Republic - «Если вы сделаете урок, как знакомиться в “Тиндере”, проблем с английским в школе будет меньше»

Republic - «Если вы сделаете урок, как знакомиться в “Тиндере”, проблем с английским в школе будет меньше»

res_publica

https://t.me/res_publica

7 марта 2018 г. Денис Касянчук.

Управляющий партнер онлайн-школы SkyEng Александр Ларьяновский – о том, как в России учат английский.

Онлайн-школа по изучению английского языка SkyEng появилась в 2012 году и через шесть лет оказалась в списке крупнейших компаний Рунета по версии Forbes. Ее стоимость оценивается в $80–100 млн. Сейчас с помощью сервиса английский учат 24 тысячи учеников. Управляющий партнер SkyEng Александр Ларьяновский побеседовал с нами о доказательной педагогике и новых технологиях в образовании.

Об учениках

– Соцопросы показывают, что 86% россиян не говорят ни на одном иностранном языке. Чем это объяснить?

– Им незачем его учить. Иногда язык нужен для карьеры, но это в основном сфера IT, фармацевтики и другой бизнес, связанный с импортом-экспортом. И все. До кризиса люди говорили, что хотят путешествовать и для этого им нужен английский. Но с 2015 года число выезжающих за рубеж резко сократилось.

Еще одна история – это быт. Самый очевидный пример. Можно взять лекарство, погуглить его на русском языке и попытаться узнать, есть ли какие-то клинические испытания, работает ли оно, или это очередной фуфломицин. В шуме найти реальную доказательную клиническую базу невозможно. А на английском языке нужен всего один запрос, чтобы все узнать. Или, например, что-то не так с телефоном и на английском можно быстрее найти решение проблемы. Совокупность таких вещей – это и есть быт. Улучшение качества жизни на потребительском уровне. Но людей, которые это понимают, пока еще очень мало. Если выкинуть школьников, которые учат язык, это пара процентов.

– А когда ситуация изменится и большая часть россиян заговорит по-английски?

– Знания ради знаний никому не нужны. Я даже не знаю, сколько людей могут научиться эффективно считать свои финансы, а это куда более востребованный навык. Все будет зависеть от спроса. Вот сейчас у нас будет чемпионат мира по футболу, и страна будет позориться там, где надо общаться с людьми. Не важно, будут ли это сотрудники охраны правопорядка или сферы обслуживания. Какое-то количество из них поймет, что было бы неплохо выучить язык. Но чемпионат закончится, так что зачем? Если бы они знали, что через месяц у них будет еще одно такое мероприятие, потом еще одно, то в какой-то момент они бы сказали: «Черт, надо что-то делать!»

Если произвольному срезу людей, например тысяче человек, задать вопросы из школьной программы пятых-восьмых классов, то количество правильных ответов будет очень низким. И не важно, когда они окончили школу, год или тридцать лет назад. Зато сто процентов ответят правильно на вопрос, что означает поднятая рука. Это знание было нужно для выживания в школе, его с собой в могилу унесут. Вот так устроено образование в целом.

– Почему в российских школах или университетах так плохо учат языку?

– Там ⁠нет ничего, что помогает изучению иностранных ⁠языков, кроме того, что на это ⁠выделяется некоторое количество часов. По ⁠одним ⁠и тем же методикам ⁠учат десятилетиями, ⁠контент в учебниках неинтересен. Многие знания сами по себе неинтересны человеку до тех пор, пока не покажешь, зачем их применять. Ребенку будет скучно слушать про интегралы. Но если сказать, давай подсчитаем площадь комнаты, чтобы мы могли купить обои, которые ты хочешь, – вопросов не будет. Топики в изучении английского ребенку не близки в принципе. Но если вы сделаете урок, как знакомиться в «Тиндере», проблем с английским в школе будет намного меньше.

Есть три главные вещи для изучения языка: актуальность методик, актуальность самих материалов и качество преподавания. Мы через себя уже пропустили больше 50 тысяч преподавателей. И прекрасно понимаем, как какой вуз готовит. У учителей нет коммуникационных навыков. Они не умеют слышать речь, потому что аудирования у них было очень мало. И они не умеют говорить. То есть читать или писать они худо-бедно умеют, потому что учителю проще дать упражнения по чтению и письму, чем организовать какую-то дискуссию.

