Republic - Не 1914, а 2014. Изменит ли Россию вражда с Западом?
res_publica11 апреля 2018 г. Олег Кашин.
Кто боялся войны четыре года назад, сегодня за тревожными новостями следит скорее по привычке?
Дерево большого катаклизма спрятано в лесу ежедневных дежурных информационных поводов, медийно оформленных до полной неотличимости от реальной исторической драмы. Август 1914-го понарошку наступает у нас так часто, что верить в него и тем более бояться с давних пор уже просто неприлично. «Скажи, родимый, будет ли война? – Нет, говорю, наверное, не будет». Ждать войны, верить в войну, бояться войны – известное, изученное и понятное состояние общества, но бывают периоды, когда ожидание войны девальвировано до какого-то критически важного предела. Еще не забытый мир нулевых, когда российская внешняя политика описывалась новостями формата «Путин, Шредер и Ширак посетили симфонический концерт», а во внутренней силовики в Кремле боролись с либералами, зашатался однажды и, как можно было ожидать, должен был рухнуть – в 2014 году, в 2015-м или позже, – но ничего не рухнуло, и на пятый год жизни в шатающихся конструкциях само их шатание превращается в самодостаточную стабильность. По покосившимся плоскостям можно ходить, наклонившись под определенным углом, на треснувшие опоры не нужно облокачиваться, ну и в целом, наверное, надо быть чуть осторожнее, а так-то жить можно, и даже на треск под ногами или за спиной получается не обращать внимание.
Сейчас, когда вспоминают 2014 год, речь заходит прежде всего о Крыме и горячей фазе донецкой войны, но вообще-то бесценный опыт того года состоит совсем в другом – да, Путин присоединил Крым, да, при деятельном участии России была развязана едва ли не самая кровавая постсоветская война, но те, кому могло показаться, что они проснулись в другой стране или что жизнь разделилась на до и после, оказались, в общем, в дураках, потому что жизнь осталась прежней. В современном мире принято ждать и бояться «черных лебедей», но 2014 год научил Россию и ее граждан, что эти лебеди могут летать один за другим практически по расписанию, а все катастрофические последствия их полетов оказываются потенциальными сюжетами для исторических анекдотов – исчез импортный сыр, исчезла «большая восьмерка» из новостей, исчезло что-то еще по мелочам, но в целом ничего не изменилось. Даже самые осязаемые неприятности, касающиеся уровня и качества жизни граждан, уже тогда перестали восприниматься как нечто катастрофическое. Двукратное падение стоимости рубля в конце 2014 года особенно и не запомнилось – это раньше были «черные вторники» и другие дни недели, но, видимо, такие вещи всерьез шокируют только однажды, а при повторении становятся абстрактной сущностью, которую у нас принято называть просто «кризис»; смысл этого слова состоит в общественном консенсусе по поводу того, что причины кризисов туманны, а последствия преодолимы, то есть, конечно, неприятно, но не более того.
Призрак августа 1914-го всерьез пугает только один раз, а чем чаще он показывается, чем больше он примелькался, тем меньшее впечатление производит. Кто боялся войны четыре года назад, тот давно устал ее бояться и за самыми тревожными новостями следит скорее по привычке. Когда все ждут большой войны (или, скажем, революции), а она не случается, это не только вопрос несбывшихся прогнозов или нереализованных амбиций, это прежде всего расширение границ нормального. Новости 2018 года, наверное, шокировали бы человека даже из 2008-го, но с точки зрения 2017-го все вполне в рамках привычного – та же Сирия, тот же Трамп, тот же Путин, и столько же оснований ждать катаклизмов, что и всегда. Ни неприятности у Дерипаски, ни история со Скрипалями, ни новости о сирийской химатаке – ничего из эксклюзивных новостей 2018 года не выходит за пределы сложившейся в эти годы новой нормы. Десять лет назад сама возможность войны (тем более с участием россиян) на Украине или, скажем, отправки российского контингента на Ближний Восток казалась фантастикой. Россия конца десятых эту фантастику переварила и спокойно живет с ней. Каким может быть образ будущего, от которого можно было бы вздрогнуть сегодня? Отвоеванный украинцами Крым? Американские морпехи на Новом Арбате? Ядерный гриб на экране телевизора и одновременно за окном? Остановившееся навсегда московское метро? Очереди за хлебом? Какая из заведомо страшных картинок кажется сейчас хоть немного реалистичной? Очевидно, что никакая. Нестрашные же картинки укладываются в представление о норме.
Задача удержаться в пределах этой нормы, стоящая сегодня перед официальной Россией, кажется вполне решаемой. Разрушительный эффект любого катаклизма прямо пропорционален скорости вползания в него, и залогом стабильности будет всего лишь снижение этой скорости. Когда соль, мыло и спички пропадают в одночасье, – это катастрофа, а когда сначала соль, через полгода мыло, а спички через год – это уже не катастрофа, а процесс, с которым можно и сосуществовать, и даже управлять им или делать вид, что он поддается управлению.
Если превращение в страну-изгоя неизбежно, нужно сделать его максимально длительным – очевидно, так формулируется текущая задача Кремля. Тянуть время, цепляться за все потенциальные развилки, делать то, что делали, как у классика – летом собирать ягоды, зимой есть из них варенье, то есть в реалиях российского государства – что-то запрещать, кого-то сажать, соблюдать все самые невеселые традиции новейшего времени, избегая любых поводов для ощутимых потрясений. Вспомните внутрироссийские политические новости 2014 года – сейчас кажется, что их не было как таковых, российская политика тогда вся сконцентрировалась на Украине, а во внутренних сферах царило запустение и тоска. Если считать тот период образцовым с точки зрения международной нервозности, то и сейчас стоит ждать нового и нескончаемого 2014 года, когда главным внутриполитическим фактором и союзником Кремля снова станет всепоглощающее ничего.
Читайте ещё больше платных статей бесплатно: https://t.me/res_publica