Сделка
tonlmlinzx— Ииииыыы... так делала... ыыыы... только...
Она упала на меня, вцепившись в плечи, а я стоял, как Атлант, рискуя грохнуться вместе с ней, и дрочил мокрый бутон, и потом влип в него хуем, протолкнулся и вогнал свой разряд глубоко внутрь вымокшего тела — туда, туда, вот туда, глубже, и глубже, и еще, и еще глубже...
— ИИИИИИЫЫЫ!!! — вопили мы, хватаясь за мокрые плечи, бедра и бока. Брошенный душ поливал нас, как грядку, каскадами щекотных капелек, бивших в нос и в глаза.
Не знаю, как мы удержались на ногах и не покалечили друг друга.
Потом я принес ее в кровать, и там обтер с ног до головы, как ребенка...
— Дааааааа... — стонала она. — У меня сегодня такое чувство, что это не вы заказали меня, а я вас.
Вот вредина!
— Даже после того, как я трахнул тебя в ванной?
— Не «трахнул», а «выебал». Соблюдайте выбранный дискурс!
Я промолчал. Потом спросил:
— А не подметил ли ты, Бобик, странную вещь?
— Какую?
— А такую: мы с тобой лежим уже около часа, не трах... миль пардон, не ебемся... деньги я тебе отдал, ты их пересчитала при мне... и...
— И?
— И... тебе не кажется, что мы с тобой все никак не можем расстаться?
— Выдворяете меня?
— А ну не виляй!
— Не буду. Нет, мне не кажется. А даже если и кажется, я об этом не скажу.
— Почему?
— Потому.
— Владик?
— Да, Владик!
— Но тем не менее ты не уходишь. И даже не одеваешься.
— Как не одеваюсь? Очень даже одеваюсь! — она приподнялась, чтобы встать с кровати. Я придержал ее:
— Погоди. Погоди, Бобик...
— Что?
Я посмотрел на нее. Потом прильнул к ее губам.
Один поцелуй может быть запретней и слаще нескольких дней секса без тормозов. Я влипал губами в ее губы, зная, что это нельзя, что все позади, и она знала это — и отвечала мне, чем дальше, тем горячей, хоть перед этим досыта утолила свою похоть...
Минута — и мы слепились в единый стонущий комок.
— Бобик, — говорил я, жаля ее языком в раскрытые губы. — Ну как мне тебя отпустить? Как? Каак? Кааак? — вопрошал я на каждом толчке, и Бобик отзывалась мне:
— Аа? Ааа? Аааа?..
***
Я не видел ее полторы недели.
Ровно настолько меня хватило: полторы недели цинизма, реализма, практицизма и других измов, хором гласящих, что нам не по дороге, и нужно гнать приблудного Бобика из души, гнать поганой метлой, пока не прописался...
— Где тебя найти, если что? — спросил я, когда она стояла в дверях.
— Если ЧТО?
— Если что-нибудь.
— Ха. Там же, где и нашли. Планета Земля, посадочный пункт одиноких бобиков...
Умная, чертовка. Ничего не сказала, но в то же время...
И вот я здесь. На «посадочном пуктне». В том же месте, на той же скамейке.
Сижу уже три часа, потому что у меня нет ее телефона, адреса, нет даже имени — только место. Место встречи, как в том самом фильме.
Никакой надежды на то, что я дождусь ее, что она появляется на «посадочном пункте» чаще, чем раз в жизни. И...
... И когда она все-таки появилась, никем не званная, и стала тревожно высматривать кого-то, и увидев меня — окаменела, повернула назад, и все-таки развернулась и пошла, даже побежала ко мне, — вот тогда я разволновался, как никогда в жизни, и почему-то сдерживал улыбку, прущую навстречу ей, как бурьян после дождя...
— Здрасьте!
— Забор покрасьте. Падай, чего стоишь?
— Эээ...
Она улыбнулась и плюхнулась на мою скамейку, в метре от меня. Не близко и не далеко.
— Как дела?
— Отлично! А у вас?
— У меня так себе. И у тебя тоже.
— Почему это?
— Потому что не выходит у тебя вилять. Не получается.
— Не получается?
— Не-а. Давай рассказывай.
— Нуууу... что рассказывать?
— Для начала расскажи, сколько раз ты продавала девственность.
Молчит. Не ожидала.
— Эээээ...
— Не экай. Сколько? Четыре? Пять?
— Ээээ... Три.
Она скрючилась, но тут же выпрямилась.
— Три. То есть вы были третий. Такие... шарики с красной краской, как икринки, знаете? Типа кровь... Как вы догадались? И когда?
— Во второй день. Девственницы так себя не ведут. И трахаются иначе, и пизда у них другая. Изнутри.
— Изнутри?
— Да. И никакого Владика нет.
— Есть!
— Нет.
— Есть!!!
— Нет! А ну не вилять!!!
— Откуда вы знаете?
