Шабаш

Темная ночь, безлунная. И не видно, как по небу что-то черное и большое летит. Не сова, не мышь летучая — свинья по небу летит, на свинье — простоволосая, голая женщина. За ней другая всадница на рогаче верхом, третья — скамью оседлала. 

Юрьев день — большой праздник, люди скотину на пашню выгоняют, хлев святят, железо от нечисти перед хатой кладут, волки с вовкулаками слушают, как да кому ту скотину есть, а ведьмы пляшут с ночи до утра да делами своими хвалятся. И хвостами — тоже. У всех хвостики зримые, лохматые — колдуют они в полную силу. 

Много народу на горе собралось — и ведьмы, и навки бесспинные, кишками светят при луне, и мелкие потерчатки в белых мокрых рубашечках, и черти разнаряженные в пух и прах, кто в старом, кто в новом-городском платье, да только каждый кавалер хромает. 

Ведьмы делами своими хвалятся друг перед дружкою: 

— Я мачеху к пасынку приворожила, ой смеху было, как они друг к другу лезть начали, да при старом Коваленко в хате. 

— А я нестоячку на молодого напустила, вот ночью удивится. 

— От вы молодые, вам только про блуд думать, я зато на картоплю такого красивого полосатенького жука напустила. Не наш жук, аж из-за моря приплыл. Так жрал, душа радуется. 

Навка смеется-заливается, удалось ей в лесу того самого парня встретить, в овраг уронить, кости желтые погрызть, желтым жиром наесться, глаза скользкие, мягкие высосать. Сам парень виноват — в лес ее зазвал, тискал-целовал, дождался, пока она разомлела и задушил, потому что на другой должен был жениться. Встало тело непохороненое навкой лесной, голодной до людского мяса. 

Потерчата скачут, навку в танец тянут — она умеет, пожила на свете, а они и дня не прожили, безымянные, некрещеные, нежеланные, утопленные матерями. Ну, матуся, только подойди к речке с бельем, тогда и увидимся, только булькнет за тобой. А думала дивчина, что скрыла позор, и не видел никто, как тот ребенок в воду полетел. 

А разве она одна такая? А через семь лет станет потерча русалкой, если девочка или пыльным вихрем, если мальчик. Вот тогда и погуляют во всю силу, еще больше людей в могилу сведут. Их бы перекрестить да назвать именем человеческим, пока они еще не выросли, да кому они нужны? 

А черти только радуются, даже скрипку, бас и бубен притащили, чтоб не так плясать, а с музыкой, чтоб веселее было, чтоб пыль до неба стояла, чтоб трое суток пляски были, а потом и домой можно, с грозой вернуться, тучи с градом, хлеб выбьют, а жук новый картошку доест, зимой голод да горе будут, еще больше народу пропадет ни за грош. А кто-то и сам от злости да отчаяния придет под мост и сменяет у мостового черта душу на колдовство. И как не лови ведьму на борону, все равно не поможет.