Сценарий

Слушатель подходит к дверям столовой. Заходит внутрь и подходит ко столу. Позже у нему подходит незнакомец. Далее следует сцена разговора двух этих персонажей. Все это время на фоне звучат слова:

СЛУШАТЕЛЬ (про себя): - Не так давно я ездил в Сент-Луис; по дороге на Запад на одной из станций, в столовой быстрого питания, ко мне подошел приветливый, добродушного вида джентльмен лет двадцати – двадцати пяти и сел рядом со мной. Около часу толковали мы с ним о всевозможных предметах, и он оказался умным и интересным собеседником.

Услышав, что я из Вашингтона, он тут же принялся расспрашивать меня о видных государственных деятелях, о делах в конгрессе, и я скоро убедился, что говорю с человеком, который прекрасно знает всю механику политической жизни столицы.

НЕЗНАКОМЕЦ: Говорю вам, демократия нас к добру не доведет. Людей нужно держать в ежовых рукавицах, чтобы от них был прок. Вот посмотри на мексиканцев. Давно уже нужно построить стену на чертовой границе с ними.

СЛУШАТЕЛЬ (про себя): Но потом наш разговор свелся к моему кузену Гаррису, с которым у нас также часто бывали дебаты на политические темы. При этих словах глаза моего нового знакомого вдруг радостно заблестели. «Видно, они навеяли ему какое-то очень приятное воспоминание», – подумал я. Но тут лицо его стало задумчивым и помрачнело.

НЕЗНАКОМЕЦ: Позвольте поведать вам одну историю, раскрыть перед вами тайную страничку моей жизни; я не касался ее ни разу с тех пор, как произошли те далекие события. Слушайте внимательно – обещайте не перебивать.

СЛУШАТЕЛЬ (про себя): Я обещал, и он рассказал мне следующее удивительное происшествие.

НЕЗНАКОМЕЦ (рассказ): 19 декабря позапрошлого года выехал я, значит, вечерним чикагским поездом в Сент-Луис. В поезде было двадцать четыре пассажира, и все мужчины. Настроение было превосходное, и скоро все перезнакомились. Помнится, ни у кого из нас не было ни малейшего предчувствия, что вскоре нам предстоит пережить нечто поистине кошмарное.

В одиннадцать часов вечера поднялась метель. Белый покров рос с каждой минутой; поезд замедлил ход, – чувствовалось, что паровичку все труднее пробиваться вперед. Недавнее оживление уступило место угрюмой озабоченности.

 «Все на помощь!» – в два часа ночи пронеслось по вагонам. Нас занесло! Все как один мы бросились исполнять приказание. Лопаты, руки, доски – все пошло в ход. Но потребовался лишь один короткий час, чтобы мы поняли всю тщетность наших усилий. Не успевали мы раскидать одну снежную гору, как ветер наметал на дороге десятки новых. Но хуже было другое: у нашего паровичка лопнула продольная ось. Расчисти мы и тут не смогли бы сдвинуться с места. Выбившись из сил, удрученные, разошлись мы по вагонам. Самое ужасное было то, что у нас не было никакой провизии. Замерзнуть мы не могли: на паровозе полный тендер дров – наше единственное утешение. В концов все согласились с малоутешительным выводом кондуктора, который сказал, что любой из нас погибнет, если рискнет отправиться по такой погоде за пятьдесят миль. Значит, на помощь рассчитывать нечего, посылай не посылай – все без толку.

НЕЗНАКОМЕЦ: Нам оставалось одно: терпеливо и покорно ждать – чудесного спасения или голодной смерти. После этого все разошлись по своим вагонам и попытались уснуть. На утро же за окном перед нами открылась все та же безрадостная картина. Потом еще один такой рассвет и еще. Наступил уже пятый день, а за ним шестой. А никакой провизии, напомню, у нас не было. Мы были уже на пороге смерти.

НЕЗНАКОМЕЦ (рассказ): Больше терпеть было невмоготу. И тут, то неосознанное, что росло в каждом сердце, было готово сорваться с каждых уст. Ричард Х. Гастон из Миннесотыподнялся с места:

- Джентльмены! Медлить дольше нельзя. Время не терпит. Мы с вами сейчас должны решить, кто из нас умрет, чтобы послужить пропитанием остальным.

Следом выступил мистер Джон Д. Уильямс из штата Иллинойс:

– Господа, я выдвигаю кандидатуру преподобного Джеймса Сойера из штата Теннесси.

Мистер У. Р. Адамс из штата Индианы сказал:

– Предлагаю мистера Дэниела Слоута из Нью-Йорка.

Mистер Гастон:

- Если не будет возражений, просьбу мистера Адамса можно удовлетворить.

