Republic - Управление по случаю: адхократия как форма путинского режима
res_publica28 февраля 2018 г. Татьяна Становая.
Для решения задач государство уходит в тень.
Как выяснил The Bell, связанная с Евгением Пригожиным компания «Евро-Полис» подписала с сирийскими властями юридически обязывающие соглашения о доступе к газовым и нефтяным месторождениям страны. Случилось это незадолго до столкновения бойцов ЧВК «Вагнер» с американскими военными в нефтегазовой провинции Дейр-эз-Зор.
Если суммировать многочисленные расследования, публиковавшиеся, в частности, в «Новой газете» и «Фонтанке», в обмен на получение четверти добычи бойцы ЧВК должны были зачистить от врагов Башара Асада богатые энергетическими ресурсами участки и обеспечить их охрану. Вопрос о том, действовала ли ЧВК «Вагнер» как частная компания или как неформальный государственный рычаг, стал одним из самых обсуждаемых. Этот и ряд других примеров позволяют говорить о формировании в России особого государственного стиля управления, приближающегося по своим свойствам к так называемой адхократии.
Термин был придуман американским ученым Уорреном Беннисом и в общем-то не имел большого отношения к политике: сам Беннис прославился развитием теорий лидерства. Слово «адхократия» происходит от латинского ad hoc («специально для этого», «по особому случаю») и означает организационное, законодательное или кадровое решение, предназначенное для конкретной, специфической, неординарной задачи. Теория адхократии активно развивалась с 1970-х до 1990-х годов и была частью управленческой науки. Адхократия, как правило, противопоставлялась бюрократии. Если бюрократия функционирует в рамках статичной, жесткой, иерархической структуры, нацеленной на решение типичных задач типичными механизмами, то адхократия – это гибкий управленческий инструмент, позволяющий создавать структуры и набирать людей под решение специфической проблемы. Адхократическая форма организации используется, например, в таких организациях, как NASA или Motorola. Адхократия как набор возможностей имеет весьма позитивный образ в науке – ряд ученых убеждены, что за этим будущее государств, которые будут постепенно избавляться от закостенелых и неэффективных бюрократических механизмов.
Однако в России, если приглядеться, за 18 лет нахождения Путина у власти накоплен гигантский опыт адхократического управления, причем такой опыт весьма спорен с точки зрения эффективности – это просто иная форма решения государственных задач. Любитель спецопераций как формы решения проблем, политический лидер, который не доверяет государству (о чем очень верно написал Максим Трудолюбов), Путин практически всегда использовал адхократические инструменты, «пристроенные» к государству. Они могут систематизироваться в зависимости от степени формализованности и публичности (иногда являясь частью формальной вертикали, иногда оставаясь полностью частными), но всякий раз такие структуры оказываются частью политической вертикали власти и существуют в той или иной степени за счет властных ресурсов (начиная с финансовых и заканчивая административными и политическими). Это важно понимать: при Путине неофициальная структура управления превалирует над официальной, задает последней цели и задачи и ее же контролирует.
Так, например, на уровне администрации президента это наблюдается за счет частого смешивания официальных и неофициальных специфических узких функций. Например, создание должностей спецпредставителей президента под конкретные проекты или людей (климат, экология и транспорт, отношения с Украиной) или уполномоченных по защите прав отдельных категорий (детей, предпринимателей). Адхократическим управленческим решением является и работа советника Путина Антона Кобякова (того самого, что писал вместе с Антоном Вайно про нооскоп): он ключевая фигура, организующая все экономические форумы в России (ответственный секретарь ПМЭФ, Арктического форума, Восточного экономического форума и прочих). Еще один пример – работа Владислава Суркова помощником Путина по социально-экономическому сотрудничеству с государствами СНГ, Южной Осетией и Абхазией: в его официальной должности нет ни слова об Украине, но это его главная сфера ответственности. Как только возникает точка напряжения в той или иной сфере, Путин тяготеет к тому, чтобы подобрать под нее «менеджера» и создать особый, часто камуфлирующий статус.
