Сияние

30. Повторный визит в двести семнадцатый

Наверх он поехал на лифте, что было странно, поскольку с тех пор, как они переехали сюда, лифтом никто не пользовался. Джек передвинул латунную рукоятку и лифт, дрожа и задыхаясь, полез вверх по шахте. Латунная решетка бешено дребезжала. Он знал, что у Венди этот лифт вызывает настоящий страх перед замкнутым пространством, просто ужас. Ей все время представлялось: вот они втроем застревают между этажами, а снаружи бушуют зимние бураны; у нее на глазах все худели, слабели и умирали от голода. А может быть, обедали друг дружкой – как та команда регбистов. Джек вспомнил, что видел в Боулдере огромную афишу: «КОМАНДА РЕГБИСТОВ СЪЕЛА СОБСТВЕННЫХ МЕРТВЕЦОВ». Можно было придумать и другие варианты: «ТЫ – ТО, ЧТО ТЫ ЕШЬ». Или меню: «Добро пожаловать в столовую “Оверлука”, гордости Скалистых. Обед на крыше мира. Фирменное блюдо – человеческий окорок, зажаренный на спичках». По лицу Джека снова скользнула презрительная улыбка. Когда на стене шахты появилась цифра два, он вернул латунную рукоятку в исходное положение, и лифт со скрипом остановился. Джек вынул из кармана экседрин, вытряс в ладонь три таблетки и открыл двери лифта. Он ничего не боялся в «Оверлуке». Он чувствовал, что между ними возникла симпатия.

Джек зашагал по коридору, одну за другой закинув в рот и разжевав таблетки. Свернув за угол, он оказался в коротком коридорчике, ответвляющемся от главного. Дверь в номер 217 была приоткрыта. Ключ на белом шнурке торчал из замка.

Он нахмурился, чувствуя, как волной поднимается раздражение, и не на шутку рассердился. Мальчишка сунул нос не в свое дело, а что из этого вышло – неважно. Ему было сказано – и сказано совершенно недвусмысленно – что определенные зоны «Оверлука» табу: сарай, подвал и все номера. Как только Дэнни опомнится от испуга, Джек поговорит с ним. Поговорит разумно, но строго. Многие отцы не ограничились бы простой беседой. Они бы задали хорошую трепку… может быть, это и нужно Дэнни? Мальчишка перепугался, но разве взбучка – не самое меньшее, чего он заслуживает?

Джек подошел к двери, извлек ключ, сунул его в карман и шагнул за порог. Под потолком горела люстра. Он взглянул на постель, увидел, что та не смята, а потом прошел прямо к двери в ванную. В нем росла странная убежденность. Хоть Уотсон не назвал ни номеров комнат, ни фамилий, Джек не сомневался, что именно эту комнату жена юриста делила со своим жеребцом, что именно в этой ванной ее нашли мертвой, полной барбитуратов и выпитого в баре «Колорадо».

Он толкнул скрытую зеркалом дверь ванной, и та распахнулась настежь. За ней было темно. Джек включил свет и осмотрел длинную, как пульмановский вагон, комнату. Она была оборудована в том стиле, который ни с чем не спутать – интерьер начала девятисотых годов, обновленный в двадцатые, – он был единым для всех ванных комнат «Оверлука». Только на четвертом этаже ванные были другими, византийски пышными, что как нельзя лучше подходило особам королевской крови, политикам, кинозвездам и капо, которые год за годом останавливались в этих номерах.

Большую ванну на львиных лапах прикрывала задернутая бледно-розовая пластиковая занавеска.
(и все-таки они
действительн
о двигались!)
Тут Джек впервые ощутил, что его покидает та непривычная уверенность в себе (чуть ли не самонадеянность), которая охватила его, когда Дэнни понесся к нему с воплем:
это она! это она!

