Шкаф

Ехидно улыбаясь и переглядываясь, буки стащили с нее расстегнутую рубашку, практически не встретив сопротивления.

— Ну как, справилась с нами? — Осведомился один из бук, нарочито нежным движением просовывая неестественно длинные, суставчатые пальцы к подмышкам пленницы, пока его собратья связывали ей руки пижамной рубашкой, разорванной на полоски. Еще несколько полосок перетянули ей груди, заставив ее соски стоять торчком.

— Перестаньте....

.. что вы со мной делаете... — выдавила Анна. Было видно, что она пытается сопротивляться, но стоило буке пошевелить пальцами — как плечи хозяйки дома затряслись от беззвучного смеха.

— Что, щекотно? — Нарочито удивился пегий бука, неторопливо опуская ладони вниз. На боках он задержался, ласково перебирая пальцами по ребрам с выражением скромной невинности на сморщенной морде. — Ай, как неловко вышло... защекотали защитницу Ниночки, сисечки ей связали, пяточки вылизали... Ты уж прости моего брата за бородавки на языке... но я же видел, ты перед ним от удовольствия стонала. Ну не артачься, лучше сознайся, моя маленькая...

Пользуясь тем, что заливающаяся звонким смехом женщина не могла ничего ответить, бука продолжал пытку под одобрительные возгласы товарищей. На улице стояло лето — жаркое и душное, с затянувшими ночное небо облаками; горячий ветер с юго-востока не приносил облегчения. Обнаженное тело исступленно хохочущей пленницы быстро покрылось испариной; капельки пота медленно стекали по груди вниз, кожа влажно поблескивала в свете ночной лампы. Буки, почуяв скорую развязку, откровенно издевались над Анной.

— А голой-то ты мне мне больше нравишься...

— Посидишь перед нами босиком, посветишь голыми пятками — научишься манерам...

— Жаль, дочка твоя сбежала... нужно было при ней тебя защекотать, чтоб обеим была наука — как на нас руку поднимать...

— Привыкай, что руки связаны... про свободу теперь можешь забыть...

Точку в противостоянии седой бука поставил лично, придушив хозяйку дома до полуобморочного состояния своим длинным, облезлым хвостом. Ряды кукол, расставленных на детском комоде, безучастно смотрели на то, как он с ухмылкой щекотал своей пленнице соски, наблюдая за тем, как нехватка воздуха гасит огонек сознания неудачливой соперницы. Бука считал легкое удушение одним из самых удобных способов демонстрации своей власти, обладавшим почти идеальным балансом между унизительностью процедуры, и ее эффективностью. Обмякшую женщину перетащили на ковер у постели Нины, и оставили приходить в себя, привязав ее руки к круглому набалдашнику на спинке кровати. Ноги ей распутали, но подняться на них она уже не могла. Тощий бука — обладатель длинного языка — юркнул в приоткрытую дверцу шкафа, вскоре вернувшись оттуда с запыленной коробочкой. Зажимы из странного, тускло-серебристого металла, извлеченные оттуда, надели беспомощной пленнице на соски. Тонкая цепочка, соединенная с отполированным до блеска камнем, похожим на агатово-черный жемчуг, обхватила талию Анны; сам камень удобно лег в ямку пупка. На ее щиколотки надели браслеты с маленькими бубенчиками, пальцы ног украсили парой тонких колец.

— Это сделает тебя более сговорчивой, — заметил главный бука, больше размышляя вслух, чем обращаясь к побежденной. — Ведь без мужика живешь, а этот металл... он непрост, ох как непрост. Слабачка вроде тебя просто не сможет выдержать его прикосновения к голому телу.

Судя по всему, он был прав: с Анной явно что-то происходило. Еще не придя в сознание окончательно, женщина тихо застонала. Все ее тело совершало движения, будто бы украшения бук были оковами, которые она тщетно пыталась сбросить, скользя босыми ногами по ковру и покачивая связанными грудями, налившимися желанием. Как только взгляд Анны обрел полностью осмысленное выражение, главарь бук встал перед ней. Остальные обсели их полукругом, наблюдая за процедурой.

— Ничего, что я тебя немножко придушил? Такая бойкая была, такая смелая... а стоило сиськи связать — так и притихла сразу. Стыдно небось? — С этими словами седой бука постучал по зажимам, от чего те вдруг тихо загудели, вибрируя на сосках женщины. Было видно, что она изо всех сил пытается держать себя в руках — но ее воли было явно недостаточно. Когда жемчужина в ее пупке отозвалась на вибрации зажимов, Анна не выдержала.

— Стыдно... пожалуйста, отпустите... ох... — женщина осеклась, тяжело дыша, пока бука оглаживал ладонью ее голый живот.

— А, значит уже не такая смелая? А может быть, ты никогда и не была той, кем себя считала? Взрослая, самостоятельная женщина... только вот почему у тебя соски стояли торчком, пока мы тебя раздевали? Признайся... тебе ведь было приятно, когда тебе связывали руки. По сильной руке истосковалась, сама небось давно мечтала в чьей-то власти оказаться, просто мужик подходящий не находился никак.

— Нет... нет, неправда, я никогда... что?!... Нет, умоляю, только не...

Но было поздно. Бука уже просунул руку под резинку пижамных штанов, и молодая мать тихо застонала от невольного наслаждения.

— Не смей мне врать, — заявил главарь бук, с удовлетворением отметив, что связанная женщина буквально текла. — Отвечай, нравится тебе?

— Да... — выдавила Анна, вызвав хихиканье в рядах наблюдателей.

— Проси прощения, — потребовал главный бука.

В обычных обстоятельствах, этот разговор проходил бы совсем не так. К сожалению для хозяйки дома, обстоятельства обычными не были. Буки, как и все остальные обитатели «тонких» сфер, были материальны лишь в той мере, какая требовалась для осязаемого пребывания в нашем мире. Ни в одном музее мира нет чучела буки — и не потому, что буки бессмертны, а потому что их тела представляют собой клубок спутанных причинно-пространственных связей, нейтронно-протонных пар, которые попросту перестают существовать в нашем мире, как только бука возвращается в свою сферу, или погибает в нашей. В этом заключается тонкая ирония вселенной: земные физики продвинулись бы в исследованиях куда дальше, если бы искали темную материю не на просторах между галактиками, а в шкафах детских спален.

Инстинктивно ощущая эмоциональные слабости Анны, буки делали все, чтобы сломить женщину морально, заставив ее душу напитывать их плотным потоком сильных эмоций. В случае с Анной, это был напор нереализованной сексуальной энергии, окрашенный эмоцией стыда. Как правило, буки не связывались со взрослыми: питаться детским страхом было куда безопаснее, а традиционно-пренебрежительное отношение взрослых к детским жалобам, выходящим за рамки их стереотипного восприятия, позволяло расе бук действовать практически незаметно в течении целых поколений, оставаясь для большинства людей просто очередной страшной сказкой.

Тем не менее, из этого правила случались и исключения. Мать Нины — не первая, и не последняя женщина, которая невольно открыла для себя реальность существования бук, и оказалась совершенно не готова к последствиям. Стая бук, пошедшая на известный риск, и заполучившая в свои руки взрослую пленницу, обеспечивала себя эмоциональной пищей на долгие годы — однако здесь были свои трудности. Физическое превосходство было лишь началом. Подавить женщину эмоционально, сломить ее — трудная и долгая задача, и потому ювелиры бук создали особые драгоценности. Драгоценности, которые были способны влиять на то, в чем буки, раса-паразит, разбирались лучше всего — на человеческие эмоции.