На уровне правительства тоже свои примеры: скажем, создание региональных министерств или несколько ранее – вице-премьера по Олимпиаде. Можно привести в пример и законы ad hoc – самым ярким тут будет законодательство о госкорпорациях. Заметим, что в России нет базового закона о госкорпорациях: каждая подобная структура имеет собственный закон и действует на его основе, при этом формально оставаясь некоммерческой организацией. Захотелось кому-то из друзей Путина госкорпорацию под условным названием «Прогресс» – будет принят закон «О госкорпорации “Прогресс”», в соответствии с которым РФ должна будет сделать имущественный взнос в капитал этой новой структуры.
Последние три года дали основания говорить о взрывном развитии адхократических технологий управления в России. Их практическое применение проявляется в работе Агентства интернет-исследований (знаменитая фабрика троллей) или ЧВК «Вагнер»: приближенный к Путину бизнесмен Евгений Пригожин берется за такие направления работы, которые не вписываются в государственную вертикаль и носят деликатный характер.
Склонность Путина к адхократической модели управления достаточно понятна: это по сути и есть прямое воплощение того самого ручного управления, о котором так много писали эксперты и журналисты. Тут, однако, следует указать на важный нюанс: ручное управление, как правило, подразумевает личную вовлеченность Путина в решение проблемы. Адхократическое же управление это допускает, но привлечение Путина тут не является обязательным условием. Общее между ручным управлением и адхократией – в возможности действовать за рамками регламентов, в подвижности инструкций.
Адхократическое управление подразумевает несколько ключевых свойств. В первую очередь это органический характер структуры, что подразумевает, в частности, смешение компетенций (в отличие от механических организаций, где у каждого участника своя специализация), а также высокую степень адаптивности к меняющимся условиям. Работа таких организаций не стандартизирована, подбор кадров основан не на профессиональной квалификации, а на опыте и персональных качествах, обучение, как правило, происходит уже после вхождения в проект.
И тут главный вопрос: когда решение проблемы, возникшей в рамках государственного управления, передается в адхократическую структуру, каким образом соблюдается баланс интереса между этой структурой и государством? Иными словами, возвращаясь к практике, чьи интересы защищает Пригожин: компании «Евро-Полис» с санкции государства (в таком случае речь идет о приватизации государственных функций) или интересы государства с получением отдельного вознаграждения за оказание услуги?
Представляется, что весь адхократический подход нацелен на решение именно государственных (что часто, правда, подменяется политическими) задач, но более гибкими, адаптивными инструментами с минимальной публичной ответственностью. Вопрос тут как в недоверии к государству, как справедливо написал Трудолюбов, так и в желании минимизировать любые формы публичного контроля. Это не столько выход за пределы государства, это уход государства в тень. История ЧВК во многом подтверждает это. Формально частная структура, работавшая на государство, действует в контексте проводимой Кремлем внешней политики. Так, условная операция «Нефть в обмен на территорию» становится попыткой Путина торговаться с Башаром Асадом через посредника: мы тебе возвращаем источники пополнения бюджета, а ты с нами делишься миноритарной частью отобранного. В глазах Пригожина, может быть, это бизнес, в глазах Путина – возможность сформировать рычаг давления на сирийского президента. Попытка капитализации военной кампании в интересах того самого теневого, адхократического государства, которое построил Путин, – следствие решения геополитической задачи. У всей этой модели есть один недостаток – она функционирует лишь до тех пор, пока Путин остается ключевым элементом официального государства.
А это означает, что сам Путин загоняет себя в ловушку. Злоупотребление адхократическими моделями управления ведет к трансформации официальной государственной системы принятия решений в витринное государство (не путать с витринной демократией). Вертикаль функционирует, но реальный механизм управления выведен в тень. Тут-то и возникает проблема для Путина: слишком легко со временем поверить в то, что адхократическое полуофициальное государство и есть главное государство, обеспечивающее стабильность власти. И очень болезненным со временем может стать открытие, что именно в официальном государстве, доведенном до статуса «фасада» или «витрины», и заложен реальный механизм смены политических режимов.
Читайте ещё больше платных статей бесплатно: https://t.me/res_publica