– Кто ваши основные конкуренты?

– Офлайн, там основные деньги. По последним исследованиям, которые в том числе делала «Нетология», рынок английского языка в России составляет $0,5–1 млрд в год. Сейчас мы приблизились по run rate к $25 млн в год. Будем считать, что весь онлайн – $50 млн, можно умножить даже в два раза, чтобы точно попасть. А в офлайне – полмиллиарда. Наша задача – тащить оттуда пользователей. Если называть конкурентов поименно, это Language Link, BKC, English First.

– Вы проводили исследования, почему многие люди до сих пор предпочитают учить английский на курсах, а не онлайн?

– Проводили. В первую очередь потому, что в голове нет такой вещи: можно учить язык удаленно. Я приведу пример. Первые интернет-магазины в Рунете появились в конце 90-х. Сколько лет понадобилось онлайн-коммерции, «Яндексу» с его «Маркетом», «Озону» и всем остальным, чтобы приучить человека не ходить по магазинам, а нажать на кнопку? Практически 20 лет. Это некоторая инертность проникновения услуги в рынок. Или оплата картами. Это до сих пор не стало массовой привычкой, люди по-прежнему идут в банкомат и снимают всю зарплату. Технологии в умы людей проникают медленно, если нет сильной мотивации.

Вот обратный пример. Пенсионеров сложно обучить работе на компьютере, но лишь до того, пока не говоришь: «Сейчас я покажу, как по скайпу позвонить внучке или внуку в другой город». С этого момента примерно за пять минут человек все запоминает. И даже если сломается компьютер, то он сразу начнет искать мастеров. Как только у людей появляется мотивация, они моментально находят вариант, как это сделать.

– Много у вас пенсионеров, которые учат язык онлайн?

– Сотни. Это много. Самая массовая история – это профилактика Альцгеймера, заказчиками часто выступают дети. Но есть и те, кто делает это для себя. Одной из самых старших учениц – 70 лет. Она учит программирование, чтобы не скучать, поэтому ей нужен английский.

– Обычно на курсах больше женщин, чем мужчин. И у вас так?

– Да. Женщин у нас в школе учится больше приблизительно на 10%. По нашему пониманию, им нужно больше сил для достижения тех же позиций карьеры. Поэтому они вкладывают в себя больше, чем мужчины.


Об уроках

– Какой у вас средний срок обучения?

– Примерно десять с половиной месяцев, но этого времени недостаточно, чтобы дойти до цели. Этот показатель растет – после запуска мы выросли по нему в три раза. За прошлый год – на месяц с небольшим. Но наша задача не увеличивать или уменьшать срок, а сделать так, чтобы человек доходил до своей цели. Сможешь сделать это за четыре месяца – отлично. За два года – прекрасно. Нам надо научиться не терять этих людей по дороге. Есть три причины, почему люди отваливаются: январские праздники, майские праздники, отпуск. За каждый период 10% отпадают. Более-менее научились с этим бороться. Если позвонит менеджер и скажет, что пора заниматься, это будет слабый сигнал для человека. А вот если позвонит учитель, с которым у него уже личные отношения, они же разговаривали два-три раза в неделю, это совсем другое. Это примерно то же самое, когда тренер звонит и говорит: пошли в зал, завтра занятия.



– Как проходят ваши уроки?

– У ученика есть урок в виде набора интерактивных упражнений с каким-то топиком, по которому его ведет учитель. Это сильно успокаивает людей, они понимают, что есть структура. Преподаватель со своей стороны видит также методические указания, которые ему надо сделать.

Указания в урок зашивает методист. Сейчас мы проводим много методических экспериментов, то, что называется «доказательная педагогика». То есть учитель должен подождать, пока ученик сделает ошибку, а потом уже объяснять, а не сначала все рассказывать. Или вот этому ученику нужно отработать те темы, в которых он больше всего ошибается, соответственным образом дать ему домашние задания.

Плюс есть карточка ученика, то есть учителю не надо ничего помнить, у него все перед глазами. Преподаватель также видит, сколько раз ученик ошибся в домашке. Если мы в обычной жизни приносим ее, то она набело переписанная, как говорили у нас в школе. Или учитель дал ученику слова на изучение, они улетели в мобильное приложение. И преподаватель увидит, открывали это задание или нет. История «я учил, но что-то с утра не выспался и поэтому плохо соображаю» уже не проканает.

