Статья

Если человек страдает от одного из тревожных расстройств (их классификацию мы рассмотрим позже), в его системе распознавания опасности происходит сбой. Во-первых, он может неадекватно реагировать на раздражители (например, вздрагивает от каждого звука, боится провала при выполнении простейшего задания или чувствует себя слишком уязвимым в открытых пространствах). Если обычный страх выполняет адаптивную функцию и делает нас более внимательными, бодрыми и готовыми к внезапным изменениям окружающей среды, то невротический страх, наоборот, парализует, утомляет и снижает концентрацию внимания. 

Во-вторых, человек может испытывать необоснованную тревогу вообще в отсутствие каких-либо раздражителей, хотя, скорее всего, и попытается ее как-то рационализировать. И если у людей с некоторыми видами тревожных расстройств даже есть формальные поводы для беспокойства, то для других именно беспричинность и становится главным мучением – как победить свои страхи, если не знаешь, с чем борешься? 

«Страх, в отличие от тревоги, имеет определенный объект; этот объект можно встретить, проанализировать, побороть, вытерпеть, – писал философ-экзистенциалист Пауль Тиллих. – Но с тревогой все обстоит иначе, так как у нее нет объекта. Именно поэтому соучастие, борьба и любовь по отношению к этому объекту невозможны. Человек, охваченный тревогой, до тех пор, пока это – чистая тревога, полностью ей предоставлен и лишен всякой опоры» . 

Конечно, все мы в той или иной степени беспокоимся о разных вещах – о ключевых показателях своей эффективности на работе, о новом собеседовании, о том, не набрали ли мы лишний вес и понравимся ли симпатичному нам человеку. Иногда мы перепроверяем, выключили ли газ и закрыли ли входную дверь. Нам неприятны змеи, крысы и пауки. Большинство людей побаивается выступать перед публикой и тревожится, когда слышит по телевизору плохие новости. Все это не болезнь – до тех пор, пока тревогу можно контролировать, пока она не захватывает власть над душой и телом и не начинает диктовать свои условия. Расстройство начинается там, где страх мешает вести нормальную повседневную жизнь.

Тревожные расстройства часто становятся причиной потери работоспособности – в рейтинге самых разрушительных заболеваний ВОЗ они находятся на пятом месте – впереди диабета и астмы . В США они (в сумме) являются самым распространенным психическим заболеванием, затрагивая 18 % населения и нанося американской экономике ущерб в $42 млрд ежегодно . К тому же им часто сопутствуют другие психические заболевания, в частности клиническая депрессия, биполярное расстройство, некоторые расстройства личности и пищевого поведения . 

Этот тип расстройств делится на несколько подвидов, и классификации в разных справочниках могут несколько отличаться. Но самых ярких и распространенных вариантов пять: 1) генерализованное тревожное расстройство (ГТР); 2) обсессивно-компульсивное; 3) паническое; 4) фобическое (со множеством вариаций) и 5) посттравматическое. 

Естественно-научное направление в исследованиях феномена тревоги базировалось на теории эволюции. Дарвиновская идея естественного отбора позволила предположить, что эмоции – механизмы, способствующие адаптации организма к разным условиям и ситуациям . 

Страх, соответственно, помогал древнему человеку избегать текущей опасности и запоминать возможные угрозы на будущее. Несмотря на то что теория Дарвина в основном касается «здоровых» проявлений эмоций, современные ученые считают, что то, что мы воспринимаем как дисфункцию, – разнообразные психические расстройства – на самом деле приспособительные механизмы, которые хорошо «работали» в эпоху неолита, но мешают их носителям адаптироваться к жизни в современных условиях . В биологии есть целое направление, в основе которого лежит идея об эволюционном несоответствии – о том, что наш организм не успевает изменяться вместе с окружающей средой. Мы становимся жертвами прогресса, используя паттерны поведения, которые были актуальны в каменном веке, но только вредят сейчас . В частности, миопия, диабет и остеопороз считаются основными кандидатами на роль «болезней прогресса». Бьорн Гринде, эволюционный биолог и профессор Университета Осло, предполагает, что тревожные расстройства – часть нашего «эволюционного несоответствия». Наша психика не приспособлена к таким частым контактам с незнакомыми людьми. В каменном веке (а с тех пор мы практически не эволюционировали) основное общение происходило внутри племени, людей было мало, а пространства много. Поэтому встреча с любым незнакомцем означала возможную опасность, а значит, и стресс для организма . Представьте себе, как непривычно для нашего мозга сталкиваться с «чужаками» на каждом шагу в повседневной жизни. Правда, эта теория хорошо объясняет генерализованное тревожное расстройство (ГТР), агорафобию и социофобию, но оставляет загадкой многие другие фобические расстройства. 

По мнению английского доктора медицины Джона Прайса, депрессия и тревожные расстройства помогали древнему человеку существовать в социуме. Они способствовали поддержанию существующей иерархии в группе и смене статусов без ее разрушения. Каким образом? Депрессивные состояния с их апатией и нехваткой энергии предотвращали бунты рядовых участников группы против альфа-самца, а генерализованная тревога побуждала стремиться к безопасности и тем самым способ ствовала примирению. Из этого автор делает не бесспорный вывод, что такая иерархия, «основанная на уверенности, благодарности и уважении» , заменяла как анархию, так и иерархию, основанную на запугивании. В начале ХХ в. ученые задались вопросом, можно ли свести эмоции только к врожденным реакциям. Нобелевский лауреат Иван Павлов первым описал механизм образования условных (приобретенных) рефлексов. Последователь Павлова выдающийся физиолог, невропатолог и психиатр Владимир Бехтерев перенес идею условных рефлексов на моторные реакции (мышечные ответы на раздражители) и открыл сочетательные рефлексы. Их суть в том, что рефлекторные движения (например, отдергивание пальца от предметов, которые могут ударить электрическим током) могут возникать не только под воздействием главного раздражителя, но и стимулов, сочетающихся с этим раздражителем (например, звук звонка во время удара током). Если повторить опыт несколько раз, человек начинает отдергивать палец, только услышав звонок. 

