Робинсон Джефферс — На краю континента

В равноденствие, когда земля под вуалью дождя, в венке
      из влажных маков встречала весну,
Океан набухал далекой бурей и бил в берега, а зыбь
      потрясала устои гранита, 

Я смотрел на границу гранита и брызг, на воздвигнутый
      бурый рубеж, чувствуя позади 
Горы, равнины, необъятный простор континента, а впереди
      еще большее пространство и массу воды. 

Я сказал: «Ты связуешь тюленьи лежбища алеутов
      с цветниками кораллов и лавы на юге, 
Через твой водоем жизнь, устремленная на восход,
      встречается с нашей, обращенной к вечерней звезде. 

Сколько переселений прошло по тебе бесследно, и ты
      нас забыла, праматерь! 
Была ты много моложе, когда, выброшены из чрева, мы
      грелись на солнце в отливе.

Это было так давно, мы стали горды, а ты еще более горькой; 
      жизнь сохранила
Твою подвижную, беспокойную силу, завидуя твердости, 
      непоколебимому спокойствию камня.

В наших венах — приливы, мы отражаем звезды, жизнь-
      твое порожденье, но есть во мне 
То, что древней и крепче жизни и беспристрастней, то,
      что видело, когда не было океана.

То, что смотрело, как ты из сгущенья пара стекала
      в ложа свои, их изменяя, 
Как ты в покое и буре точила свои берега, грызла скалы,
      менялась местом с материками.

Мать, сходен строй моей песни с твоим прибойным
      древним ритмом, но взят не у тебя. 
Ведь еще до воды бушевали приливы огня, и песни —
      моя и твоя,— из истоков более древних».