Republic - Клумбы и лавочки. Российский урбанистический проект обречен, что делать?

Republic - Клумбы и лавочки. Российский урбанистический проект обречен, что делать?

nopaywall

https://t.me/nopaywall

5 апреля 2017 г. Мария Элькина.

Чиновники легко приручили городских активистов. Но небольшие шансы на то, чтобы исправить ситуацию, есть.

Пока Москва готовится к третьему этапу тотального благоустройства улиц, модное слово «урбанистика» докатилось до провинции. В Минстрое готовят проект улучшения качества среды в городах, Саратов чуть было не надумал стать урбанистической столицей страны, открываются специальные отделения при вузах и управления в администрациях. Казалось бы, вот она – победа добра над злом, человечности над бездушным девелопментом. На самом деле мы, конечно, имеем дело всего лишь с имитацией. Почему так вышло и как это изменить?

Причастность к городу

Современное градостроительство со всеми его неразрешимыми проблемами и противоречиями возникло на рубеже XIX и XX века, когда стало понятно, что системы обеспечения города настолько сложны, что справляться с ними без комплексного подхода невозможно. Современная же урбанистика сложилась в 1960-е в качестве оппозиции, а вовсе не дополнения к градостроительным институциям. Последние видели город функционально и схематично: здесь жилье, здесь рабочие места, здесь дорога, а здесь парк. Урбанисты стали городскими революционерами. Они взбунтовались против такого отношения и заявили: города построены для того, чтобы в них жили люди, и людям в городах должно быть хорошо.

Грубо говоря, они не соглашались с тем, что город – набор рациональных функций, утверждая, что потребности людей несколько сложнее и могут быть до конца поняты только ими самими. Большинство обоснований сводилось вовсе не к голословному гуманизму, а к веским экономическим аргументам. Люди, которые больше двигаются и дышат чистым воздухом, меньше болеют. Когда люди больше гуляют по улицам, они тратят больше денег. Когда люди лучше отдыхают и больше общаются друг с другом, они лучше думают и, значит, двигают экономику вперед. Когда люди по многу часов стоят в автомобильной пробке, их рабочее время пропадает, а они могли бы в это время делать что-то полезное. И так далее, продолжать можно долго. Урбанисты озаботились даже не проблемами озеленения, пробок и общественных пространств, а того, что сами они называли социальным конструированием.

Задача урбанистики ⁠состояла в том, ⁠чтобы создать на самых разных уровнях ощущение ⁠причастности горожан ⁠к городу как в повседневной жизни, так и в процессе принятия решений. ⁠Первую проблему решал приоритет пешеходного движения ⁠и общественных ⁠пространств, вторую – технология вовлечения горожан в процесс принятия решений: опросы, исследования, общественные слушания и самоуправление на как можно более низком уровне. Вот, например, был в Хельсинки пустынный и неприглядный район, построенный в 1970-е, и его было бы хорошо снести, а людей переселить. Но, поговорив с жителями, власти выяснили, что им свой околоток, хоть и не самый хороший, нравится и уезжать они не хотят. Тогда городские власти решили вопреки экономической целесообразности район сохранить и попробовать как-то улучшить. Хотя снести и переселить людей было бы дешевле.

Победное шествие

Советский Союз эта волна почти не затронула, а после его распада долгое время было вроде как не до этого. Российская урбанистика ведет отсчет более или менее от открытия в 2009 году института «Стрелка», вдохновителем и первым куратором которого был голландский архитектор Рем Колхас. Одновременно в информационное поле попали эксперты, которые указывали на очевидные ошибки в градостроительной политике, и городские блогеры, подкреплявшие общее мнение о необходимости перемен сводками с полей.

Урбанистика относилась к спектру явлений, которые символизировали собой так называемую медведевскую оттепель. Она была тем человеческим лицом, которое должна была обрести российская политическая система, чтобы снизить накал страстей среди недовольных. В этом был важнейший миф российской урбанистики – она пошла во власть, и не просто пошла, а вроде как даже смогла донести до нее некоторые свои идеи и ценности. «Стрелка» теперь занимается разработкой стандартов для московских улиц – чего же больше.

Справедливости ради надо сказать, что у российской урбанистики есть два принципиальных настоящих достижения.

Первое – это изменение градостроительной политики собственно в городе Москве. Можно сколько угодно ее справедливо критиковать, но несомненный факт остается в том, что пробок стало меньше, а парк Горького и новые пешеходные зоны – по меркам лужковского времени, вещи совершенно непредставимые, сколько ни говори об их недостатках.

Второе более важно – она завоевала информационное поле. Слово «урбанистика» и все его производные прочно вошли в лексикон мэров и губернаторов, региональных студентов и политиков. Проблема качества среды стала важной частью повестки дня. Некоторые из известных урбанистов прошлого века – Джейн Джейкобс и Ян Гейл – считали себя в первую очередь журналистами, а своей приоритетной задачей видели сбор и распространение информации, а не проектирование.