Но работают ли сочетательные рефлексы с эмоциональными, а не только с моторными реакциями? Это попытался узнать бихевиорист Джон Уотсон в знаменитом эксперименте под названием «Крошка Альберт», проведенном в 1920 г. Участником эксперимента стал девятимесячный малыш, известный миру под псевдонимом Альберт, который совершенно не боялся белых крыс. Вначале исследователи два месяца показывали ребенку разные объекты белого цвета, в основном пушистые – крысу, кролика, вату, маску Санта-Клауса с бородой и т. д. Спустя еще два месяца мальчика посадили на ковер посреди комнаты и дали поиграть с крысой. Через какое-то время после начала игры Уотсон начал бить молотком по металлической пластине каждый раз, когда ребенок прикасался к крысе. Испуганный малыш начал избегать контакта с животным. Через неделю опыт повторили в измененном виде – по пластине били, просто запуская крысу в колыбель. Ребенок расплакался. Через какое-то время у Альберта закрепилась реакция испуга не только на крысу, но и на другие пушистые объекты (впрочем, необязательно белого цвета) – например, на мохнатую собаку или меховое пальто. Дуглас Меррит (так на самом деле звали Альберта) умер в шесть лет от гидроцефалии, поэтому долгосрочные последствия эксперимента для его психики неизвестны. Эксперимент критиковали как за неэтичность, так и за то, что у наблюдателей не было объективной шкалы для измерения эмоциональных реакций испытуемого – ученые полагались лишь на собственные впечатления. Но так или иначе, этот эксперимент продемонстрировал, как у человека может возникнуть страх перед совершенно безопасными объек тами, если они ассоциируются с чем-то пугающим. Таким же образом можно объяснить «абсурдные» фобии – например, когда человек боится определенных чисел или цветов. 

Все физиологические реакции, обусловленные тревожными расстройствами, помогали когдато нашим предкам выжить: 

• Напряжение в мышцах, увеличение частоты сердечного ритма помогало нашим пред кам быстрее стартовать в опасной ситуации. Это экономило миллисекунды, но в дикой саванне они могли стоить жизни. 

• Размытое, искаженное зрение возникает из-за того, что организм перед лицом опасности экономит ресурсы. Боковое зрение вряд ли будет полезно в стрессовой ситуации, поэтому мозг отводит мало ресурсов на обработку этой «лишней» с его точки зрения информации. Скажем, позитронно-эмиссионная томография (ПЭТ), проведенная пациентам, находящимся в состоянии стресса, показала ученым, что наиболее активна та часть мозга, которая обрабатывает визуальную информацию, поступившую непосредственно из зоны, где была обнаружена опасность . 

• Бессонница также была эволюционно выгодна, ведь легче всего застать жертву врасплох во время ее сна . 

• Потливость была своеобразным сигналом для своих: дескать, я в опасности . Сейчас мы почти не замечаем запахов друг друга – современный мир и без того перенасыщен ими, да и мы сами стараемся их скрывать. В древнем мире усиление собственного запаха за счет более интенсивного потовыделения служило предостережением для врагов и знаком для своих. Когда мы говорим, что нельзя показывать, например, собакам своего страха, потому что они умеют чувствовать, мы недалеки от истины. 

• «Ком в горле» помогал еще нашим предкам, земноводным. Этот механизм позволяет в стрессовой ситуации – погони или даже драки – блокировать доступ воды в дыхательные пути . 

Тревожные проявления при ГТР вызывают сильный стресс или мешают человеку функционировать в важных для него сферах жизни. Многие люди с повышенной тревожностью хорошо к ней адаптированы, и эта их особенность не сказывается ни на работе, ни на личных отношениях. О расстройстве можно говорить, только когда человек оказывается серьезно выбит из колеи неадекватными ситуации страхами (например, блестяще подготовленный отличник не просто волнуется перед экзаменом, а беспокоится настолько, что забывает выученный билет) и такие случаи повторяются регулярно. При этом симптомы не должны быть связаны с употреблением медикаментов или каких-либо других психоактивных веществ. 

ГТР легко перепутать с большим депрессивным расстройством – особенно в том, что касается повышенной утомляемости и проблем с концентрацией. Для их дифференциации во врачебной практике существует эмпирическое правило (впрочем, никак не подтвержденное статистически): депрессия и тревожное расстройство по-разному «ведут себя» в течение дня. Обычно депрессивные больные просыпа ются с утра разбитыми и бессильными, а к вечеру «расходятся», набираются энергии и чувствуют себя лучше. Тревожные, наоборот, просыпаются относительно спокойными, но за день «накапливают» стресс, и в течение дня их самочувствие ухудшается. 

( Антон Зайниев и Дарья Варламова «С ума сойти! Путеводитель по психическим расстройствам для жителя большого города»)