Republic - От партии власти к власти партии. Куда движется «Единая Россия»
res_publica12 февраля 2018 г. Татьяна Становая.
Как разработка партийной идеологии изменит систему управления страной.
Пока общественность активно следит за избирательной кампанией и с нетерпением ждет после нее кадровых перемен, важные события и процессы происходят вокруг партии «Единая Россия». Наблюдатели традиционно сконцентрировались на самом захватывающем: борьбе между руководством партии и руководством фракции, Кремлем и руководством Госдумы, но все это лишь отражение более значимых для политической системы процессов – трансформации роли партии власти как ключевого института путинского режима. Партия власти, кажется, вступила в борьбу за власть партии.
Институт партии власти в России является особенным: в отличие от похожих институтов других стран (причем не обязательно демократий) российские партии власти не претендовали на звание правящей ни в ельцинский период правления, ни при Путине. Партийные структуры, призванные обеспечить парламентскую поддержку работы правительства и президента, всегда становились инструментом решения политических (а скорее политтехнологических) задач и почти никогда не играли самостоятельной роли либо имели весьма ограниченный автономный функционал.
Собственно, не вдаваясь в длинную историю становления партий власти в России (а все началось с «Выбора России» и НДР, а закончилось «Единой Россией»), можно лишь отметить, что ключевое отличие партии власти от правящей партии заключается в наличии у последней субъектности – способности и возможности формировать собственную повестку, идеологическую основу, кадровую и структурную политику. Партия власти, в отличие от правящей партии, имеет центр управления, находящийся за ее пределами, – Кремль. А руководство партии (оперативное, а не политическое) напрямую подчиняется власти и не обладает никакими возможностями по автономной политической или тем более идеологической работе. Именно поэтому «Единая Россия» (а до нее «Единство») никогда не могла позволить себе собственную идеологию, а все попытки самоидентифицироваться (назваться центристами, социал-консерваторами, либерал-консерваторами и прочими хорошими людьми) не имели никакого успеха. Функциональная задача партии власти – обеспечить правильное голосование в парламентах, федеральном и региональных, не задавая вопросов и не ставя под сомнение курс Кремля.
На этом фоне важно отметить, что Владимиру Путину практически сразу с приходом к власти удалось то, чего не удавалось Ельцину за все годы его президентства, – сделать партию власти эффективной. Как бы Кремль при Борисе Николаевиче ни тянул прокремлевские силы в Госдуму, они всегда получали меньшинство, и администрация президента была обречена на то, чтобы договариваться с коммунистами. Путин же, во многом благодаря своему рейтингу, создал устойчивое прокремлевское большинство, что в общем подтверждает действие простого правила: партия власти – это отражение власти. Чем прочнее позиции президента, тем прочнее позиции его партии.
То, что происходит сегодня с «Единой Россией», может означать начало нового этапа в развитии современного института партии власти. Недавно избранный секретарь генсовета Андрей Турчак, как кажется на первый взгляд, приступил к активной работе по «субъективизации» партии: он намерендобиваться включения в ее устав пункта об идеологии. Одновременно возвращено политическое управление, создан экспертный совет. Партия пытается действовать как субъект, а не подневольный инструмент Кремля и механизм обеспечения правильного голосования в парламенте. Одним из практических проявлений этого уже стало разрешение конфликта между Советом Федерации и Госдумой по поводу закона о притравке собак: Турчак попытался через партийный механизм заставить обе палаты договориться и преуспел. Партия, пусть и в столь периферийном вопросе, сыграла свою первую самостоятельную роль.
Главный вопрос, который естественным образом возникает на этом фоне: зачем это Путину, или в более практической плоскости – зачем это администрации президента? Управлять парламентом и партийным полем проще, имея инструментальную партию, не претендующую на автономию и собственно политическую роль, неспособную к политической рефлексии и не ставящую себя в идеологические рамки. Потому что, если завтра Кремлю понадобится вдруг правый поворот, поворачивать придется и партию, которая по каким-то причинам (правый поворот непопулярен) может не захотеть этого.