— От верблюда. У тебя минимум за месяц до меня был регулярный секс. Не знаю, Владик это или нет, но вряд ли он инвалид. И еще думаю, что их у тебя много, Владиков этих.
Молчит.
— Сколько? Четыре? Пять?... Зачем?
— А вам какое дело?
— Какое дело? Сейчас объясню. Ты — красивая, сексуальная, умная, талантливая девушка, Бобик. Пожалуй, ко всему этому можно прибавить слово «очень». Очень красивая, очень талантливая, и тэ дэ. И тебе восемнадцать лет. ЧЕЛОВЕК В ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ — НЕ ВЗРОСЛЫЙ ЧЕЛОВЕК. Человек в восемнадцать лет — ребенок, который не ведает, что творит. Даже если это очень умный ребенок, как ты. Понимаешь? Мы с тобой НЕ равноправны. Ты НЕ свободна в своем выборе, Бобик. Я НЕ спокоен за тебя. Вселенная НЕ заинтересована в том, чтобы такой замечательный экземпляр, как ты, превратился в обыкновенную шлюшку. Или даже не в обыкновенную, а очень хитрую и талантливую. Улавливаешь нить?
— Когда мы с вами познакомились, вы думали не так.
— Да, Бобик, не буду вилять. Думал. Был такой грех.
Молчит.
— Тебя как звать-то?
— Зачем вам?
— Не хочешь — не говори.
— Глаша.
— Врешь.
— Вру. Мира. Мирослава. Щас не вру, честно.
— Мира?... Ты cюда часто ходишь, Мира?
— Ээээ... вот сюда?
— Да. Вот сюда.
— Вот на эти лавочки?
— Вот на эти лавочки.
— Нуууу... Вообще-то нет, но...
— Но?
— Но... Вообще-то да. Не вилять — так не вилять. Я ищу ...
вас тут уже который день. Не знаю, зачем. Но точно не потому, что вы такой весь из себя олигарх, ясно вам?
— Ясно. Я тоже не буду вилять, Бобик. Я скажу тебе ужасную вещь.
— Какую?
— Я не совсем олигарх. Никакой кучи из тысяч баксов у меня нет. И никогда не было. Понимаешь, не всегда получается не вилять. Особенно с тобой.
— Ааа... а...
— Я продал машину. Хороший такой BMW. Копил на него четыре года, а наездил четыре месяца. Но я не жалею, как можешь видеть. Это была самая выгодная сделка в моей жизни.
Она пораженно смотрела на меня.
— Зачем? Зачем вы это сделали?
— А ты не понимаешь? — спросил я.
Она молчала. Потом подвинулась чуть ближе.
— Хорошо. Не буду вилять. Я расскажу. Но только... блин, вы же все равно не поверите...
— Поверю. Теперь поверю.
Бобик взяла меня за руку. У нее было такое лицо, что я понял: сейчас ей нужно верить. Каждому ее слову и каждому взгляду.
И у меня нехорошо пробрало внутри — будто я уже знал, что она скажет.
— В общем... Конечно, вы подумали, что все это из-за денег. Увидела девочка, что она не урод, и решила подзаработать... В общем, так оно и есть. Нет у меня никакого Владика, и деньги эти — для меня, конечно... Но только... Щас я объясню... Когда мне сказали, сколько мне осталось — понимаете, я решила, что мне в моем положении, в общем-то, не до морали... Особенно, когда меня после химии обрили под ноль. Ведь вы правильно догадались: у меня были знаменитые волосы... На химию мы худо-бедно собрали деньги... и все. В интернете счет висит уже два года — без толку. Капает иногда что-то — по тыще в полгода. Знаете, сколько таких, как я? Красивых, лысых, с пронзительными глазами... Год назад я наткнулась на объявление. «Продам девственность... « Он был паскудным типом. Михал Алексеич, толстый такой... Продырявил меня за пять тыщ баксов. И я тогда решила, что мне терять нечего, и стала спать с парнями. Чтобы успеть, понимаете? Только с теми, которые мне нравились. Кстати, я должна сказать вам спасибо. Это было... ээээ... я даже и сказать не могу... Я даже и не знала, что можно так... Все четыре раза... Спасибо вам. Если б не вы — я бы так и не узнала...
Она закашлялась.
— А однажды я прочитала про вот эти самые шарики... Перетрухала здорово, боялась, что попалит и убьет. Семен, очкастый такой, с обручалкой на пальце... Но нет, обошлось. Семь тыщ... Зачем мне деньги? Ну, сама себе я говорю: вдруг все-таки насобираю на операцию. Метастазы растут, гады такие, и без скальпеля в кишках я точно не жилец. Во-вторых... Не насобираю — так хоть поживу по полной. В Гималаи съезжу. Я уже и дату наметила... И своим оставлю фонд. У меня ведь сестра есть, здоровая, талантливая, ей знаете как пригодится... Остался мне годик, максимум полтора, так что...
Я молчал.
Потом, когда смог говорить, спросил:
Продолжение ...