– И все это есть в вашей платформе Vimbox, на которую вы перешли со скайпа. Как я понимаю, она и отличает вас от конкурентов.

– Мы занимаемся ею уже пятый год, на разработку ушло больше $2 млн. Но опыт Китая говорит о том, что любое техническое преимущество копируется моментально. Платформа, может, еще год будет некоторым преимуществом – потом она станет нормой на рынке. Можно повесить медальку, что ты сделал рынок в этом месте цивилизованным, то есть каждый преподаватель не занимается отсебятиной, а работает по методике.

Но у нас есть долгосрочные преимущества – 1,6 млн записанных уроков. Ученик может вернуться и переслушать наставления учителя. Еще в базе у нас собраны все выполненные домашние задания. Это преимущества, которые можно только прожить, их нельзя скопировать.

Наше внутреннее достижение – довести человека до его цели. Но тут возникает момент, что эта точка не конечная. Настоящая – это когда ты умеешь чем-то пользоваться, это стало твоей привычкой. Можно научить обезьяну кататься на велосипеде. Но сядет ли она на него, чтобы поехать в лес за бананом? Мы тратим силы на то, чтобы внедрить язык в повседневную жизнь, сделать его незаменимой привычкой. Метрика такая: ты не помнишь, в русской или английской Википедии ты читал статью. А не то, что «я сел и смог прочитать вот эту статью». Это не копируется, потому что это не про технологию, а про идеологию.

– Одна из ваших целей – сделать Vimbox «всероссийским стандартом для изучения языка», чтобы сервисом пользовались в школах. Как далеко вы от нее?

– Нам далеко до цели, но и от старта мы тоже далеко. Сейчас у нас идут пилотные эксперименты по установке Vimbox в общеобразовательные школы. Много административных и правовых сложностей, но пилоты в нескольких десятках школ идут. Это учебные заведения в Москве, регионах, национальных республиках. Учителям очень быстро удалось объяснить, зачем это надо. Мы сказали, что никогда не надо проверять домашку.

– Как вы подбираете учителей для учеников? На сайте написано, что это происходит «по личной совместимости». Что это значит?

– Нам кажется, что мы первые дошли до идеи, что можно подбирать учителя и ученика по темпераменту. Нам достаточно понять, что человек флегматик или сангвиник. Потому что если один медленный, а другой быстрый, то они будут друг друга раздражать. Если спросить, какой учитель вам подходит, то обычно люди произносят не очень осмысленный набор слов. Нужно задавать правильные вопросы из серии «должен ли учитель спрашивать домашку» и так далее. И еще одна история – это общие интересы.

Учителей мы анкетируем при приеме на работу и вообще очень много учим перед тем, как выпускать к ученикам. В первую очередь – коммуникации. Самый простой пример. Вы учитесь, вам объяснили правило, дали задание, вы его сделали, допустили 40 ошибок. И в этот момент вас надо похвалить. Но если учитель скажет: «Слушай, ты молодец», то это будет информационный шум. Просто преподаватель должен был сказать слово «молодец». А мы, условно говоря, учим его говорить такую фразу: «Слушай, ты делаешь это лучше, чем большинство моих учеников». Получается более личный подход и более достоверный. Тебе не сказали, что ты все правильно сделал, но ты старался.

Мы научились собирать разную личную информацию, типа дети учатся в школе, у вас есть кот и так далее. Это неважные детали, но из этого получается, что учитель не просто клевый учитель, а человек, который знает и помнит о тебе больше, чем все твои родственники. И вот попробуй теперь его подведи.

– В интернете ваши клиенты жалуются, что нужно очень долго ждать, пока найдут учителей. Действительно есть такая проблема?

– Да, такая проблема очень часто возникает. Первая причина – нет достаточного количества учителей на учеников. Вторая – есть ученик с понятным запросом, но на него нет хорошего учителя. Давать плохого – сразу потерять.

Мы постоянно улучшаем наем. Чтобы в месяц приходило 400 новых учителей, надо пропускать через себя пять тысяч человек. Примерно 90% преподавателей мы отсеиваем при собеседовании. Основная причина – плохой язык, вторая – плохие коммуникационные навыки.

– Что вы узнали об изучении иностранного языка за время существования сервиса?

