Самый белый

Сегодняшний странный заказ я получил по почте. По обычной почте, заказным письмом.

— Распишитесь, — буркнула заспанная дама-почтальон, в семь утра доставив мне конверт, в котором я нашёл координаты места, куда мне следовало приехать с фотоаппаратом, и смазанную фотографию "для ориентира".

Но самое интересное было то, что деньги на карту за работу мне заранее пришли. В тот же день. Это редкость. Значит, кто-то из постоянных порекомендовал. Хочешь не хочешь, придётся ехать. А я всегда хочу. Люблю это дело. Плохо ли в лес съездить по хорошей погоде. И работа, и удовольствие.

Заказчики бывают разные. Находят меня в интернете, или приходят по рекомендациям друзей. У всех свой характер, требования свои. Кому-то надо только результат: одну, две фотографии. Кто-то просит и сырой необработанный материал скидывать. Кто-то удивляется, почему так дорого — типа, я и сам так могу. Ну и смоги, зачем меня тогда звать было?

А кто-то без разговоров платит, да ещё и благодарит. И друзьям советует обращаться.

Был у меня случай, отснял для продажи особнячок. Владелец аж прослезился, когда фотки увидел. Сказал, что времени не было съездить посмотреть. Сначала купил, не глядя, потом задумал продавать, деньги в бизнес вложить. А после моей фотосессии так в свою собственность и влюбился заочно. И продавать наотрез отказался.

Но дом действительно хороший. С душой. Я попросил у хозяина, можно ли одну фотографию себе распечатать, некоторые против бывают, он разрешил. Висит у меня над столом, радует.

Добрался без приключений. Правда, на машине не получилось. Электричка да автобус. И несколько километров пешком.

Вот она, тропа. До чего ж красиво. Пыльная зелень, от которой немного устаёшь за лето, уступила место другим цветам: солнечному жёлтому, благородному золотому, эпатажному красному, сдержанному и элегантному багровому. И с погодой повезло.

Лес как будто ждал меня. Бывает такое ощущение, что не зря сегодняшний день пройдёт, что получится что-то стоящее снять, не только на заказ. Но и для себя.

Конечно, глянец фотографии меркнет перед реальностью осеннего леса. Но иногда удаётся ухватить момент. Что есть фотография? Рисунок светом. Нужно его уметь поймать, свет-то. Природа не даётся так просто. Иной раз не больше минуты у тебя в запасе, чтобы кадр заиграл. А вот солнце сдвинулось на градус, и пропала магия. А то некоторые наснимают полуденных фоточек, а потом удивляются, где красота.

А вот это уже странно. Шёл прямо, никуда не сворачивал, петлял вместе с тропой, но вернулся к тому же месту, которое на фотографии было. Мне и доставать не надо, я замечаю детали: вот корень в виде змеи из земли высовывается, вот ворох листьев кленовых. Помню. Видел только что. Я остановился в недоумении.

— Ты кого-то ищешь? — раздался тонкий детский голосок за моей спиной.

Я обернулся. То, что я увидел, заставило меня заорать во весь голос:

— Твою мать, твою мать, твою мать!

Одновременно я отпрыгнул метра на два назад, а руки мои заходили ходуном, как будто отгоняли нападающих невидимых насекомых. Я всегда так делаю, когда пугаюсь. Хорошо, что камера на шее висела. Была бы в руках, запустил бы со страха в это существо.

Оно выглядело как метровый сморчок-переросток, которому какой-то сумасшедший учёный попытался придать антропоморфный вид, но малость попутал с пропорциями, а когда понял, что не получилось, раскрасил поделочку в кислотные цвета. Негоже добру пропадать.

— Ты к маме? — уточнило разноцветное существо и, не дождавшись от меня ответа, поинтересовалось:

— А ты что так прыгаешь? И орёшь? А почему три раза про маму сказал? Я и с первого раза понял.

Мне трудно было соображать, дышать, говорить. Вместо ответа я выдал примерно следующее:

—Ааыы. Ааа.

— Что, прости? Не расслышал.

