Социология смартфона

Таким образом, мы сталкиваемся с этической дилеммой, поскольку, если смартфон становится де-факто жизненной необходимостью, в то же время, невозможно использовать девайс, не соглашаясь на передачу данных аппарату и стоящей за ним сетью. В какой-то степени, это всего лишь особенность функционирования сотовой связи. Большинство из нас знает, что наши телефоны постоянно отслеживают наше местоположение, что необходимо для обеспечения их функционирования: подобный обмен информацией с вышкой сотовой связи или вай-фай роутером, устанавливающим соединение, позволяет создать приблизительную карту окружающего нас пространства. Однако эта функция также служит интересам бизнеса. Ваше местоположение может использоваться для генерирования таргетинговой рекламы или продвижения коммерческих интересов разработчика карты, что означает, что карта высокого разрешения будет изначально персонализирована. 

При условии, что вы не станете специально копаться в общих настройках (и специфических настройках ряда приложений) и отключать передачу данных о вашем местоположении, придется смириться, что ваш телефон постоянно отслеживает ваши перемещения по миру — а также условия, установленные вами при первом включении телефона относительно передачи этих данных третьим лицам. (Тут, опять же, снова возникает вопрос о непрозрачности интерфейса: многие люди не могут найти в настройках, как можно отключить эти функции, а зачастую даже не знают, могут ли они в принципе быть отключены). Таким образом, на уже существующую карту накладывается еще одна: карта ваших перемещений, в теории вполне доступных производителям вашего телефона, его операционной системы, а также создателям приложения с картами и прочим третьим лицам. 

На эту карту можно также наложить дополнительные сведения, предоставляющие детали относительно вашего поведения. Используются специальные алгоритмы, отслеживающие темп вашей ходьбы, чтобы определить, как вы предпочитаете передвигаться: пешком или на машине, а также марку вашего автомобиля, и, конечно, такие показатели, как социально-экономическая уместность. Если вдаваться в детали, при наложении длины и широты на базу данных о географических объектах, вы начинаете восприниматься как индивид, занимающий не абстрактную позицию на поверхности земли, а находящийся, к примеру, на кладбище Пер-Лашез, Ридли-роуд маркет или на 30-й улице. И, как в случае с определением способа передвижения, большую роль играет список мест, которые мы часто посещаем. Существует ряд заведений и событий — к примеру, собрание анонимных алкоголиков, фетиш-клуб, букмекерская контора или кабинет психотерапевта — на основании которых можно сделать предположения относительно нашего поведения, особенности которого далеко не всегда хочется разглашать. И тем не менее, именно эта информация становится достоянием общественности каждый раз, когда вы пользуетесь картами. 

Каждый раз, когда мы пользуемся интернетом, чтобы определить свое местоположение, осознанно или нет, мы напрямую меняем неприкосновенность частной жизни на удобство. Для большинства из нас предлагаемая смартфоном функциональность настолько привлекательна и удобна, что мы более чем счастливы совершить эту сделку, однако нас все-таки тревожит неопределенность ее условий. 

Тем не менее, сколь ни сильна была бы вера в то, что законы этики требуют от нас обеспечить человеку право знать, что происходит с его телефоном, этот подход ни в коей мере не является абсолютной истиной. Ситуация осложняется за счет того, что каждая единица данных может быть задействована устройством в различных операциях. К примеру, смартфон устанавливает местоположение своего владельца не только посредством встроенных карт. Набор сенсоров, используемых для определения локации — GPS, акселерометр, магнитометр и барометр — могут также передавать данные другим приложениям и сервисам, установленным на устройстве, за счет модуля синхронизации API, или интерфейса программирования приложений. Благодаря API те же самые данные, создающие знакомую синюю точечку в месте нашего нахождения на карте, позволяют нам снабжать геотегом фото и видео, «чекиниться» в различных заведениях и получать прогнозы погоды или результаты поиска в соответствии с местом, где мы сейчас находимся. В зависимости от того, какие приложения уже запущены на нашем телефоне, а также степени доступа к данным, специфическая информация о нашей локации может измениться уже в момент пересечения «геозоны» — цифровых границ, разделяющих регионы земного шара, а также может означать все что угодно — от объявлений о безопасности для ребенка до сообщений о купонах на скидку или новых возможностях в игре. 

Порхая по миру со смартфоном в руке, мы создаем колоссальное количество данных, даже занимаясь обыкновенными делами; мы практически не замечаем происходящего и не думаем о нем. В свою очередь, эта информация может быть приобретена и использована во вред кем угодно, включая производителей гарнитуры и операционной системы, разработчиков приложений, мобильных операторов, и проч.; все они будут действовать в собственных интересах, не всегда совпадающих с нашими и их будет чрезвычайно сложно контролировать. 

Любая закономерность, применимая к карте, распространяется и на само устройство, на котором она установлена: какими бы ни были условия, принятые нами в момент скачивания, теперь они задают параметры нормальности, предсказуемости и ожидаемого поведения. В последующие десятилетия и нам, и обществу, в котором мы живем, придется смириться с новыми условиями игры. 