НЕЗНАКОМЕЦ: Мистер Слоут возражал, и просьбу не удовлетворили.

НЕЗНАКОМЕЦ (рассказ): Мистер А. Л. Баском из штата Oгайо:

- Предлагаю подвести черту и перейти к тайному голосованию.

Мистер Сойер:

- Джентльмены, я категорически возражаю против подобного ведения собрания. Это против всяких правил. Я требую, чтобы заседание было прервано. Надо, во-первых, избрать председателя, затем, в помощь ему, заместителей. Вот тогда мы сможем должным образом рассмотреть стоящий перед нами вопрос.

Мистер Билл из Айовы:

- Господа, я протестую. Не время и не место разводить церемонии и настаивать на пустых формальностях. Что касается меня, я вполне удовлетворен названными кандидатурами, как, кажется, и все присутствующие; и я со своей стороны заявляю, что надо без промедления приступить к голосованию и избрать кого-нибудь одного, хотя… впрочем, можно и сразу нескольких. Вношу следующую резолюцию…

Мистер Гастон:

- По резолюции могут быть возражения; кроме того, согласно процедуре, мы сможем принять ее только по истечении суток с момента прочтения. Это лишь вызовет, мистер Билл, столь нежелательную для вас проволочку.

Объявили получасовой перерыв, комиссия удалилась на совещание. По стуку председательского молотка участники заседания вновь заняли места, комиссия зачитала список. В числе кандидатов оказались господа Джордж Фергюссон, Люсьен Херрман и У. Мессин. Список в целом был одобрен.

Мистер Роджерс из штата Миссури:

- Господин председатель, я вношу следующую поправку к докладу комиссии, который на сей раз был представлен на рассмотрение палаты в соответствии со всеми правилами процедуры. Я предлагаю вместо мистера Херрмана внести в список всем известного и всеми уважаемого мистера Гарриса из Сент-Луиса. Господа, было бы ошибкой думать, что я хоть на миг подвергаю сомнению высокие моральные качества и общественное положение джентльмена из Луизианы, я далек от этого. Я отношусь к нему с не меньшим почтением, чем любой другой член нашего собрания. Но нельзя закрывать глаза на то обстоятельство, что этот джентльмен потерял в весе за время нашего пребывания здесь значительно более других; никто из нас не имеет права закрывать глаза на тот факт, господа, что комиссия – не знаю, просто ли по халатности, или из каких-либо неблаговидных побуждений – пренебрегла своими обязанностями и представила на голосование джентльмена, в котором, как бы ни были чисты его помыслы, слишком мало питательных веществ…

Председатель:

- Мистер Роджерс, лишаю вас слова. Я не могу допустить, чтобы честность членов комиссии подвергали сомнению. Все недовольства и жалобы прошу подавать на рассмотрение в строгом соответствии с правилами процедуры. Каково мнение присутствующих по этой поправке?

Мистер Холлидэй из штата Виргиния:

- Вношу еще одну поправку. Предлагаю заменить мистера Мессика мистером Харвеем Дэвисом из штата Орегон. Мне могут возразить, что полная лишений и трудностей жизнь далеких окраин сделала плоть мистера Дэвиса чересчур жесткой. Но, господа, время ли обращать внимание на такие мелочи, как недостаточная мягкость? Время ли придираться к столь ничтожным пустякам? Время ли проявлять чрезмерную разборчивость? Объем – вот что интересует нас прежде всего, объем, вес и масса – теперь это самые высокие достоинства. Что там образование, что талант, даже гений. Я настаиваю на поправке.

Мистер Морган (горячась):

- Господин председатель, я самым решительным образом протестую против последней поправки. Джентльмен из Орегона уже весьма не молод. Объем его велик, не спорю, но это все кости, отнюдь не мясо. Быть может, господину из Виргинии будет довольно бульона, я лично предпочитаю более плотную пищу. Я спрашиваю мистера Холлидэя, можно ли, помня о нашем бедственном положении, о наших прошлых страданиях, о нашем беспросветном будущем, – можно ли, я спрашиваю, так упорно всучивать нам эту развалину, эти живые мощи, эту костлявую, скрюченную болезнями обезьяну с негостеприимных берегов Орегона? Нельзя, господа, ни в коем случае нельзя. (Аплодисменты.)

Поправка была поставлена на голосование и после бурных прений отклонена. Что касается первого предложения, оно было принято, и мистера Гарриса внесли в список кандидатов. Началось голосование. Пять раз голосовали без всякого результата, на шестой выбрали Гарриса: «за» голосовали все; «против» был только сам мистер Гаррис. Предложили проголосовать еще раз: хотелось избрать первого кандидата единогласно, – это, однако, не удалось, ибо и на сей раз Гаррис голосовал против.