На копчик деликатно надавил ледяной палец, отчего температура тела Джека понизилась на добрых десять градусов. К этому пальцу присоединились и другие и внезапно, вдоль спины, до самой
«медуляоблонгата
» побежали мурашки, они играли на позвоночнике Джека, как на каком-то первобытном инструменте.
Гнев на Дэнни улетучился. Джек сделал шаг вперед и отдернул занавеску. Во рту пересохло. Он чувствовал только сочувствие к сыну и ужас за себя.
Ванна оказалась пустой и сухой.

С поджатых губ крошечным взрывом слетело неожиданное «Па!», соединившее в себе облегчение и раздражение. В конце сезона ванну отдраили до блеска, лишь под двумя водопроводными кранами осталось поблескивающее пятнышко ржавчины. В воздухе стоял слабый, но явственный запах средства для чистки того сорта, что и не один месяц спустя после того, как им пользовались, способны раздражать ноздри запахом собственной добродетельности.

Джек нагнулся и пробежался кончиками пальцев по дну ванны. Суше не бывает. Ни намека на влагу. То ли у мальчишки была галлюцинация, то ли он нагло врал. Джек опять рассердился. И тут его внимание привлек коврик для ног. Джек сдвинул брови. Что тут делает этот коврик? Ему следует лежать внизу, в дальней бельевой, на полке вместе с прочими простынями, полотенцами и наволочками. Вот где должно находиться все белье. В этих номерах даже постели не застилали по-настоящему: упаковали матрацы в чехлы из прозрачного пластика на молнии, а потом укрыли покрывалами. Конечно, Дэнни мог сходить и принести коврик – ключ открывал и бельевые – но зачем? Джек провел кончиками пальцев по коврику. Он был абсолютно сухим.

Вернувшись к двери, он остановился на пороге. Все нормально. Мальчишке привиделось. Вещи, все до единой, были на местах. Надо признать, коврик слегка озадачивал, но и этому имелось логическое объяснение: какая-то горничная в день закрытия безумно спешила и просто забыла убрать его отсюда. Любое другое объяснение…
Он шевельнул ноздрями. Дезинфицирующее средство, полный собственной правоты запах «я-чище-тебя». И…
Мыло?

Нет, конечно. Но, раз уж Джек распознал запах, тот оказался слишком явным, чтоб пренебречь им. Мыло. Да не «Айвори», бруски которого размером с почтовую открытку дают в отелях и мотелях. Это был легкий и душистый аромат дамского мыла. Превосходный запах. «Кэмэй» или «Лоувайла» – сорт, которым в Стовингтоне все время пользовалась Венди.
(Подумаешь. Все дело в твоем воображении.)
(Да, как и кусты, и все-таки они двигались.)
(Нет, не двигались!)

Он дерганно прошагал к двери, ведущий в холл, ощущая только одно: в висках бьется боль. Сегодня случилось слишком многое – более, чем. Он не станет бить или трясти мальчишку, просто поговорит с ним, но, Бог свидетель, он не намерен добавлять к своим проблемам еще и номер 217. Для этого недостаточно сухого коврика для ног и слабого запаха мыла «Лоувайла». Он…

За спиной вдруг раздался скрежещущий металлический звук. Он раздался как раз в тот момент, когда пальцы Джека сомкнулись на ручке двери, и наблюдатель мог бы подумать, что ее вытертый металл оказался под током. Джек судорожно дернулся, глаза расширились, лицо исказила гримаса.
Потом, справившись с собой (кстати говоря, только отчасти), он отпустил ручку и осторожно обернулся. Суставы хрустнули. Налившиеся свинцом ноги шаг за шагом вернули его к дверям ванной.

Занавеска душа, которую он отодвигал, чтобы заглянуть в ванну, теперь была задернута. Скрежет металла, прозвучавший для Джека скрипом мертвых костей в склепе, оказался скрежетом колечек занавески о палку под потолком. Джек уставился на нее. Лицо будто залили толстым слоем воска – снаружи мертвая кожа, а под ней живые горячие струйки страха. Так он чувствовал себя на детской площадке.
За розовой пластиковой занавеской что-то было. В ванне.

