СВЕТЛЫЙ РУЧЕЙ

Идея поставить этот балет Шостаковича принадлежит Алексею Ратманскому. Он был очарован музыкой и, по его собственному признанию, слышал и видел, как отражены в ней все перипетии либретто. Музыка «Светлого ручья» не пропадала втуне, что-то звучало с концертной эстрады, что-то послужило музыкальной основой для других балетов. Но Ратманский решил дать вторую жизнь именно «Светлому ручью» и даже не посягнул на «устаревшее» либретто. Сюжет, пусть незатейливый, счел вполне симпатичным и взялся за него не для того, чтобы дать волю своей иронии. («Ироничность — вообще не определяющее свойство моей натуры», — говорит он. ) Хотя и отметил, что некоторое остранение, некоторую издевку в какой-то мере обеспечил сам композитор. 

Главным в музыке «Ручья» для Ратманского была как раз ее абсолютная предназначенность для танца, как будто это Минкус, только гениальный. На музыку Минкуса ставились развернутые классические балеты. И Ратманский, придумывая свой «Ручей», следовал канону, отдав дань даже традиционной балетной пантомиме. Если это и постмодернизм, то с легким дыханием, точнее, с легкой поступью. 

В этом балете хореограф, как всегда, играет в свою любимую игру — стилевую. Все счастливо, не противореча одно другому, под знаменем железной логики и изящного чувства юмора, соединилось в «Светлом ручье» — от старинной пантомимы до советской акробатической удали балета и физкультпарада. И новейшее средство передвижения — велосипед — вписалось как нельзя лучше, передав свой лукавый привет старинным транспортным средствам — слону из «Баядерки» или коню из «Дон Кихота». Безусловно, отдельным удовольствием и упражнением в чувстве юмора стала для хореографа постановка виртуозного мужского танца для балерины и женского — для танцовщика. 

Но вот уж кто от души погрузился в пародийно-китчевую стихию, так это художник-постановщик Борис Мессерер, чьи отец и тетя Асаф и Суламифь Мессерер танцевали, конечно, в 30-е годы в декорациях совсем иного рода. «Восстановленные» бодрые лозунги и плакаты советской эпохи недвусмысленно «улыбаются» нынешним рекламным слоганам и заставкам. Бутафорские паровозики-самолетики слишком игрушечны, чтобы демонстрировать впечатляющие достижения народного хозяйства (за подсказку как будто взяты наблюдения автора печально знаменитой «правдинской» статьи «Балетная фальшь», уничтожившей этот балет). Зато достижения народного искусства — скульптуры, «взятые напрокат» с ВДНХ, или «обнаженная» с веслом — возвышаются над жизнерадостной ситцевой Кубанью настоящими исполинами. 

Постановка обеспечила работой едва ли не всех молодых солистов труппы, позволила повернуться к публике новыми гранями таланта премьерам (так, выяснилось, что многие танцовщики Большого театра обладают незаурядным комедийным дарованием и вполне конкурентоспособны в качестве сильфид), понравилась и зрителю, и критике, и принесла новое назначение своему создателю. Как в свое время Федор Лопухов, Алексей Ратманский после премьеры получил предложение стать художественным руководителем Большого балета.