На сегодняшний день знакомые сияющие прямоугольники экранов смартфонов стали неизбежным атрибутом действительности практически в каждом уголке планеты. Они все в большей мере заполняют социальное пространство: не столько как продолжение наших тел, но, скорее, как протез, дополнительный искусственный орган. Где бы мы с ни столкнулись со смартфоном, он символизирует, что мы находимся в обширном сложносоставном пространстве планетной сети, в эпицентре передачи постоянно меняющихся форм данных, возвращающихся к создателю для последующего осмысления, реакции или полного игнорирования. Вооружившись подобными устройствами, мы можем быть одновременно в нескольких местах, находясь повсюду и нигде. 

Индивид, втянутый в подобную сеть, перестает быть автономным субъектом либеральной теории; по крайней мере, частично. Наша индивидуальность становится более размытой из-за соприкосновения с глобальной системой данных и ссылок; все аспекты нашей личности, которые мы считаем основополагающими — наши вкусы, предпочтения, способности, желания — тесно связаны с этой системой и внешними ресурсами, к которым она заставляет нас обращаться. 

Как же в такой ситуации избежать возникновения нового вида субъективности? Уинстон Черчилль, в конце Второй Мировой войны выступавший за восстановление Палаты Общин в прежнем виде, заметил, что «мы создаем здания, а потом здания создают нас». Теперь же мы создаем глобальные сети, а они создают нас — так же, как любое здание в прошлом. 

Было бы легко — чрезвычайно легко — описать субъект сети как нечто изолированное, находящееся в контакте с остальными ее составляющими исключительно в точках непосредственного соприкосновения. Однако, раз уж на то пошло, преобладающим качеством нашей эры выступает проницаемость. Стены, которыми мы старательно окружаем себя, не только не предоставляют нам физическое убежище, но и уступают любому другому барьеру в прочности. Работа отбирает у нас личную жизнь, частное переплетается с публичным, интимные детали обсуждаются с посторонними, и проблемы внешнего мира просачиваются в пространство, предназначенное для восстановления и отдыха. Кроме того, у страха нет границ. 

Такова цена, которую мы вынуждены платить за обладание современными сетями и всесторонней информированностью, которую они обеспечивают: слабое, но постоянное ощущение связи с миром и его страданиями, от которого невозможно избавиться и которое настигает нас посредством сообщений, электронных писем и уведомлений «Я в безопасности». Единственный способ спрятаться от этого чувства — искусственно отрезать себя от сложной системы связей, обеспечивающей нас всем необходимым для жизни. А сделать это чрезвычайно сложно, как по практическим, так и по физическим причинам: на сегодняшний день сетевое соединение стало основным фактором достижения любой потребности из пирамиды Маслоу, вплоть до того, что беженцы, в последнее время активно прибывающие из зон военных действий, прежде всего просят обеспечить их мобильной связью, а не укрытием или едой. 

Нам следует осознать себя как нервную систему, виртуально соединенную с миром, лежащим за порогом наших жилищ, посредством наших смартфонов. А что заставляет нас не отлипать от экранов, помимо удовлетворения любой практической потребности, так это возможность постоянно испытывать чувство принадлежности. 

Осознанно или нет, создатели всемирных сетей научились стимулировать и управлять нашим желанием чувствовать принадлежность к чему-то большему: они прекрасно знают, что каждый раз, когда кто-то отправляет вам текстовое сообщение, лайкает ваши фото или отвечает на электронное письмо, в вас что-то меняется на физическом уровне: изменяются нейротрансмиттерные рецепторы, активизируются нервные центры мозга, и повышается вероятность того, что вы снова повторите весь цикл уже через несколько секунд, когда уровень дофамина снова понизится. Эта умная тактика строится на нашей основополагающей потребности в одобрении, наиболее монетизированной из мотиваций. Однако она также может повысить нашу чувствительность, заставить осознать свою некомпетентность и, если мы ей это позволим, убедить, что мы можем быть собой лишь взаимодействуя с другими. И, поскольку мы всегда были открыты переменам, вариативны и разнообразны — начиная с ДНК наших клеток и до микробов в нашем кишечнике, самовоспроизводящихся моделей языка и воспринятой идеологии, которые определяют нашу личность — в конечном счете, возможно, сеть, в которой мы существуем, является лишь громоздким и неэффективным способом узаконить существований связей, всегда существовавших в природе и лишь ждавших, пока их обнаружат. 

Пока неясно, какие институты и отношения будут созданы нами для изучения этого взаимодействия, хотя резкий поворот в современной политике и может снабдить нас некими подсказками в этом вопросе. Какую бы форму они ни приняли, эти институты и отношения не будет похожи на свои уже существующие аналоги, даже те из них, которые стабильно существовали целыми поколениями. Способы, которые мы используем, чтобы накапливать ресурсы, передавать ценность, создавать формы для внешнего мира, делиться с другим людьми своим опытом и организовываться в сообщества, теперь будут основываться на абсолютно других концепциях и практиках; этот горизонт событий впервые открылся для нас в момент, когда человечество вооружилось смартфонами. 

Из книги Адама Гринфилда «Радикальные технологии: устройство повседневной жизни». 

Оригинал: Longreads. 

Перевели: Kirill Kozlovsky, Ilya Silaev, Denis Chuyko, Влада Ольшанская. 

Редактировали: Роман Вшивцев, Sergey Razumov, Nastya Zheleznyakova и Kirill Kazakov