– Что практически все, на что я думал опереться, оказалось трухой. Например, методики никто в офлайне не тестировал – я разговаривал с людьми, которые их делают, спрашивал, откуда берутся упражнения. И уж точно никто не тестировал учебник, по этим методикам написанный. Открытием было то, что знание учителем методики преподавания при наличии платформы никак не влияет на конечный результат. Мы брали переводчиков, которые хорошо знают язык, но ни минуты не учились педагогике. У них метрики не отличались от преподавательских. Если все суммировать, то учитель – это не живая аудиокнижка, не лектор, а тот, кто как бурлак дотянет тебя до цели.



О бизнесе

– В начале года Baring Vostok купил миноритарную долю в проекте. Как изменятся планы по развитию компании?

– Никак. Почему Baring? Ответ на пересечении трех вещей. Первая – у них самый большой опыт успешных экзитов больших компаний, типа «Яндекса» и «Тинькоффа». Второе – они очень не любят лезть со своим мнением. И третье – они действительно дорожат своей репутацией.

– Почему долго не удавалось привлечь инвестиции?

– Мы не хотели, нам были не нужны деньги. Мы были операционно прибыльными почти с самого начала, а полностью прибыльными – с ноября 2015 года. Нам нужно было, чтобы нас верифицировали.

– Несколько лет назад, чтобы получить грант, основатели SkyEng указали в заявке технологии, которых у проекта тогда еще не было: анализ больших данных, использование искусственного интеллекта, распознавание речи. Сейчас вы уже используете машинное обучение и нейросети. Как они работают и для чего нужны?

– Есть несколько технологий, без которых очень трудно сделать следующий рывок. Одна из них – распознавание речи. Для изучения языка оно еще плохое. Но мы научились в онлайне определять, сколько времени говорит учитель, сколько времени говорит ученик, на каком языке это происходит. Увеличился контроль за тем, что происходит на уроке. Если учитель забалтывается, у него загорается лампочка, и нужно дать поговорить ученику.

Мы очень хотим научиться генерировать контент на лету под конкретного человека, если он связан с какой-то профессиональной областью. Не важно, пусть атомная энергетика, все равно что. Можно делать урок на тему, которая есть в учебнике, а можно взять статью из профильного издания, которая будет полезна ученику, и сделать урок про нее. Вчера в газете, завтра на уроке. И получится два эффекта: ты узнал что-то новое и позанимался английским. Но огромная сложность в том, что статьи нужно адаптировать под человека, а не под его уровень. У каждого свой словарный запас. Если мы слишком сильно упростим текст, то там не будет незнакомых слов, урок будет бесполезным. Если их будет больше 10%, упадет мотивация, потому что слишком сложно. И человека мы потеряем.

– Переводы – одна из самых перспективных технологических сфер. Уже, например, есть наушники, которые пусть далеко не идеально, но переводят иностранную речь собеседника. Нужно ли будет учить иностранные языки в будущем с развитием технологий?

– Онлайн-переводчики не убьют рынок, но он просядет. Спрос на изучение языка в том виде, в котором он есть сейчас, все равно останется. Язык очень важен для карьеры. Если все разговаривают одинаково, у тебя нет возможности выпендриться. Поэтому надо говорить лучше, чем остальные.

– Вам самим удалось выучить английский?

– Нельзя выучить язык. Мне удалось добиться той цели, которую я ставил. Я тот самый классический пример – пока жареный петух не клюнет, никто ничего не сделает. Я, как и все остальные, учил английский «в кавычках». В один момент Аркадий Волож (генеральный директор «Яндекса», ранее Ларьяновский там работал. – Republic) пришел ко мне и сказал: «Саша, ты теперь занимаешься Турцией. Мы туда летим через две недели». Я говорю: «Куда мы летим, я читаю и перевожу со словарем!» Он ответил: «Твои проблемы. Хочешь проект – иди». И никогда я не был столь прилежным учеником, как те полтора года. Если бы я не научился общаться, меня бы с этого проекта подвинули. Ты никогда не будешь болеть, будешь просить четыре раза домашку.

– Но сейчас вы все-таки знаете язык лучше, чем раньше?

– Лучше. По той причине, что он оказался нужен.

Читайте ещё больше платных статей бесплатно: https://t.me/res_publica


Report Page