Republic - Аргентинский кокаин как улика. Почему о российской власти хочется думать плохо?

Republic - Аргентинский кокаин как улика. Почему о российской власти хочется думать плохо?

res_publica

https://t.me/res_publica

28 февраля 2018 г. Олег Кашин.

Формула ответа на любые новости – «ничего не было, фигуранты уволились, на Западе все еще хуже».

Сюжет с аргентинским наркотрафиком на глазах становится сенсацией года. Кокаин, дипломаты, правительственные самолеты, оправдания официальных лиц и сразу за ними – новые утечки, требующие новых оправданий. Анекдот, превращающийся в политический триллер, оказался идеальным жанром, которого не хватало для описания российской политической реальности. Безумие сюжета в сочетании с контекстом заставляет по-новому смотреть на все остальные российские новости. Если у них в далеком посольстве все так устроено, то что творится в Москве? Если в аргентинских новостях звучало имя Николая Патрушева, а теперь он же полетел в Бангкок – может быть, имеет смысл соединить аргентинский и тайский (Настя Рыбка) сюжеты в один? Вопросы, на которые никогда не даст ответа ни одно официальное лицо, сами по себе становятся политическим фактором. А если учесть, что все происходит за неполные три недели до российских выборов, заведомо лишенных интриги, то, может быть, это и есть настоящая предвыборная интрига?

Предположим, что ⁠все было именно так, как говорят ⁠российские дипломаты: совместная с аргентинцами операция, технический сотрудник, ⁠никто не был в курсе, аргентинская ⁠пресса ⁠преувеличивает, а номер российского ⁠спецбортапририсовали в фотошопе. Предположим, что это правда. Но даже и в этом случае нужно будет заметить, что эта правда рассказывается так, что поверить ей невозможно. Очевидно, уже пора обращаться за помощью к каким-то «взрослым» (кремлевским? корпоративным?) пиарщикам, потому что их мидовские коллеги явно не справляются, последовательно нарушая все азы публичных коммуникаций. Отставание на полшага от западных недоброжелателей, когда каждое объяснение МИДа становится ответом на очередную утечку в аргентинской прессе; многословная ⁠переписка даже с агентствами второго ряда и блогерами; пресс-релизы в жанре «МИД против всех», когда под раздачу попадает даже правительственная «Российская газета». Такой провальной медийной кампании у российских дипломатов не было, кажется, вообще никогда, как будто сама мидовская башня на Смоленской площади, употребив какие-то вещества, вдруг пустилась в пляс и удивляется, что окружающие дома не разделяют ее веселья и стоят как стояли.

Но, строго говоря, МИД винить не в чем, потому что сейчас вообще невозможно представить себе, каким должно быть поведение российских официальных лиц, чтобы их позиция выглядела логичной и убедительной хотя бы для лояльных российской власти комментаторов, не говоря о критиках. Кокаиновый скандал – да, очевидно, он самый кинематографичный, даже сверх меры, но вообще это далеко не единственный случай, когда в западной, да или в отечественной прессе что-то пишут про российские власти и им приходится пользоваться своим правом на ответ. И что бы ни происходило, это право реализуется каждый раз одинаково, будь то сирийские или украинские события, допинговый скандал, американские выборы, коррупционные обвинения, громкие уголовные дела – не важно, канон уже сложился: ничего не было, фигуранты уволились, на Западе все еще хуже, а у нас кто-то хочет дестабилизации; всегда заранее ясно, что скажет Дмитрий Песков, а что Мария Захарова, и еще, если повезет, Владимир Путин во время очередного своего большого выступления расскажет по этому поводу какой-нибудь анекдот, чем окончательно доведет ситуацию до абсурда.

Выработанная годами система публичного ухода от прямого ответа, забалтывания неприятных тем и игнорирования общественного интереса – может быть, с точки зрения каких-то сиюминутных соображений в каждый конкретный момент это было выгодно и полезно Кремлю и, может быть, просто никто не заметил, что, доведя до совершенства свое умение выкручиваться в неловких ситуациях, власть лишилась другого, не менее важного навыка – в нужных ситуациях разговаривать таким голосом и с такой интонацией, чтобы у аудитории не было ощущения, что над ней издеваются.

