штык, ни пуля их не ранили; ни палка, ни гвоздь, ни кнут - ни одного пореза или прокола не оставят на их коже. Старые слова мне Вадома сказала - их ещё бабки наших бабок над солдатами читали, которые шли турков бить. Хочешь, и над Егоркой твоим их скажу?

Анджела Сергеевна не верила в Бога - она родилась в городе, образование получала в советские времена, поэтому "опиум для народа" был ей чужд. Но Роза так спокойно и уверенно говорила, а Егорку Анджеле был так жалко...

Сарафанное радио заработало через месяц: внук Анджелы Сергеевны, когда играл с друзьями на заброшенной стройке, упал на старую бытовку с третьего этажа и проломил крышу. Когда же из ватаги пацанят двое самых смелых пошли выручать друга, тот как ни в чём ни бывало вылез через разбитое оконце и они продолжили беготню. На Егорке не было ни царапинки. Вскоре Розу позвали на чай ещё в один дом на чай, затем в другой, потом в третий: порой она отказывала в помощи, порой соглашалась - заранее предугадать её ответ не мог никто. Те же, кому она не отказала, и впрямь стали какими-то "толстокожими": родители не могли нарадоваться на своих чад, которые приходили в грязной или порванной одежде, но неизменно целыми и невредимыми.

... Первым пропал Егорка. Следом за ним исчезли ещё несколько ребят - пошли играть и не вернулись. Лишь спустя неделю родители поняли, что всех пропавших "заговаривала" Роза. Решив, что дети могут быть у цыган, плотным строем они пропавших пошли вершить скорый и праведный суд, но двухэтажный домик из кирпича-итальянца оказался пуст. В полиции же лишь отмахивались от россказней сходящих с ума от горя родных, хотя версию с цыганами и рассматривали поначалу, как одну из возможных. Впрочем, позже, на очередном совещании было решено искать маньяка.

...Алмаз вёл небольшую пассажирскую газельку аккуратно, стараясь не разбудить спящих родных. Глядя перед собой на набегающий, как бесконечная волна, асфальт, он вспоминал... В тот день его, сильно порезанного, принесли домой друзья. Роза, выплакав слёзы, собралась с духом и пошла к старой гадалке, что жил на отшибе. Алмаз думал, что мать будет его лечить после этого визита как-то по иному, но день проходил за днём, выздоровление шло медленно, а Роза была рядом, лишь иногда отлучаясь "по делам". Когда Алмаз мог уже ходить, мать принесла ему новую одежду - кожаные жилетку и штаны, сказав, что если он хочет впредь гулять на улице, то будет ходить только в них. В первый же вечер брат обидчика с воем и плачем набросился на Алмаза, попытавшись ударить его заточкой в печень. Заточка погнулась об жилетку... Однажды он спросил об этом Розу и та нехотя призналась, что знает как сделать мужчину неуязвимым на некоторое время, но потом "придёт Дэв и пожрёт его душу и внутренности, оставив в насмешку только шкуру, которую он спасал всё это время" - так сказала ей Вадома. Первым, кого Роза заговорила, пока он спал, был парень, порезавший Алмаза... Сын Розы рос, и рано или поздно мать уходила в ночь заговаривать очередного обидчика её сына, а спустя неделю неизменно возвращалась с заготовкой для штанов с жилеткой - только побольше.

...Толик, спавший ближе всех к водительскому месту, вздрогнул во сне и поёжился: на нём, как и на его братьях, был надет новенький кожаный костюмчик. Они возвращались в табор, а мужчины там с детства ножами режут по животу, шилом колют в бока, плетками полосуют друг другу спины...