Republic - Свобода не там. Есть ли у России республиканское будущее?
res_publica18 марта 2018 г. Олег Хархордин.
Либеральные реформы в России провалились, но это не значит, что россиянам несвойственна свобода.
Путь России к политическим свободам не обязательно лежит только через честные выборы и независимые СМИ. Еще одним путем может стать обеспечение равенства доступа к тем площадкам, где чиновники принимают решения и производят правила нашей совместной жизни.
После перестройки, в конце ХХ века казалось: введи честные выборы, скопируй законы из ведущих западных либеральных демократий, утверди частную собственность и конкурентный рынок – и свобода укоренится в России. В XXI веке мы знаем: слова «демократы» и «либералы» стали непривлекательным обозначением реформаторов 1990-х годов, так как они не привели страну ни к реальной демократии, ни к укреплению либерализма. Но тот факт, что либеральные реформы в России провалились (были ли они свернуты сверху или не нашли поддержки снизу), не означает, что россиянам несвойственна свобода, а Россия обречена быть страной рабов и господ. России не противна свобода. Россия усвоила свободу. Просто свобода эта нелиберального типа. Не быть в воле другого; не страдать от произвола начальника или коллектива – вот основа этой вольности.
Либерализм – наше всё?
Основные теоретические бои в политике XX века шли между марксизмом и либерализмом. Когда одного из двух бойцов после нокаута вынесли с ринга, казалось, либерализм окончательно победил. Но что такое либеральная демократия в современном мире? Это система, в которой избирательная активность граждан стремительно падает, где их влияние на политику обычно сводится к акту выбора меньшего зла из двух возможных, где выборам предшествуют скандалы, а следуют за ними протесты. Заговорив о кризисе представительной демократии, исследователи вспомнили: ведь либерализму всего 200 лет. До его изобретения – в греческих полисах, Риме, свободных городах и республиках Европы Средних веков и Нового времени – процветал другой тип совместной жизни, тоже утверждавший свободы человека и сообщества. Следуя римской манере, сейчас мы называем его республиканизмом или классической республиканской традицией.
За время господства либерализма в нас прочно укоренилось представление о ключевом значении честных и конкурентных выборов. О том, что политика и управление совместной жизнью – удел избранных, самых компетентных и достойных профессионалов. Ведь теперь кажется, что каждый должен заниматься своим делом: рабочий – работой, финансист – финансами, а политик – политикой. Ведь если, например, допустить горлопанов с улицы к дележу бюджетов и принятию решений о приоритетах, то они все спустят на сиюминутные радости либо погрязнут в хаотических спорах. Многие ли согласятся снизить температуру в батареях в городе ради экономии городских ресурсов? Или создать резервный фонд вместо поднятия пенсий и пособий?
В результате на Западе небольшой слой профессиональных политиков освобождает граждан от необходимости сообща решать вопросы совместной жизни. Такой «демократический деспотизм», по выражению Алексиса де Токвиля, ведет не к тому, что он репрессирует или давит граждан; нет, граждане, отдавая другим способность решать вопросы своей судьбы, просто деградируют до уровня хорошо ухоженного стада, о котором позаботится пастырь. В России стадо не так ухожено; но многие граждане тоже готовы отдать бремя принятия политических решений другим – как депутатам парламентов разных уровней, так и исполнительной власти. Со временем граждане видят все большую оторванность парламентов и прочих представительных органов от нормальных людей и теряют мотивацию ходить на выборы. Для них выборы – это способ раз в 4 или 5 лет поменять элиту, которая тобой правит, а не способ обеспечить себе доступ к власти. Республиканская традиция же гласит: именно доступ и участие важны. Важно не равенство изначальных условий социальной гонки за успехом или богатством (чего требует либерализм) и не равенство результатов распределения произведенных вместе богатств (чего требуют социализм и коммунизм), а важно равенство доступа к местам в исполнительной, законодательной и судебной власти.
