Republic - Митинг в Лужниках как смотр достижений путинской эстетики
res_publica5 марта 2018 г. Олег Кашин.
Портрет эпохи в лицах: от Михалкова и Газманова до Лепса и Машкова.
Он быстро идет вдоль толпы. Люди тянут к нему руки в надежде на рукопожатие, но он не жмет никому руку, зато касается каждого – шагает, выставив свою ладонь перпендикулярно толпе так, чтобы она цеплялась за все протянутые руки, и получается, как будто он играет на каком-то огромном струнном инструменте, довольный и уверенный в себе человек, знающий, как правильно купаться в море народной любви. У Булгакова было: «Все-таки в этом мерзавце есть что-то американское».
Это мог бы быть популярный спортсмен или рок-звезда, и так странно видеть в этой роли Владимира Путина. Многолетний лидер российского авторитарного режима, правитель скорее византийского, чем современного западного типа, очевидный противник любой публичной политики и сторонник того, что у нас принято называть сакральностью власти и что на практике оборачивается тотальной ее закрытостью и непрозрачностью. Его митинговый опыт очень скромен. Последний раз он выступал перед толпой три года назад в первую годовщину присоединения Крыма; в 2012 году у него был предвыборный митинг в этих же «Лужниках» и послевыборный на Манежной площади, и оба раза было видно, до какой степени ему не по себе, но времени в его распоряжении много, он умеет учиться, и за эти годы он стал – ну, не лучше, это слово здесь не подходит, потому что «Путин стал лучше» прозвучит так, будто он сам по себе хороший, – стал профессиональнее, качественнее с точки зрения главного героя массового мероприятия. Очевидно, выросли и драматурги: оговорка насчет того, что это место больше не назовешь Лужей, страхует от заголовков типа «Путин сел в Лужу», а исполнение гимна вместе с хоккеистами олимпийской сборной, лишенными возможности легально спеть гимн непосредственно на Олимпиаде, выводит мероприятие за пределы исключительно предвыборной тематики и делает его, пусть и с натяжкой, вполне историческим.
В путиноцентричной России именно большое агитационное мероприятие с участием Путина становится смотром достижений всей массовой культуры. Дизайн, сценография, режиссура массовых зрелищ, искусство телевизионной трансляции – все лучшее достается Путину, и это логично с точки зрения всего устройства современной России. О путинской эстетике у нас говорят мало, и это несправедливо, потому что Путин, будучи всепроникающим явлением во всех сферах подконтрольной ему жизни, сам стал и явлением культуры тоже. На каждом лице эпохи – его тень.
Людей, которые стояли рядом с ним на этом митинге, проще всего перечислять коротким списком, имена через запятую – мол, вот высшая лига отечественного подхалимства, люди, допущенные льстить не дистанционно, как многие другие, а прямо в глаза при большом стечении публики. Но каждый из них – герой отдельного увлекательного сюжета, и путь, который привел к Путину, у каждого свой. Никита Михалков – бесспорный классик отечественного кино и, хотя нашим современникам кажется очевидным обратное, человек, в чьем большом советском опыте нет ни одного эпизода, который позволял бы смеяться над его нынешним монархизмом и ультраправославием. Коммунизма он не строил, партию не славил, с Брежневым не целовался и вообще вел себя достойно, а когда уже на перестроечном съезде кинематографистов взбунтовавшиеся шестидесятники громили советское мейнстримное кино, он чуть ли не единственный выступил против разрешенного бунта, с трибуны обратившись к коллегам в том духе, что «где ж вы раньше были», и шестидесятническое большинство набросилось и на него, речь со смыслом «заткнись, щенок, ты ничего не понимаешь» произнес последний на тот момент советский оскаровский лауреат Владимир Меньшов. В девяностые, когда Михалков будет за Ельцина, Меньшов будет умеренно против, в знаменитом послевыборном телемарафоне («Россия, ты одурела») он скажет, что голосовал против ельцинской Конституции, и посмеется над расстроенными из-за победы Жириновского демократами. Два киноклассика, два оскароносца и два оппонента из восьмидесятых и девяностых – их примирил и объединил Путин. В чем секрет? Возможно, в том, что в кинематографическом мейнстриме всегда так или иначе было два лагеря – тридцать лет назад можно было быть с Бондарчуком, а можно с Элемом Климовым, а сейчас лагерь один, и чья в этом заслуга – Путина, который посвятил годы огосударствлению вообще всего, в том числе кино, или Михалкова, одновременно выстраивавшего кинематографическую вертикаль по типу путинской, – вопрос философский, но на выходе получилось вот это, когда бывшие представители двух разных подходов и мировоззрений одинаково лояльны и верны Путину.
