Робинсон Джефферс — На краю континента

В равноденствие, когда земля под вуалью дождя, в венке

из влажных маков встречала весну,

Океан набухал далекой бурей и бил в берега, а зыбь

потрясала устои гранита,

Я смотрел на границу гранита и брызг, на воздвигнутый

бурый рубеж, чувствуя позади

Горы, равнины, необъятный простор континента, а впереди

еще большее пространство и массу воды.

Я сказал: «Ты связуешь тюленьи лежбища алеутов

с цветниками кораллов и лавы на юге,

Через твой водоем жизнь, устремленная на восход,

встречается с нашей, обращенной к вечерней звезде.

Сколько переселений прошло по тебе бесследно, и ты

нас забыла, праматерь!

Была ты много моложе, когда, выброшены из чрева, мы

грелись на солнце в отливе.

Это было так давно, мы стали горды, а ты еще более горькой;

жизнь сохранила

Твою подвижную, беспокойную силу, завидуя твердости,

непоколебимому спокойствию камня.

В наших венах — приливы, мы отражаем звезды, жизнь-

твое порожденье, но есть во мне

То, что древней и крепче жизни и беспристрастней, то,

что видело, когда не было океана.

То, что смотрело, как ты из сгущенья пара стекала

в ложа свои, их изменяя,

Как ты в покое и буре точила свои берега, грызла скалы,

менялась местом с материками.

Мать, сходен строй моей песни с твоим прибойным

древним ритмом, но взят не у тебя.

Ведь еще до воды бушевали приливы огня, и песни —

моя и твоя,— из истоков более древних».