Республиканизм говорит о расширении права доступа к площадкам принятия таких решений – о том, что все, кому небезразлична конкретная проблема, должны иметь равные шансы участия в ее решении (после соответствующей предварительной подготовки, конечно, так как сложные технические вопросы сегодняшней цивилизации нельзя решать с бухты-барахты). Механизм выборов для этого не подходит – нужны постоянно действующие каналы прямого участия рядовых граждан в совместной работе с чиновниками. Это и есть гарантия политических свобод. Для свободной жизни выборы и профессиональные представители народа не самое необходимое условие. Для ренессансных Венеции и Флоренции жребий играл большую роль, чем выборы; а Большой совет, куда входили все патриции, достигшие определенного возраста, не был институтом политического представительства. Там не «представляли» других, там действовали от лица себя. Да и сейчас горожане сами способны взвешенно принимать решения по поводу городской жизни, с учетом профессиональной экспертизы, представленной им. А аргумент о неизбежности профессионализации и представительных институтов (как сейчас можно собрать целый город на одной площади, да еще и получить рациональное принятие решений на таком сборище?) зачастую лишь ограничивает доступ граждан к площадкам, где принимаются решения, в результате чего площадки эти превращаются в «кормушки» или песочницы для игр недетского тщеславия чиновников.
Уже сейчас такие каналы доступа к площадкам принятия решений и правил по поводу общей жизни в России возможны. В них отчасти заинтересована местная региональная власть, и в каком-то виде они уже существуют. Но гражданам не приходит в голову требовать их расширения. Вместо этого требования сосредоточены на обеспечении честных выборов, обсуждается проблема контроля за телевидением, возлагаются надежды на мобилизующую силу твиттера и телеграма – на повестке дня лишь вопросы о том, как помочь немногим из толпы попасть в лифт, который вознесет отдельных граждан на высоты представительной демократии. Но вопрос, возможно, не в том, чтобы нами управляли лучшие, отобранные согласно честной и прозрачной процедуре. Возможно, свобода России заключается в том, чтобы обеспечить всем более или менее равное право не быть в воле другого, избранного или назначенного на несколько лет сидеть над нами. Не быть под произволом можно, лишь участвуя в создании тех правил вольной жизни, по которым мы могли бы жить.
Республиканская традиция
Равные шансы доступа к принятию решений и правил общей жизни – лишь одна из составляющих республиканизма. Не менее важна мотивация участия в политике – ради чего граждане тратят время на эту деятельность, которую им не оплачивают? Истории известно множество примеров работающей мотивации, о которой нынешняя политика забывает. Термин «политика» идет от слова «полис», но греки ужаснулись бы, если бы борьбу за дележку национального бюджета и освоение контрактов придворными фирмами назвали «полисом». Дело в том, что полис был не только про столкновение интересов; он был и ареной, где можно было прожить значимую, уникальную жизнь, достойную стать примером для следующих поколений. Этот «полисный» аспект политической жизни почти что ушел из современной политики. Но без него политика превращается лишь в банку для пауков, пытающихся съесть друг друга в борьбе за влияние, контракты, богатство.
Ханна Арендт, более известная в России как первая исследовательница тоталитаризма, была теоретиком, возродившим внимание к республиканизму как к главному противоядию от тоталитарных тенденций ХХ века. Для нее греческий полис – это не только альтернатива стандартизирующему людей массовому обществу, так как полисная жизнь создает истории уникально значимой жизни, которые запишут для грядущих поколений фукидиды и плутархи, но это и попытка решить вопрос смысла жизни. В одиночку человек с ужасом смотрит в зеркало с вопросом «Что я? Кто я? Зачем я?». В совместном действии по решению проблем, значимых для полиса-города-республики, примеры достойной для подражания жизни, примеры уникально значимого действия рождаются автоматически. От греков и римлян эта идея досталась и нашим прапрадедам екатерининского и александровского веков.
В наш циничный век такой квазиантичный подход к политике как полисному, публично значимому делу кажется слишком напыщенным. Отчасти он дискредитирован большевиками, которые активно пытались взять его на вооружение в виде требования добровольного самопожертвования на благо Родины. А новых моделей нет. Последние 20–30 лет российского капитализма не дали истории примеров значимой жизни среди политиков и бизнесменов – так, чтобы равные по статусу и независимые сограждане увидели бы достойную модель для своих детей. Но мы видим и чувствуем, что это место пусто. Дело в том, что остаточное понимание именно такого – полисного, республиканского – участия в политике пришло к нам от обязательного для россиян чтения Пушкина и авторов его эпохи и из их античных образцов, которые мы временами воспроизводим, сами этого не осознавая.