То же и с эстрадой. Вот два имени и две судьбы – Олег Газманов и Григорий Лепс. Первый стал эстрадной звездой еще в позднесоветские, пугачевские времена, а в девяностые, удачно выступив с хитом «Офицеры», на годы вперед сделался любимым певцом людей в погонах, иерархия которых в нашей стране состоит далеко не только из военных. Газманова можно назвать поющим силовиком, а Лепс – строго наоборот, ресторанный певец из Сочи, человек, чьи опасные знакомства еще до общезападной моды на санкции сделали его нежелательной персоной для США, и если бы он вдруг запел о звездах на чьих-нибудь плечах, то это бы, конечно, были не звездочки на погонах, а звезды другие, вытатуированные. Лепс и Газманов очень разные, но Путин объединяет и их – ни тот ни другой не выглядит лишним рядом с Путиным.
Герой надрывного кино девяностых Владимир Машков при раннем Путине успел побыть даже Парфеном Рогожиным, но теперь он – герой образцового патриотического кинохита «Движение вверх», одного из уже многих фильмов, переосмысливающих позднесоветскую историю в голливудском духе. Такое кино у нас принадлежит исключительно путинскому времени. Шесть лет назад, когда вышел знаменитый фильм о Высоцком, Юрий Сапрыкин, рецензируя его, с сожалением писал, что отечественные кинематографисты редко обращаются к «общему для всех зрителей культурному слою»: «где кинобиография Евтушенко? почему не снимают триллер про южнокорейский лайнер? как можно было до сих пор не сделать кино про хоккейную суперсерию СССР – Канада?»; жалоба будет услышана – через два года экранизируют суперсерию («Легенда номер 17»), и дальше уже почти безостановочно, подряд – спортивные драмы, космические драмы, литературные драмы. Идеолог лояльного национализма Егор Холмогоров говорит о «северном сентиментализме» в кино, когда «такое ощущение, что сейчас все фильмы снимаются по одной методичке, причем очень правильной методичке», и если учесть, что главные киногиганты сейчас – это федеральные телеканалы, применительно к которым слово «методичка» звучит совсем не фантастически, действительно можно предположить, что идеологическое кино на материале новейшей истории – часть сознательной государственной пропагандистской политики, то есть это путинское кино.
Наверное, стоит обратить внимание, что рядом с Путиным сегодня непредставим какой-нибудь писатель или поэт. Из литературных звезд первого ряда можно вспомнить только Захара Прилепина, но он со своим политруковским статусом – нишевый герой донбасской тематики, которая все-таки не входит в базовый путинский набор и предметом предвыборной агитации быть не может. Два главных литературных имени путинского восемнадцатилетия – Пелевин и Сорокин – на путинский митинг не пришли бы, вероятно, ни при каких обстоятельствах. Один никогда ничего не говорит всерьез, и его присутствие на трибуне выглядело бы заведомым издевательством, другой – как минимум двенадцать лет, если отсчитывать от «Дня опричника», последовательно критикует власть, которая, в свою очередь, начала его критиковать еще раньше, в первые годы путинского царствования, когда именно на Сорокине тогдашние «Идущие вместе» оттачивали свое мастерство публичной травли.
Вообще, можно представить себе, как условный Сергей Кириенко ищет знаменитого писателя для агитации за Путина и перебирает самые значительные имена – Пелевина с Сорокиным вычеркивает и думает дальше: Улицкая, Быков, Акунин – сплошные оппозиционеры. Комкает список, рвет его на мелкие кусочки, тема закрыта, писателей не будет.
