Слон

Крашенные волосы в кислотно-красный цвет, драные джинсы, кожанка – молодость! Лет восемнадцать тогда было. Панк-рок, тусовки нонконформизм и все такое. Пили дрянь: дешевая водка, самогон, пиво, спирт медицинский – все в ход шло. О качестве алкоголя не думали, как и о здоровье. Главное хорошенько надраться. А какие еще развлечения в Магадане?  

Постоянно пили с кем попало. Находились собутыльники везде. Как-то Слон устроился заправщиком – пить на что-то надо, а на стипендию не разгуляешься. Зашел к нему, а там рядом пивзавод, который в ту пору еще был в Магадане. Как не взять свежего пива? Ну и запили на заправке, а компанию составил коллега Слона. Смешной мужик! Простоватый, добродушный работяга с кучей баек. Много про семью рассказывал. В основном, правда, жаловался на сына. Мол, говнюк малолетний, ничего толком не умеет, работать не хочет, учится не хочет, еще и «нефор волосатый». Совсем смешно стало, когда фотку сынка увидели. Им оказался знакомый парняга, с прозвищем «Мрак». Который, стоит отметить, незадолго до этого рассказывал про то, что батя у него некий «крутой нефор».  

Однажды сидели в сквере в небольшом сквере, с фонтанчиком, отстроенного в честь 60-летия Магадана. Хорош тем, что за юбилейной надписью, есть лавки и прикрывающие от посторонних глаз кусты. Несмотря на то, что полиция тогда не промышляла постоянными штрафами за распитие в общественных местах, даже статьи такой не было, тем не менее задержать по надуманному предлогу могли. А в кустах этих можно было уютно пьянствовать до утра. Вероятно, так оно остается и до сих пор.

Пока пьянствовали, познакомились с якутами, которые, уже ночью предложили взять водки и перекочевать к ним в квартиру. Мы от дармового бухла не отказывались, согласились сразу. Идти было не долго, буквально пару дворов, до центральной улицы в старый дом, сталинской постройки.  

Хата раздолбанная, пошарпанная. Ничего обычного. Да и чего ожидать от алкашей? Пили не долго. Очень быстро стало отключать – весь вечер водку пить с пивом, скажем так, утомляет. Сами собутыльники были не интересными. Баек не травили, анекдотов не рассказывали, смешного не чудили. Нажрались, лепетали что-то бессвязно, да отключались. В итоге, быстро перехватив далеко через норму, ушел спать в комнату. Правда, не дошел, упал прям в коридоре, где и заснул.  

 Проснулся от холода и неприятных звуков. Открыл глаза – а уже не у якутов. В какой-то разбитой квартире, с развороченными полами, ободранными исписанными стенами. В коридоре несколько дверных проемов без дверей, в которых видны явно заброшенные комнаты с окнами без рам. Единственное освещение – от фонарей на улице. Вспомнить как туда попал не удавалось. 

Чавкающие звуки доносились с одной из комнат. Я заглянул туда и обомлел – это была кухня где пили с якутами, но разбитая, явно заброшенная не первый год. Узнавался даже стол, за которым сидели, вот только на нем не было рюмок и бутылок. На столе лежал Слон, а над ним, спиной ко мне, нависли странные твари – невысокие, по пояс раздетые, с большими животами и тонкими руками. Слон увидев меня захрипел – «Помоги! Они у меня жрут!», одна тварь обернулась, и я обезумел от страха – жирный, весь в складках живот, отвратительной щелью разрезал по горизонтали огромный безгубый рот, полный тонких острых зубов. И этот рот что-то жевал! Тварь качнулась в мою сторону, и я панике рванул оттуда. Даже не подумал искать дверь - просто выпрыгнул в окно.  

Очнулся в большой палате похожей на больницу. Слонялись какие-то мужики. На против сидел толстый, лысеющий мужик в трениках и майке. Пялился на меня. Плохо соображая спросил где я. Ответ не порадовал: 

- В наркологии. Ты, пацан, допился до глюков. 