Объективно любая власть должна быть заинтересована в механическом контроле над парламентом, а не в поиске сильных партнеров, которым однажды, возможно, придется не приказывать, а просить об услуге. Собственно, этот функционал и попытался защитить, например, близкий к Володину Алексей Чадаев, чью статью в «Независимой газете» тут же восприняли как очередной виток борьбы между володинскими и кириенковскими. Первые – за статус-кво, вторые – за перемены.
На самом деле имеющая место и столь привлекательная для анализа и слежения конкуренция за контроль над партией, конкуренция между партией и фракцией – не более чем политическая «бытовуха», скрывающая под собой гораздо более сложные явления. А линия на субъективизацию – обманчивый эффект совершенно иного процесса изменений, происходящих с партией власти и ее местом внутри режима.
Во-первых, все, что сегодня происходит с «Единой Россией», включая и формирование своеобразной полицентричности управления, и раздвоение «партия – фракция», – результат критичного падения интереса президента к партийным делам и вообще внутреннему политическому устройству страны. Плохо продуманная кадровая рокировка (Володин – Кириенко) стала следствием недооценки значимости партии власти как ключевого института стабильности режима и пренебрежения последствиями разбалансировки, которая сегодня и наблюдается. Проще говоря, это результат чрезмерной самоуверенности Путина в способности системы поддерживать стабильность, в исключительной прочности ее элементов.
Во-вторых, инициатива введения в устав партии идеологии и создания политического управления не самоцель, как может показаться изначально, а следствие сложившейся разбалансировки, которую приходится преодолевать усилением субъектности партии. Идеология и новые организационные решения – это попытка сконцентрировать инструментарий управления в одних руках, зафиксировать примат партии над фракцией, если угодно. Это вопрос об управлении, а не о политической трансформации роли партии (хотя такая трансформация и может последовать, но вовсе не в том направлении, о котором написал Чадаев).
В-третьих, и это самое важное, новые инициативы, даже если они и кажутся первыми шагами на пути превращения партии власти в правящую партию, в действительности таковыми не являются. Это не процесс обособления партии от власти, а попытка Турчака встроить партию в вертикаль управления внутренней политикой. Если особенность классической партии власти заключается в том, что центр управления ею находится за ее пределами, то есть является внешним, то Турчак встраивает партию внутрь этого центра, делая «Единую Россию» фактически партийным подразделением администрации президента. А попытка сформировать и сформулировать идеологию партии делает ее более фундаментальной частью режима и закрепляет за ней консервативную функцию стабилизации системы, так как в итоге речь пойдет уже вовсе не об идеологии «Единой России», а об идеологии путинского режима.
Тут может возникнуть вопрос: а в чем же разница между текущим положением, при котором «Единая Россия» и без того управлялась из администрации президента и была подчинена ей, и новым положением, которое может возникнуть? Прежде исключительно администрация принимала политически значимые решения по вопросам управления партией, а теперь партия станет принимать решения вместе с администрацией. И касаться эти решения будут не только самой «Единой России», но и более общих вопросов политуправления.
В этом контексте роль «Единой России» может усилиться, но при этом партия скорее будет двигаться не в сторону автономизации, а в сторону встраивания в управленческую вертикаль с возможностью участия в таком управлении. Иными словами, «Единая Россия» больше не будет банальным инструментом власти в решении технологических задач контроля над парламентами и законотворчеством. Но и самостоятельным субъектом она тоже не станет. Партия власти станет частью широко понимаемой «администрации», что запустит процессы формирования квазиофициальной идеологии, партизации государства и постепенного замещения политического управления управлением через партию. Это шаг не в сторону сильной партии, это шаг в сторону более авторитарного однопартийного государства (кстати, может быть, поэтому режим так интенсивно «мочит» системного «коммуниста» Грудинина?). И это не чей-то хитрый замысел или выбранная стратегия – это инерция естественного движения режима в сторону более директивного и упрощенного контроля над хорошо зачищенным политическим пространством.
Читайте ещё больше платных статей бесплатно: https://t.me/res_publica