Зато есть (всегда) Валерий Гергиев, потому что большой стиль без оперного театра невозможен, и это важнее литературы и сопоставимо с кино. Есть архаичный Евгений Петросян, король позднесоветского эстрадного юмора, на смену которому именно в путинские годы пришли комики нового поколения, но наличие Петросяна символизирует, во-первых, преемственность и, во-вторых – уважение к вкусам социальной группы «простые люди», которые, как считается, любят именно что-то такое. Очевидно, по той же категории проходит и Леонид Якубович, бывший главным развлекательным телеведущим в девяностые, а теперь потесненный Иваном Ургантом и людьми его поколения, но при этом не забытый и не отставленный, заслуженный ветеран, которого никто не прогонит. Значение телевидения для этой эпохи вообще близко к сакральному, и стоит запомнить имена ведущих митинга. Путь Яны Чуриковой от легкомысленного MTV к правительственным концертам – это в общем путь всего отечественного шоу-бизнеса, в котором с какого-то момента точкой высшего признания как раз и стала песня для Путина в присутствии Путина. Главный нефутбольный спортивный комментатор страны Дмитрий Губерниев – еще более бесспорная кандидатура, чтобы вести такой митинг, потому что в путинской России из всех искусств важнейшим все равно является спорт высоких достижений, и путинская эстетика очень сильно привязана к болельщицкой.
Вершиной искусства телевизионных торжеств в России, очевидно, еще долго будут оставаться церемонии открытия и закрытия сочинской Олимпиады, но второе место твердо занимают с некоторых пор традиционные эстрадные концерты на Красной площади в дни государственных праздников, когда тот же Григорий Лепс, стоя на фоне Спасской башни (через которую еще в одном важнейшем телевизионно-массовом ритуале проезжает, крестясь, Сергей Шойгу), поет Высоцкого, а по всей площади танцует одинаково одетый кордебалет, сотни или даже тысячи танцоров. Лепс – кабацкий певец, Высоцкий при жизни был почти под запретом, и только при Путине альтернативная культура так причудливо соединилась с казенной. Наверное, это и есть главное эстетическое свойство эпохи, и если фантазировать по поводу того, каким может быть дальнейшее развитие этой эстетики, то тут напрашивается соединение путинского мейнстрима с самым важным и до сих пор не охваченным альтернативным явлением этих почти двух десятилетий – политическим акционизмом, который, будучи, вероятно, самым ярким культурным явлением эпохи, до какого-то момента оставался принципиально антипутинским, но потом что-то сломалось, главные герои этого явления, члены питерской арт-группы «Война» теперь выступают с патриотических и пропутинских позиций, а их преемник Петр Павленский сейчас, сидя во французской тюрьме, на глазах превращается в радикального антизападника, а это традиционный первый шаг к лояльности Путину.
Большой путинский стиль может нравиться, может не нравиться, но само его существование – это уже факт отечественной истории и культуры. Это не очередное издание советской эстетики, это нечто совершенно новое для России и до такой степени вестернизированное, что его и критиковать странно – если смонтировать хронику митинга в «Лужниках» вперемешку с американскими предвыборными ралли или Супербоулом, то потребуется максимум зрительской внимательности, чтобы понять, что где.
Дело, вероятно, в том, что тоталитарную эстетику делает тоталитарной не то, по чему все привыкли ее узнавать, – не отсылки к античности, не милитаризм, не ничтожность индивидуального человека в сравнении с массой, а внешний контекст. Можно устроить «Триумф воли» в свободном конкурентном политическом пространстве, и тогда даже факельные шествия не будут выглядеть пугающе – ну да, эти с факелами, а те без, и у всех есть право на высказывание и право на свой стиль, почему нет. А можно взять абсолютно американский формат и поместить его в наши политические условия, когда поле вытоптано, и выборы без выбора, и голосовать идут те, кто уже родился при этом президенте – и тогда самый мирный праздник эстрады и спорта будет выглядеть максимально жутко. Если бы точно такой же путинский митинг проходил в атмосфере реальной конкурентной политической борьбы и если бы в тех же «Лужниках» на следующий день так же масштабно митинговала какая-нибудь альтернативная партия с собственными звездами кино и шоу-бизнеса, путинский митинг можно было бы даже похвалить. Самое большое эстетическое отвращение он вызывает именно потому, что он безальтернативен, а не потому, что Лепс, не потому, что Михалков, и уж точно не потому, что кого-то в «Лужники» сгоняли силой или за деньги.
Читайте ещё больше платных статей бесплатно: https://t.me/res_publica