Врач рассказал, что напился до глюков. Подобрали менты в центре города, когда там бегал, истошно орал, дрался с ними и говорил, что если не отпустят, моего друга сожрут. Не долго думая, они отвезли меня у в наркологический диспансер.  

Пролежал двадцать один день – это обычный курс лечения в наркологическом диспансере. Посещения не положены, разве что для родни, а родные не проявляли энтузиазма в посещении наркологии. Мобильники только появлялись, для меня тогда они роскошь и экзотика, а стационарный телефон не давали.  

Как выписали, пошел посмотрел, что за дом был где мы пили. Благо хорошо запомнил дорогу – это была много лет нежилая вставка между домами на центральной улице Ленина, в аварийном состоянии. Двери и окна на первом этаже наглухо заварены решетками, заколочены досками. И много лет в таком состоянии. Пить мы там никак не могли. А Слона, через пару дней как я угодил в больницу, проводили всем двором служить в армию. Хочешь не хочешь, поверишь в галлюциноз. Видно, кто-то залез туда пьяный, а там и накрыло. 

Отслужил он всего полгода. Говорили, узнал, что девчонка его бросила, и начал фестивалить нешуточно: подрался с каким-то офицером, вены вскрывал, ухитрялся там по-черному пить и какие-то таблетки жрать. В итоге, комиссовали, по дурке. Мол, совсем неадекватный. Долго его найти не мог, потом общение не клеилось. Я после наркологии пить бросил – не хотелось повторения, а он наоборот, пил по-черному. Какое тут общение?  

Прошло лет десять. Как-то встретил его, решили с коньяком посидеть. Он представлял жалкое зрелище – работал дворником, несколько попыток суицида, а алкоголь совместно с пристрастием к аптечным наркотикам явно не прошли просто так для мозга. В добавок постоянно ныл на тему несчастной любви. Ныл и мне весь вечер.  

Под утро, когда уже были совсем пьяны, он сказал:  

- Знаешь, я понимаю, что жалок, опустился, но не могу ничего поделать. Нет ни желания, ни сил. И дело не в бабах или еще чем-то. Дело в тебе.  

Я удивился: 

- Слон, что за херню ты несешь? Причем тут я? Ты уже лет десять, после армии, из запоя не выходишь. Конечно, ничего не клеится.  

- Бухло не причем, - пьяно отмахнулся Слон, - Я только через него ощущаю, что живой. Иначе никак. А виноват ты. Когда зашел на ту кухню, все видел, мог что-нибудь сделать.  

Я недоуменно смотрел на него, а нутром чувствовал, что не понравится то, что он начал говорить тихим, пьяным голосом: 

- Что я несу… Эти твари, киелэ, всегда тут жили и будут жить. И жрать нас. Это их земля. Мы не видим их, потому что не хотим. Когда нас заманивали в тот заброшенный дом, не видели его, потому что не хотели. Смотрим, видим бомжей, алкашей, только потому что сами хотим этого, не хотим видеть правду. В этой иллюзии и есть их сила. Они этим пользуются, заманивают и сжирают, не оставляя ничего. Когда ты ушел с кухни, они, меня заломили, на стол бросили и стали жрать. Не тело, хуже. Жрали то, что называли увирит. Что-то вроде души, оно нас людьми делает. Без нее невозможно жить. Становишься пустым, как я, или идешь к ним. Чтоб дожрали остатки. Когда они это делают, ты больше не человек. Даже появляется рот на животе. Они жрали ее, а ты зашел, видел, что делают! Но сбежал. А я остался с. Если бы помешал, осталось бы больше. Хоть что-нибудь еще. Но ты сбежал. Они меня потом вышвырнули, когда дожрали. – он окончил говорить, а в моей голове начали всплывать воспоминания. 

После той пьянки увидел Слона только через несколько лет. Проходил мимо того самого сквера юбилея Магадана, он бухал с какой-то неформальной молодежью. Мы ненадолго встретились глазами, но я сразу отвернулся и ушел по своим делам. Не сразу вспомнил о об этом, а когда вспомнил, бросило в холодный пот - на его лице, мелькнуло то самое выражение похотливого голода, которое видел у тех, кто жрал Слона, на кухне заброшенного дома.  

Все. Конец.