Гриб приблизился ко мне на пару шагов и снова остановился, внимательно глядя на меня маленькими несимметрично посаженными глазами. Его вежливый тон давал понять, что нападать он не собирается. Хоть что-то надо было сказать.

— Здрасте, — пролепетал я.

— И ты будь здоров, добрый человек, — ответил Гриб и при этом улыбнулся так, что мне снова стало нехорошо. У существа были довольно острые деревянные зубы и зелёный язык.

— Я тут заблудился, видимо, — оставляя неприличные паузы между каждым словом, сказал я. Речь возвращалась неохотно.

— Ясен пень, заблудился. Это я тебя водил, приглядывался, — с удовлетворением произнёс Гриб. Интонации были взрослыми, а голос детским. Складывалось впечатление, что я каким-то образом оказался в 3D мультфильме, но во время озвучания заболел правильный актёр, а никого кроме травести поблизости не оказалось.

— Сюр какой-то, — прошептал я, но слух у Гриба был что надо.

— Да, вот такой сюр-бор у нас тут, — скаламбурил он. Потом посмотрел на камеру, болтавшуюся у меня на груди.

— Canon? Зеркалочка? Новая? Сам-то доволен? Не мылит?

Я окончательно запутался. Сказочный вид существа не предполагал такой технической осведомлённости. Но сам вопрос оказался как нельзя кстати. Дар речи вернулся, и я пустился в профессиональные рассуждения. Гриб поддакивал, а иногда задавал дельные уточняющие вопросы.

Часть моего сознания была занята беседой, часть пребывала в первобытном ужасе, а еще часть отмечала удивительную способность человека адаптироваться к обстоятельствам.

И тут молнией сверкнула здравая мысль: надо же ЭТО сфотографировать.

Как можно более небрежно, скрывая свою крайнюю заинтересованность, я предложил показать фотоаппарат в деле. Гриб согласился, и я направил камеру на него. Но он отрицательно покачал головой — или всем телом, если быть точным.

— Да нет, меня не получится сфоткать, — с лёгкой грустью сказал он.

— Почему? — тупо спросил я.

Вместо ответа он хмыкнул и опять улыбнулся, еще шире прежнего, явно увидев что-то позади меня. Я медленно-медленно развернулся, не без опасения ожидая новых чудес.

Высокая, даже слишком высокая, пожилая женщина стояла рядом с молодым дубом, и рисунок на её тёмно-коричневом платье точь в точь повторял фактуру коры этого дерева. Волосы были разноцветными, эпатирующие девочки-подростки могли бы позавидовать смелому подбору цветов.

— Мам, объяснишь? — обратился Гриб к женщине. Та с улыбкой кивнула.

— Простите за столь экстравагантный приём, — сказала она. — Но мы должны были убедиться в вашей адекватности.

— В моей?

— Да, вы не первый фотограф, которого мы вызываем.

— Вызываем? — я просто излучал адекватность.

Мой обескураженный вид развеселил женщину. Смех у неё был очень уютный — добрый и открытый.

— Да, приглашение на фотосессию и координаты вы получили от меня.

— Но зачем? Кто вы? И кто... эээ... - моё затруднение было вызвано тотальной невозможности тактично сформулировать вопрос про моего первого собеседника. Женщина пришла мне на помощь. Нельзя сказать, что удачно.

— В некотором смысле вы сейчас в этом лесу один.

Это был удар. Такой вариант мне приходил в голову, и я решил называть вещи своими именами:

— Значит, я с ума сошёл? Я сам с собой говорю? Вы мои... галлюцинации?

— Я буду молчаливой галлюцинацией, — радостно процитировал Гриб. И это серьёзно укрепило меня в моих подозрениях.

Но женщина, платье которой, кстати, незаметно для меня сменило цвет и фактуру с дубовой на травянисто-зелёную, с улыбкой отрицательно покачала головой.

— Нет, нет. Я же сказала — в некотором смысле один. Как... — она с трудом подбирала слова — неизменяемый биологический субъект, обладающий сознанием, которое и позволяет выстраивать диалог с нами — изменяемыми небиологическими субъектами, назовём это так. Мы обладаем другой природой. Но мы реальны, как и вы. Но не имеем устойчивой формы. Мы такие, потому что вы увидели нас такими. Честно говоря, я даже не знаю, как для вас выгляжу.