Оно виднелось сквозь пластик – плохо различимый, затемненный, почти бесформенный силуэт. Оно могло оказаться чем угодно. Тенью от прикрепленного над ванной душа. Давно умершей женщиной, которая лежит в ванне с куском мыла «Лоувайла» в коченеющей руке и терпеливо ждет – не придет ли хоть какой-нибудь любовник.

Джек приказал себе храбро шагнуть вперед и откинуть занавеску. Чтоб обнаружить то, что может там находиться. Вместо того он рваными, марионеточными движениями развернулся (в груди колотилось перепуганное сердце) и вышел обратно в спальню-гостиную.
Дверь, ведущая в холл, была закрыта.
Секунда, в течение которой Джек не сводил с двери глаз, растянулась и застыла. Теперь он ощутил вкус своего ужаса. Тот стоял в горле подобно вкусу прокисшей черешни.

Прежними дергаными широкими шагами Джек приблизился к двери и заставил пальцы сомкнуться на ручке.
(Она не откроется.)
Но она открылась.

Шаря рукой по стене, он погасил свет, шагнул в коридор и захлопнул дверь. Он не оглядывался. Изнутри ему послышались странные звуки – далекие влажные глухие шлепки. Будто некое существо только-только выбралось из ванны, желая приветствовать гостя, да запоздало и, сообразив, что тот ушел до завершения обмена любезностями, кинулось к дверям (лиловое, ухмыляющееся) приглашать визитера обратно в номер.
Шаги приближаются к двери или это стучит сердце?

Он схватился за ключ. Тот словно покрылся тиной и не желал поворачиваться в замке. Джек атаковал его. Вдруг замок защелкнулся, а Джек с тихим стоном облегчения отступил к противоположной стене. Он закрыл глаза, и в голове нескончаемой вереницей поплыли старые термины (чокнулся, не все дома, шарики за ролики заехали, парень просто спятил, крыша поехала, сдурел, не в себе, завернулся, ненормальный, придурок), и все они означали одно: сошел с ума.

– Нет, – проскулил он, едва ли сознавая, что опустился до такого, опустился до того, чтоб скулить, зажмурившись, как маленький: О Господи, нет. Ради всего святого, только не это.

Но сквозь хаос смятенных мыслей, сквозь молотом ухающее сердце Джек сумел расслышать тихий звук: это тщетно поворачивалась во все стороны дверная ручка. Это напрасно пыталось выбраться наружу нечто, запертое изнутри; нечто, чему знакомство с его семьей пришлось бы весьма по вкусу, а вокруг визжала бы буря и белый день становился бы черной ночью. Если бы Джек открыл глаза и увидел, как ручка движется, он потерял бы рассудок. Поэтому глаза не открывались, а неизвестно сколько времени спустя наступила тишина.

Джек заставил себя поднять веки, наполовину убежденный, что она сразу же не окажется прямо перед ним. Но коридор был пуст.
Все равно, ему казалось, что за ним наблюдают.
Он посмотрел на глазок посередине двери и задумался: что будет, если подойти и заглянуть? С чем он окажется с глазу на глаз?
Ноги Джека тронулись с места
(Теперь, ножки, не подведите)

раньше, чем он понял это. Он повернул прочь от двери и, шурша по сине-черному ковру-джунглям, пошел к главному коридору. На полпути к лестнице Джек остановился и взглянул на огнетушитель. Ему подумалось, что складки полотна лежат немного иначе. Вдобавок Джек был абсолютно уверен, что, когда шел к двести семнадцатому, латунный наконечник указывал на лифт. Сейчас он смотрел в другую сторону.

– Этого я вообще не видел, – вполне отчетливо произнес Джек. Лицо его побелело и осунулось, а губам никак не удавалось усмехнуться.
Но вниз он на лифте не поехал – тот слишком напоминал разинутый рот. Слишком уж напоминал. Джек воспользовался лестницей.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь