Стена

На самом деле вполне возможно, что политическая формула может точно описывать реальность. Демократия — это власть Брахманов? Ну ладно. Разве у Брахманов плохо получается исполнять свои обязанности? Неужели мы все более-менее не наслаждаемся миром, свободой, процветанием и прогрессом? И, что ещё более убедительно: разве в тех частях мира, в которых демократии мало, не наблюдается отсутствия этих вещей?

Всё это вполне логично. Но, понимаете, политическая формула и должна быть логичной. Речь идёт не о результатах послеобеденной мыслительной деятельности какого-нибудь клоуна. Речь идёт о результатах более чем двухсот лет эволюционной адаптации. Нам следует ожидать не жалкую мелкую ложь; нам следует ожидать гигантское сооружение, полное всевозможных фантастических хитросплетений лицемерия. Если демократия — это действительно адаптивное заблуждение (и предположить для начала этот худший вариант кажется довольно разумным), то демократия обманывала почти всех на протяжении как минимум почти всего двадцатого столетия.

Поэтому я мог бы сказать, что в Австро-Венгерской Империи было довольно много мира, свободы, процветания и прогресса, но не демократии. Или что то же самое мы можем сказать о Дубае, Гонконге, и во многом даже о Сингапуре. Или что Отцы-основатели, создавшие Американскую республику, в большинстве своём боялись и презирали власть толпы, или что в свете Гражданской войны эти страхи оказались более чем оправданы. Или что так называемые демократии Прогрессивной и Универсалистской эпохи — особенно колониальные образования типа ЕС — сочетают гомеопатические дозы демократии с аллопатическими дозами гегельянского бюрократического государства, функционеры в котором намеренно поставлены в неподотчётное «Народу» положение, и их обязанности на рабочих местах слабо изменятся, если те или иные административные должности внезапно из выборных превратятся в переходящие по наследству.

Однако это будет примерно тот же аргумент, которым обосновывают пользу демократии. Мешанина негативных ассоциаций, противопоставленная мешанине позитивных ассоциаций. Вряд ли подобное можно считать хорошим аргументом против священного статуса-кво.

Как говорил Свифт, пытаться вывести кого-либо аргументами из тех идей, к которым он сам пришёл не аргументами, бессмысленно, и вряд ли многие из нас пришли к демократии из-за каких-то стройных аргументов. Впрочем, я смутно припоминаю свои первые (и наверняка полностью почерпнутые у кого-то ещё) мысли о том, почему демократия такая классная. Возможно, нам стоит попробовать потянуть за эту ниточку.

Я помню, что я считал демократию классной из-за того, что Америка была очевидно демократической и свободной; она противостояла советской системе, бывшей недемократической и несвободной, и обе они сражались с нацистами, которые были недемократическими и злыми. Мне тогда (да и до сих пор, в общем-то) казалось довольно очевидным, что партии, руководившие этими недемократическими государствами, были просто-напросто мафиозными структурами.

И у нас снова появляется ассоциация: демократия — свобода и процветание, недемократия — тирания и бедность. Казалось бы, дело закрыто.

К сожалению, корреляция не подразумевает причинно-следственную связь (http://en.wikipedia.org/wiki/Correlation_does_not_imp..). И мы можем привести другое объяснение этой корреляции, которое, кажется, звучит не менее осмысленно.

С обыденной точки зрения демократия — это такое лекарство от болезни. Эту болезнь проще всего назвать примитивностью. Примитивные государства тираничны и — откровенно говоря — звероподобны; они напоминают нам шимпанзе своими вождями племён и племенными войнами. Демократия излечивает эту болезнь и даёт нам телевидение высокой чёткости и айфоны. Те, кто отказываются от нашей демократической пилюли, застревают в своём мире шимпанзе, живут под предводительством главных шимпанзе и охотятся палками-копалками на муравьёв.

С инвертированной точки зрения демократия — это такой яд. Постоянная борьба за политическую власть, которую создаёт демократия, приводит к постоянным стычкам в ограниченных войнах — в этих стычках использование оружия совсем не допускается, а результат битв решает число солдат и только оно. Иными словами, демократия — это постоянный источник трения (http://unqualified-reservations.blogspot.ru/2007/06/f..). Лишь очень стабильные, здоровые и гомогенные общества могут пережить воздействие этого яда. Во всех остальных обществах культурные ограничения политических сражений рано или поздно рвутся, и начинается настоящая гражданская война, приводящая — конечно же — к власти шимпанзе.

Поэтому свободное, процветающее демократическое общество — это словно человек, который настолько здоров и крепок, что может каждый день (или по крайней мере, раз в четыре года) принимать дозу мышьяка и всё ещё так или иначе выживать. Свободное, процветающее демократическое общество может оказаться крайне несвободным и непроцветающим по сравнению с недемократическим обществом, которое никогда не пило мышьяк, однако нам не с чем сравнивать: такие общества почти не пережили последние два столетия (США или Францию нельзя сравнивать с Сингапуром или Дубаем. Даже Центральные державы ПМВ отнюдь не были свободны от демократической политики. И любая попытка понять, что сделали бы 180 лет технического прогресса со, скажем, Францией Карла X, будет состоять исключительно из домыслов).

И недемократические, тиранические общества — это не те общества, которые отказались от дозы демократического мышьяка, но те, которые приняли его и умерли. Естественно, они больше не принимают лекарство. Их губы не двигаются, и их глотка не может протолкнуть что-либо в желудок. Гражданское общество было уничтожено. Я уверен, что если поискать, то в двадцатом столетии можно найти парочку тираний, которые появились на свет не из-за того, что страна, на территории которой они находятся, испила чашу демократии до дна, однако мне довольно нелегко сходу вспомнить их.

Обе перспективы: и стандартная, и инвертированная очень хорошо сочетаются с историческими данными. И инвертированная модель совсем не столь необычна, как может показаться. Каждый раз, когда кто-либо жалуется на политизированность общества, он размышляет именно в её терминах. Каждый, кто превозносит «внепартийное», «двухпартийное» или, да поможет мне Бог, «постпартийное» правительство, или (особенно в Европе) жалуется на существование «популистских» партий и политиков, или верит в то, что в политике нет места «экстремизму», демонстрирует страх и недоверие перед демократией.

Однако никто из них не формулирует это в таких терминах. Таким образом, в традиционном универсалистском дискурсе демократическое государство становится своего рода вечно больным пациентом — генератором рабочих мест для всевозможных хиропрактиков, гомеопатов и кровопускателей. Его здоровье не перестаёт вызывать опасения. И все проблемы демократии решаются… демократией.

Об этом мало кто знает, однако мыслители в марксистско-ленинисткой традиции точно так же относились к социализму. У социализма есть такие проблемы, у социализма есть сякие проблемы, да, неубранные репы гниют в полях, и людей посылают в Сибирь за мысли. Но разве это повод отбросить в сторону все достижения социализма? Разве это не то же самое, что лечить прыщи обезглавливанием? Возможно, нам стоит просто реформировать социализм, сделать его более добрым и эффективным? Искушение реформировать адаптивное заблуждение вместо того, чтобы отбросить его в сторону, вечно.

Ещё один защитный приём заблуждения демократии заключается в переопределении «демократии»: под демократией начинает пониматься «успешная демократия». Следовательно, очевидно, демократии всегда успешные. Например, в Ираке были демократические выборы — с использованием самой демократичной из всех форм демократии: пропорционального представительства, специально рекомендованного ООН для этой ситуации — и там сейчас демократическое правительство. Однако это правительство не может принудить никого к исполнению закона или даже организовать свою собственную работу, поэтому в Ираке не настоящая демократия (http://corner.nationalreview.com/post/?q=Njg2YjJiZjk4..).

(И никому не приходит в голову, что неудача демократии в Ираке может быть знаком проблем демократии. Даже пессимисты считают, что Ирак просто «не готов» к демократии. Ультрапессимисты делают вывод, что Ирак может оказаться никогда не готов к ней — возможно, из-за силы племенных связей в обществе и среднего национального IQ в 87 пунктов (http://www.isteve.com/IQ_Table.htm). Но никому не приходит в голову подозревать, что дело в демократии. Если ваше лекарство убивает слабых и позволяет выжить только здоровякам, бритва Оккама не даёт нам повода предполагать, что оно ухудшает состояние слабых, но почему-то помогает здоровым).

http://unqualified-reservations.blogspot.ru/2007/07/d..

‏Source m.vk.com