Гриб же не упустил возможности вставить словечко:

— А я, судя по его прыжкам, обладаю впечатляющей внешностью. Скажи хоть, — обратился он ко мне — на кого я похож-то? На животное? На гномика? На дерево, может?

— Ну, я бы сказал, что на... гриб, но у вас... добрые глаза, — таким образом я попытался смягчить удар. Почему-то мне казалось, что сказав про гриб, я могу травмировать психику этого милейшего существа.

Но он разразился приступом гомерического хохота:

— Гриб, Гриб! Как— хахаха— дедушка Ленин... А глаза добрые, добрые!.. хахаха... ой. не могу... Спасибо, добрый человек, насмешил...

Его смех был настолько заразительным, что мы с женщиной тоже расхохотались. Спустя пару минут я, вытирая слёзы, спросил:

— То есть, для постороннего наблюдателя вас не существует? Камера вас не зафиксирует? Или как?

— Это зависит от постороннего наблюдателя, — ответила женщина. — А камера, она не обладает сознанием, поэтому и не может интерпретировать информацию. А человек может. И то не всякий. Камера же фиксирует видимую физическую реальность. Только и всего.

Я пытался понять, что она говорит. Сам я такое точно придумать бы не смог. Значило ли это, что она говорила правду?

— Зачем вы меня вызвали, — решил прояснить я своё положение. — И куда делись другие, менее... эээ... адекватные?

— Сбежали другие, — отозвался Гриб. — Контакта не получилось. Их воображение, скорее всего, нарисовало нас монстрами. А страх разрушает любую тонкую связь.

— И всё же, зачем я здесь?

— Нам нужна ваша помощь, — сказала женщина.

— Вам? Моя?

— Мы, хоть и не имеем видимой формы, связаны с этим местом, с этим лесом, рекой, ландшафтом. В какой-то степени мы и есть этот лес. Но скоро лес исчезнет. И мы можем исчезнуть.

Когда она произнесла это, мне показалось, что тени деревьев стали чернее, осенние краски выцвели, а птицы замолчали. Или это солнце скрылось за тучами на долю секунды?

Я растерялся. Что могу сделать я, простой фотограф? Что? Организовать митинг? Обойти окрестные деревни с призывами беречь мать-природу? Заявиться в администрацию округа и поведать там о небиологических изменяемых субъектах? Попросить бывших богатых клиентов выкупить тут всё и превратить в заповедник?

Пока в моей голове проносились эти варианты, женщина как будто прислушивалась к чему-то.

— Вы можете сделать фотографии, теперь я вижу, что вы можете, — спокойно сказала она.

— При чём тут фотографии, — удивился я. — Как это поможет вам? Как фотографии спасут лес? Камера же не может зафиксировать...

Она так тепло и радостно улыбнулась, что я внезапно понял сам. Без объяснений.

Камера сама по себе ничего не может. Она фиксирует реальность. Но у разных фотографов один и тот же объект выглядит по-разному. Один и тот же пейзаж, один и тот же цветок, одно и то же дерево. И на одних фотографиях есть жизнь, а другие — пусты и холодны. Теперь я знал, почему. Я знал теперь, зачем я стал фотографом. Понял в один момент, что именно видел в детстве на любимых снимках. Почему смотрел и не мог насмотреться. Фотографии, а до этого были картины великих мастеров и безымянных подмастерьев — я понял, почему это так важно.

И я занялся своим любимым делом, и лес радовался вместе со мной.

Перед самым моим уходом Гриб отвёл меня в сторону и спросил доверительно:

— А я вообще, какой? Ну там — груздь, подосиновик, или типа мухомора?

— Белый. Самый белый, — соврал я и снова увидел на его сморщенной физиономии кошмарную довольную улыбку, которая больше не пугала.

Текст написан в рамках литературного марафона

Распишитесь

/ день седьмой. Лесные секреты/