Республиканизм на практике
За последние 30 лет в мире опробованы разные техники организации участия граждан в политике. Участие не значит, что каждый должен дежурить на вечевой площади, ожидая очередного голосования, – речь идет о равных шансах участия в органах исполнительной, законодательной и судебной власти.
Элементы этого в России всегда были. Напишите ее историю не как Карамзин – монархист, писавший с монархическими целями, – и вы увидите Россию Новгорода и Пскова, беглых и раскольников, казацкой вольницы и бесконечных пространств, где претензию на самодержавие элементарно ограничивают дистанция и стремление не уронить, удержать достоинство отдельного человека. Элементы республиканского участия есть и сейчас. Где-то всем жителям рассылают приглашения участвовать в работе комиссии по проблемам коммунального хозяйства, образования, транспорта и т.п. – люди должны являться на регулярные собрания, где их обучают совместной работе, и отсев незаинтересованных или менее сообразительных происходит сам собой. Где-то применяется жребий. Где-то жителям предлагается участвовать своими деньгами в тех проектах, которые они разрабатывают или поддерживают, где-то на реализацию таких проектов выделяется 2–5% местного бюджета. Реальная возможность что-то сделать, изменить к лучшему жизнь в своем городе дает людям достаточную мотивацию тратить на это личное время и силы. Так происходит и в России, где с 2014 года проходят подобные эксперименты в нескольких городах.
Для российских регионов и муниципалитетов это радикальная инновация. Из наших исследований мы знаем, что российские бюджеты разного уровня чаще всего функционируют как «общаки». Они находятся под контролем групп из 20–30–50 человек, которые монополизировали власть в данном городе или регионе и пресекают большинство попыток со стороны кого-либо еще повлиять на распределение бюджетов.
Более адекватная местная власть выигрывает от сотрудничества с жителями по нескольким причинам. Во-первых, таким образом действительно удается разрулить узкие места управленческой машины – то есть найти решения на площадках, где сталкиваются интересы разных групп, а такие решения гораздо более легитимны. Во-вторых, когда людей допускают к решению сложной проблемы, они могут убедиться, что проблема не надумана и простого решения нет. В-третьих, это добавляет очков мэрам и депутатам на следующих выборах, у них формируется настоящая база поддержки.
И хотя этот опыт участия в России пока мало развит, есть все основания полагать, что он будет распространяться. Те же самые россияне, которые презирают депутатов и чиновников, продают свои голоса на выборах и послушно садятся в автобусы на митинги в поддержку власти, – в то же время эффективно самоорганизуются в ситуации стихийных бедствий или замерзших батарей, коллективно, быстро и слаженно действуя в общих интересах. Точно так же в регионах, экспериментирующих с участием граждан, они дважды в неделю садятся за стол переговоров, чтобы спустя несколько месяцев добиться реального решения общей проблемы.
Едва ли можно себе представить, что в ближайшем будущем механизмы гражданского участия способны заменить выборы российского президента и депутатов Дум разного уровня. Но дополнить могут. Республиканские механизмы регулирования совместной жизни хорошо работали и работают в Европе Нового времени только на донациональном или наднациональном уровне. Дело в том, что национальные государства формируют постоянные армии и отряды полиции такой мощи, что классические республики типа Венеции или Дубровника со временем проигрывают им в военном соревновании. Но там, где люди живут до или вне государства (обычные примеры – муниципальное самоуправление или международные организации, где нет одного жандарма для всех), республиканские механизмы дают шанс жить свободно среди равных; жить не в воле другого. Теоретически о введении республиканских механизмов на уровне целой страны можно будет думать, только если они в полную силу заработают на уровне городских, сельских поселений и регионов. Для начала надо помочь росткам республиканизма расцвести, а островкам этой цветущей республиканской жизни – создать свой архипелаг. Это и будет противоядием от архипелага ГУЛАГ.
Читайте ещё больше платных статей бесплатно: https://t.me/res_publica