Стена

#классика@proigrivatel

Перешептывания за спиной сопровождали меня повсюду и с самого детства.

— Не подходите к нему, он ненормальный, — предостерегали мамочки своих чад.

— Психопат! — визжали их дети, пиная тяжелыми башмаками мои бока, пока учителя наблюдали из темных классных комнат.

Сколько себя помню, приемная мать всегда внушала мне: “Ты обуза, ты никчемный и бесполезный. Не жалуйся.Ты должен быть благодарен только за то, что ты дышишь. Принимай все как есть.” И я принимал, никогда не затевал восстаний против обидчиков. Я считал их правыми.

***

Разве люди могут уважать то, чего не могут понять? То, что необъяснимо, подлежит немедленному пресечению и последующему уничтожению.

Я знал это, но все же надеялся, что моя магия будет полезна людям.

В мерзлой земле я выращивал цветы, превращал черствый хлеб в нежную булку, исцелял прикосновением, видел неупокоенные души и иногда разговаривал с ними, когда было совсем одиноко и рядом никого не было.

Казалось бы, чудесный дар, живи и не тужи. Как бы не так. Я был самым обычным мальчиком, а мой дар проявлялся лишь тогда, когда кому-то была нужна помощь. Мне нельзя было использовать его для себя: в моих же руках нежные цветы превращались в сухую со снегом землю, а теплый хлеб и вовсе начинал кишеть червями.

После очередного, полного побоев дня в школе я шел домой и размышлял, к кому в подмастерья пойти лучше всего: к плотнику или кузнецу. Мимо меня проплывали прохудившиеся двухэтажные закоптелые дома. Между ними на бечевках висело серое белье, такое же прохудившееся и с заплатками. В одном из таких же домов, вернее в небольшой комнатушке под крышей, жила моя приемная семья: родители и две сестры-ровесницы.

Я остановился в переулке. Домой совсем не хотелось, и я, купив за медный грош яблоко, отправился к реке. Пологие, еще покрытые травой, но уже желтой и пожухлой, склоны спускались к темно-синей воде. Был почти вечер, дул холодный ветер, и я втянул шею в плечи и обхватил себя руками.

В тумане я увидел полупрозрачный силуэт, стоящий по колено в ледяной воде. У силуэта была высокая прическа и длинное простое платье, подол которого он держал в тонких руках.

— Эй! — крикнул я, прежде чем успел осознать это. Не знаю, зачем я это сделал, ведь обычно я не заговариваю с душами первый.

Она обернулась, и я мгновенно влюбился во взгляд темный, как эта вода вокруг нее, больших глаз.

Девочке на вид было пятнадцать, чуть младше меня. Она вышла из реки и села на траву, поджав колени к груди.

— Ты кого-то ждешь? — спросил я.

Она смотрела куда-то вдаль, туда, откуда обычно приплывали большие лодки и первые пароходы.

— Я жду отца, — тусклый голос, печальный и немного хриплый.

“Бедняжка, — подумал я и покачал головой. — Утопленница, наверное.”

Я сел рядом и стал вспоминать. Недавно мимо города проплывала баржа, и с нее случайно упала девочка, дочка какого-то там магната с Запада. Я не знал подробностей, и потому решил, что моя новая знакомая и есть та несчастная.

— Ты здешняя? — снова подал я голос.

— Нет, я приплыла на большом корабле издалека, — девочка покачала головой. Мне стало ее жаль: такая красивая, и уже мертва. В тот миг я впервые задумался о несправедливости мира.

— Меня зовут Джон, если хочешь, можешь обращаться ко мне, если тебе что-то понадобится.

Она промолчала и не обратила на меня внимания. Я, тихо поднявшись, ушел.

***

Я много раз видел ее на пристани, но снова заговорить решился только спустя две недели. Все это время я грезил о ней, смущался при мысли о ее глубоких глазах и грустной улыбке, с которой она порой глядела на меня, когда я проходил мимо. Однажды, сидя на крыше одного из домов на берегу, я даже нарисовал углем ее портрет на какой-то ненужной серой тряпке. Я спал с ним, носил у груди, любовался по утрам и вечерам, гадал, как ее зовут и “примерял” к ее лицу разные имена. Боле я не обращал внимания на обидчиков в школе, да и они, казалось, забыли обо мне, настолько влюбленная и тупая рожа у меня, вероятно, была.

С реки дул сильный ветер, трепал светлые волосы. Мимо нее по булыжникам мостовой проходили люди, не видя жалкого призрака, топчущегося и заламывающего тонкие руки. Временами она утирала большие слезы с белых щек, поджимала тонкие розовые губы и будто дрожала на ветру. Что-то ужасающе красивое было в ней.