В эти дни вспоминают Бориса Немцова; стоит вспомнить и обстоятельства раскрытия дела о его убийстве – когда спецслужбы столкнулись с противодействием чеченских властей и, скорее всего, каких-то федеральных силовиков в лице как минимум Следственного комитета, ключевым участником расследования сделалось вдруг агентство «Росбалт», которое весной 2015 года в ежедневном режиме, ссылаясь на анонимные источники в ФСБ, рассказывало о том, что убийцы уже найдены, но что-то мешает довести дело до конца. Здесь самое показательное, что в ситуации, когда по какой-то причине спецслужбам потребовалось привлечь на свою сторону общественное мнение, оказалось, что способов коммуницировать с обществом у них просто нет и единственной возможностью привлечь внимание к проблеме становится анонимный слив. Успех и популярность анонимных телеграм-каналов также стоит связать с коммуникационным разрывом между властью и обществом, когда все исходят из того, что власть никогда и ни о чем не скажет правды, а значит, правда может быть только анонимной. В круговой обороне от кокаиновых слухов у российского МИДа был бы, наверное, только один шанс – если бы мидовская правда была упакована не в торжественные формулировки панических пресс-релизов, а в скупые строчки анонимных утечек через тот же «Росбалт» – только с оборотами типа «корреспонденту удалось выяснить» или «как сообщил анонимный источник» правде или тому, что МИД хотел бы считать правдой, удалось бы стать хотя бы одной из легитимных версий случившегося в Аргентине.

Еще дело, конечно, в репутации российских властей, точнее – в сочетании их репутации с их закрытостью. Власть, изолированная от общества, прячущаяся от общества, обречена на то, чтобы о ней думали плохо по самой нижней планке, и виновата в этом только она сама. Когда реальное устройство власти и механизмы принятия любых решений тщательно скрываются, естественной реакцией общества на эту закрытость будут слухи и желание по крайней мере вообразить, как там все внутри. И когда обществу предлагают две одинаково непроверяемые версии, скучную официальную и захватывающую авантюрную, то любой живой человек, конечно, выберет захватывающую – ту, в которой Патрушев на своем самолете лично вывозит контрабандный кокаин, а потом летит в Таиланд за Рыбкой, а лишних свидетелей отстреливают хладнокровные чекисты. Кокаин, замененный на муку, отлично рифмуется с гексогеном, замененным на сахар на заре карьеры того же Патрушева, и эту вечную масленицу невозможно опровергнуть даже сотней мидовских пресс-релизов, – чтобы образ Патрушева не был таким инфернальным, Патрушеву стоило бы быть чуть более открытым, чем он есть, а он вряд ли на такое способен. Лучшим исследователем российской истории начала XXI века будет не профессиональный историк и не архивист, а криминалист, детектив – ему придется опрашивать выживших свидетелей, собирать отпечатки пальцев, проверять билинги мобильных телефонов и полетные листы самолетов. Рассчитывать, что что-то можно будет найти в официальных бумагах, даже секретных, будет верхом наивности, и это понятно уже сейчас.

Это не информационная война и не политическая дестабилизация, это самый очевидный жанровый закон, предполагающий, что если от общества что-то тщательно скрывают, то скрываемое будет не благородной деятельностью на благо Отечества, а примитивным криминалом в духе самого радикального кинематографического треша. Власть в России не ограничена ни страхом импичмента, ни парламентскими расследованиями, ни прессой, ни судом, она может позволить себе делать что угодно – это наблюдение давно стало общим местом в описании российской власти, но почему-то все привыкли вкладывать в это «что угодно» исключительно политический смысл, будь то войны, выборы или, скажем, назначение губернаторов. Теперь мы видим, что на самом деле «что угодно» заслуживает самого расширенного толкования вплоть до самых аполитичных наркотиков. Бесконтрольность и вседозволенность не могут быть ограничены только одной сферой. Там, где они есть, по умолчанию подразумевается не только высокая политика, но и самый низменный криминал.

Читайте ещё больше платных статей бесплатно: https://t.me/res_publica


Report Page