НЕЗНАКОМЕЦ: С сердцами, исполненными благодарности, рассаживались мы за ужин. То были самые счастливые минуты в моей богатой событиями жизни. Мне понравился Гаррис. Вероятно, его можно было приготовить лучше, но, уверяю вас, ни один человек не пришелся мне до такой степени по вкусу, ни один не возбудил во мне столь приятных чувств. Мессик был тоже недурен, правда с некоторым привкусом. Но Гаррис… я безусловно отдаю ему предпочтение за высокую питательность и какое-тo особенно нежное мясо. У Мессика были свои достоинства, не хочу и не буду их отрицать, но, сказать откровенно, он подходил для завтрака не больше, чем мумия. Мясо жесткое, нежирное; такое жесткое, что не разжуешь!

СЛУШАТЕЛЬ: Стойте, вы хотели сказать…

НЕЗНАКОМЕЦ: Кажется, я просил вас не перебивать. На ужин мы выбрали джентльмена из Детройта, по имени Уокер. Он был превосходен. Я даже написал об этом впоследствии его жене. Выше всяких похвал. Еще и сейчас, как вспомню, слюнки текут. Разве что самую малость непрожаренный, а так очень, очень хорош. На следующий день к завтраку был Морган из Алабамы.

Прекрасной души человек, ни разу не приходилось отведывать подобного: красавец собой, образован, отменные манеры, знал несколько иностранных языков, – словом, истинный джентльмен. Да, да, истинный джентльмен, и притом необыкновенно сочный. На ужин подали того самого древнего старца из Орегона. Вот уж кто и впрямь оказался негодным обманщиком – старый, тощий, жесткий, трудно даже поверить. Я не выдержал:

– Джентльмены, – сказал я, – вы как хотите, а я подожду следующего.

Скоро всем стало ясно, что Дэвис из Орегона никуда не годится, и, чтобы поддержать доброе расположение духа были объявлены новые выборы. И дальше мы съели одного за другим Дулиттла, Макэлроя (тут были неудовольствия – слишком мал и худ), потом двух Смитов, Бейли (у Бейли одна нога оказалась деревянной, что, конечно, было весьма некстати, но в остальном он был неплох), потом съели юношу-индейца и одного джентльмена по имени Бакминстер – прескучнейший был господин, без всяких достоинств, к тому же весьма посредственного вкуса, хорошо, что его успели съесть до того, как пришла помощь.

СЛУШАТЕЛЬ: Так значит, помощь все же пришла?

НЕЗНАКОМЕЦ: Ну да, пришла – в одно прекрасное солнечное утро, сразу же после голосования. В тот день выбор пал на Джона Мэрфи, и, клянусь, нельзя было выбрать лучше. Но Джон Мэрфи вернулся домой вместе с нами цел и невредим, в поезде, что пришел на выручку. А вернувшись, женился на вдове мистера Гарриса…

СЛУШАТЕЛЬ: Гарриca?!

НЕЗНАКОМЕЦ: Ну да, того самого Гарриса, что был первым нашим избранником. И представьте – счастлив, разбогател, всеми уважаем! Ах, до того романтично, прямо как в книгах пишут.

Простите, но мне уже пора. Желаю вам счастливого пути. Если выберете время, приезжайте ко мне на денек-другой. Меня прямо-таки влечет к вам. Я полюбил вас, поверьте, не меньше Гарриса. Всего вам хорошего, сэр. Приятного путешествия.

Он ушел. Я был в полном смятении. И вместе с тем в глубине души я испытывал облегчение, что этого человека нет больше рядом со мной.

ОФИЦИАНТ: С вас 20 долларов.

СЛУШАТЕЛЬ: Простите, вы случаем не знаете кто этот человек?

ОФИЦИАНТ: Когда-то он был членом конгресса, и притом всеми уважаемым. Но однажды поезд, в котором он куда-то ехал, попал в снежный занос, и он чуть но умер от голода. Он так изголодался, перемерз и обморозился, что заболел и месяца два-три был не в своем уме. Сейчас он ничего, здоров. Но любит он рассказывать эту историю. Но оканчивает он свою историю в основном словами: «Подошло время выбирать очередного кандидата на завтрак; ввиду отсутствия других предложений на сей раз был избран я».

Оставьте двадцатку на столе, пожалуйста.

СЛУШАТЕЛЬ: Как легко мне снова дышалось! Значит, все рассказанное – это всего-навсего безобидные бредни несчастного помешанного, а не подлинное приключение кровожадного людоеда.

Слушатель оставляет 20 «долларов» и уходит.

ОФИЦИАНТ: Что это вообще такое?