Я, собравшись с духом, подошел к ней и сказал:

— Привет.

Она лишь посмотрела на меня и, узнав, отвела глаза. Черные, густые ресницы трепетали. Мне захотелось взять ее за руку, и я улыбнулся.

— Не хочешь прогуляться?

Она кивнула, и мы побрели бок о бок в молочном осеннем тумане.

— Почему ты со мной заговорил? — после долгого молчания спросила она, опустив глаза. “Смущена,” — волнующе отдалось в груди.

— Ты одинока, как и я, — ответил я. — Одинокие должны помогать друг другу, да?

Синие глаза устремились на меня, и я замер.

— Я жила с отцом на Западе, мы должны были жить в этом городе все вместе: я, папа, моя сестра, — начала она. Слова из-за ветра я еле различал. — Сестра умерла, а отец уехал, пообещав вернуться как только сможет. Я осталась одна. Каждый день я прихожу к реке и жду его пароход в надежде, что он заберет меня и мы снова будем вместе, — казалось, что она заплачет, но она сдержалась и продолжила: — Мне грустно быть одной. Ты понимаешь меня?

Мне хотелось прижать ее к себе, зарыться лицом в воздушные пшеничные волосы, но я знал, что призраков нельзя трогать. Иначе они уже никогда не обретут покоя. Я не смел лишать их последнего пристанища и никогда не прикасался ни к одному из моих прозрачных знакомых.

— Понимаю…

— Жюли, — смущенно улыбнулась она.

— Красивое имя, Жюли, — в груди стало тесно. Почему же так выходит? Я вынужден глядеть на нее, ее слезы, и не мочь сделать ни-че-го. — Знаешь, Жюли, я тоже совсем один. У меня нет своей семьи, я жил в приюте, а потом меня взяла пара с двумя дочками…

— Они добрые? — перебила девочка.

— Ну… — я усмехнулся. — Еда и ночлег у меня есть, а большего мне не надо.

Хрупкие плечики поникли.

— Как жаль, что не у всех есть семья, — вздохнула моя подруга. — Что ты делаешь целыми днями?

— Хожу в школу, а потом…

— Школу?! — воскликнула она, всплеснув руками, и мечтательно улыбнулась. — Ко мне на дом приходят учителя грамматики и танцев, — прижав к груди руки, она закружилась. Платьице превратилось в белое солнце, каблучки туфель глухо застучали по земле в танце.

— Я обожаю уроки! — Жюли остановилась и, глубоко вдыхая, улыбнулась мне. — А ты?

***

Мы гуляли до темноты. С Жюли я совсем забыл о просьбе матери зайти к бакалейщику. Я, попрощавшись с девочкой на пристани, буквально летел домой. Никогда не было мне так весело, как сегодня. Никогда никто не общался со мной так, как она. Упав на тюфяки в своем углу, я мечтательно потянулся. Вот что такое любовь…

Солнечным утром я встретил Жюли у своего дома. Она нервно переступала с ноги на ногу, постоянно оглядывалась.

— Что такое?

— Джон, — начала она торжественно, — сегодня приезжает мой отец! Я прочла в газете.

Я ужаснулся: нельзя позволить Жюли его встретить, иначе она может помешать жизни своего отца. Обычные люди, не видящие призраков, считают их порождениями ада и боятся. Некоторые духи настолько сильны, что могут появиться в материальном мире. Это разобьет Жюли сердце, если ее отец будет креститься при виде нее.

— Идем же, — она схватила меня за рукав и потащила вниз по улице к причалу.

Я опешил. — Иде-ем!

— Что за… Ты не дух?

Увидев мои ошалелые глаза, Жюли рассмеялась на всю улицу. Прохожие стали оглядываться.

— Д-дух? А ты странный, — она остановилась и весело поглядела на меня. — но так ты нравишься мне еще больше!

— А как же несчастный случай…девочка утонула в реке, я думал, это была ты… А как же отец, ведь он бросил тебя!

Я ничего не понимал и стоял как вкопанный. Жюли, отпустив меня и отступив на шаг, погрустнела:

— Моя сестренка… Бедняжка оступилась и упала в воду. А папа уплыл по делам в большой город, на Запад, оставив меня с гувернантками. Только я сбегала каждый день, чтобы видеться с тобой.

Теплая маленькая рука переплела свои пальцы с моими, и я, ничего не понимающий, но очень счастливый, побежал с Жюли к реке.

‏Source m.vk.com