Пустота внутри благоустройства

В остальном мы имеем дело только с видимостью победы. Полагать, что у наших городов впереди золотой век, было бы наивно. Вероятнее всего, урбанистика выродится в заурядные мероприятия по благоустройству территорий – вполне в советском духе, при этом с формулировками «прислушиваться к общественному мнению» и «привлекать молодежь».

Утверждать, что российский урбанистический проект всерьез состоялся, совершенно невозможно. Никто из чиновников не говорит, что при строительстве городов мы теперь будем иначе расставлять приоритеты. Или о том, что нужна принципиально новая схема регулирования деятельности застройщиков. Или об обеспокоенности нашими большими проблемами с доступностью среды. Нет, говорят о том, что надо бы где-то сделать пешеходную улицу, поставить скамейку во дворе, утвердить новый дизайн фонарей.

По сути все, что удалось отвоевать, – это благоустройство. Власть стала признавать, что качество среды важно, что нужны парки и детские площадки, что нужно заниматься придомовыми территориями. Все это очень неплохо, но имеет только косвенное отношение к тому, чего хотели достичь первоначально. Жилой комплекс по-прежнему можно построить посреди поля, новые дороги в городах по-прежнему представляют собой транспортные коридоры, а не улицы в полноценном смысле слова, памятники истории разрушаются. И предпосылок к реальным системным переменам нет.

Властям играть в урбанистику несложно. Вот в Петербурге торжественно пообещали устроить конкурс на обустройство участка Большой Морской улицы, проходящий между Невским и Дворцовой. В итоге проект получился почти совершенно такой же, как и в дострелочные времена: много гранита и минимум удобств. Лучше, чем совсем ничего, но и только.

Откровенно говоря, такой итог можно было с самого начала предсказать, поскольку главную ошибку совершили сами же авторы российского урбанистического проекта. То ли от недостатка смелости, то ли от непредусмотрительности они с самого начала взяли идеологически нейтральную ноту риторики. Они отлично усвоили формальную сторону вопроса, но не смогли предложить на ценностном уровне ничего, что имело бы достаточную убедительную силу, чтобы пошатнуть существующее положение вещей. Целью стал некий условный «комфортный город». Стоило хотя бы пояснить, для кого именно комфортный. Интуитивно понятно, что комфортным город должен был стать как раз для целевой группы людей до сорока с активной жизненной позицией и тоской по европейскому уютному пейзажу, но для системных перемен это слишком несерьезно и неубедительно. И есть даже некоторая печальная справедливость в том, что чиновники в конце концов легко приручили настроения городских активистов.

Настоящий двигатель

Градостроительную политику в российских городах на сегодняшний день определяют деньги, причем в самом вульгарном понимании этого слова. Не экономика как долгий стратегический процесс, а именно финансы. Если их нет, наступает тотальная разруха. Если есть, то ведется большая стройка, на которой можно быстро заработать, что совершенно не исключает разруху в соседнем квартале. Теперь мы негласно постановили, что «на сдачу» будем заодно делать что-то для людей. Возьмем себя однажды в руки и вместо большой стройки в центре города устроим парк. Но это только один раз мы откажемся от выгоды – в качестве исключения, которое подтверждает правило. О том, что извлечение прибыли из участка земли в городе не является единственной целью его существования, речи нет. Минстроевская программа улучшения городской среды не предлагает менять ничего радикально, она исходит из возможности обойтись газонами и малыми архитектурными формами.

Главного – с точки зрения настоящей урбанистики – пока так и не случилось: у людей как не было реальной власти над городом, так и нет. Даже самые благие поступки и решения продолжают быть милостью, которую сегодня могут оказать, а завтра передумать, исходящей от конкретных людей. Был в Москве Капков, и он занимался парками, а ушел – и проект парков вроде как свернулся. Есть в Москве главный архитектор города Сергей Кузнецов, и с архитектурой вроде как стало получше, но, возможно, стоит Кузнецову уйти, и все исчезнет так же внезапно, как и появилось.

У российской урбанистики есть только два пути: исчезнуть в суете, превратиться в программу улучшения благоустройства дворов, выполняемую с перебоями, или радикализоваться, предложить стратегию с революционным идеологическим посылом. Хотя бы вместо того, чтобы говорить «комфортный город», говорить «город для всех», то есть подразумевать заботу о слабом. Или, например, настаивать на реформе, которая дала бы городам реальное самоуправление – без него, между прочим, никакой урбанистики и близко быть не может, только фикция. Можно придумать юридическую и экономическую схему, которая позволила бы сохранять исторические здания. Но первое, что нужно сделать, – поставить вопрос о цели. Для чего существуют наши города? Или, вернее, каждый конкретный город. Что для его жителей самое важное? Как они представляют себе будущее? Пока что-то внятное в ответ не сказано, ничего глобально измениться не может: девелопер будет по-прежнему строить «муравейник», люди брать ипотеку, чтобы жить в нем, а чиновники настаивать на том, чтобы во дворе обязательно разбили клумбу и поставили лавочку. Как без клумбы и без лавочки?

Читайте ещё больше платных статей бесплатно: https://t.me/nopaywall


Report Page