Разговор

В читальном зале библиотеки сидели два человека. Один готовился к сессии. Другой сбежал от семьи. Перебросились короткими фразами. Тот что слева, у дальней стены, учится в медицинском, мечтает стать акушером. Второй сидит у окна. Читает комиксы, лузгает семечки и сплевывает ошметки в ладонь.

— Зачем? — спросил тот, что сидит у окна. Он старше. На лице выражение — «Я жизнь повидал».

Второй отложил учебники и с интересом посмотрел на того, кто задал вопрос, который его интересует давно.

— Волнительно. — сказал он. — Акушер контролирует жизни. Во время родов одновременно контроль над двумя.

— Аругмент принимаю. — выбросив скорлупки в ведро, он обтер ладонь о штаны и протянул мясистую руку. — Павел.

— А я Коробкин Олег.

В читальном зале никого не осталось. Только они. Отложив учебник тот что старше достал сигареты, будто всерьез рассматривал возможность закурить в библиотеке, где никто никогда не курил.

— Только вот как он смотрит на женщин? — Павел положил пачку на стол. — Ну… Акушер… Остаётся ли загадка после рабочего дня? Вот это вопрос.

На лице застыло сосредоточенное выражение человека, знакомого с тяжелым трудом.

«Монтажник», — почему-то подумал Олег.

— Не буду отвечать за других.  Но я бы не смотрел на женщин как на сексуальный объект. — он откинул прядку со лба. — Я и сейчас не смотрю, если уж быть совсем откровенным. А уж врачом я точно буду бесполым.

Павел усмехнулся, словно перед ним сидел ненормальный.

— Какой то ты уж, брат, пессимист.

— Пессимизм — крайняя форма реализма. — пожал плечами Олег. Достал яблоко и принялся грызть. — А что до загадок, то уже после первого курса загадок не остаётся совсем. Если хорошо учился в школе и того раньше. — он откусил яблоко. — На анатомии и гистологии глубокие загадки раскрывают, если хочешь, слоями. Ты будешь в деталях знать, как устроена женщина.

Олег вернулся к учебникам. Павел сказал:

— Я вон до 19 лет толком не понимал как устроена женщина. Да что греха таить —  не понимаю даже сейчас.

Олег достал яблоко, припасенное на голодный момент.

— Ну, у женщин есть excavatio rectovesicalis и rectouterina. А у мужчин последнего нет.

Павел подался вперед.

— Объясни по-простому?

— Ну. — Олег задумался, подбирая слова. — Матка создаёт два углубления в брюшной полости. У мужчин оно только одно.

— И как это на характер влияет?

— На характер никак. — медик хрустнул яблоком и бросил в урну огрызок. — А на патогенез очень даже вполне.

— Я же не медик. — Павел покачал головой. — О чем ты сейчас вообще говоришь?

— Ну… — Олег задумался, подбирая слова. — В общем, развивается эндометриоз и гнойные воспаления, в следствие которых в прямокишечно-маточном углублении копится жидкость. — взял в руки учебник. — Суть в том, что можно сделать пункцию через матку, чтобы освободить от жидкости углубление, о котором я говорю.

Олег сморщился, изобразив брезгливость на покрытом пылью лице.

— Прозвучало анатомично. Ты будто подвел черту. Всех женщин — под общий стандарт.

Он резко подался вперед. Олег пожал плечами и чуть отстранился:

— Такой у нас, медиков, суховатый язык. Тут уж ничего не пожелаешь.

Павел сжал кулаки. Щеки запылали румянцем.

— Так что, получается для вас женщина — это набор латинских слов, углублений и диагнозов, о которых ты говоришь?

— Нет. — покачал головой. — Для меня женщина — существо с другой планеты, которое мне не познать.

Павел сразу смягчился.

— И в чем тогда ее суть? — ткнул пачку рукой. — В чем функция здесь?

— Наводить смуту в умах. Терзать мужские сердца. А затем разбивать. — медик отвернулся к окну.— Нет уж. Лучше я останусь один.

— Позвольте спросить?

Они обернулись. У стола стояла рыжеволосая девушка.

«Красивая», — подумал Олег.

Подойдя к столу, она с интересом изучила учебники. Взяла учебник по анатоммии. Пролистала. Положила обратно на стол. Повернулась к Олегу:

— Наверняка вы считаете — весьма справедливо — что все люди внутри одинаковы?

Медик кивнул:

— Ну да. Кишки, хромосомы и ливеры. — он хотел пошутить, но девушка не засмеялась в ответ.  Олег поспешил уточнить: — Это если в общих чертах. Но если посмотреть повнимательнее, то у каждого своя ДНК. Любое завихрение хромосомы создаёт уникальную личность.

Павел оживился:

— Лихо же тебя завихрило.

Девушка сказала ему:

—  Из завихрений возникает любовь. — села на стул. — Метафизика страсти. Химия сексуальных побед. — протянула загорелую руку. — Кристина, будем знакомы.

Олег покачал головой.

— С победами-то как раз у меня все плохо, насколько я могу судить по рассказам друзей.

Рыжеволосая вскинула бровь:

— Плохо — в смысле, что список ваших побед умещается на стандартном листе, а не на свитках александрийской библиотеки, которые и в огне не горят?

— Список моих побед умещается в одном единственном имени. — медик вздохнул. — Негусто для девятнадцати лет.

Олег возразил. Сразу изменился в лице:

— Этого вообще-то достаточно. — он подошел к окну, за которым стало темно. — Хотел бы я уместить все свои победы в одном имени, которым там дорожил. Но это имя я, увы, потерял. — Город затих. — Никакое количество имён его уже, увы, не заменит.

Павел сказал:

— Я тебя понимаю. Вот и я для меня секс — выражение чувств. Я просто не могу без чувств и любви. Совокупление без эмоциональной связи равносильно аборту души. — от того, как он говорил, щеки покрылись румянцем. —Для меня секс — это не физический процесс, а духовный, нематериальный… Можно даже сказать, что возвышенный, ты понимаешь?

Олег кивнул и Павел продолжил:

—Я так думаю, что если бог есть, то именно во время секса мы близки к нему как никогда. Потому что в такие моменты раскрывается наша природа, наша сущность, нутро. 

Кристина сказала:

— Секс персонально для меня — это слияние душ, объединение подсознаний, это что-то настолько высокое, чего не могу описать.

Павел сказал:

— Хорошее определение метафизики совокупления душ.

Кристина пожала плечами:

— А вообще мне нравятся параллели между сексом и смехом. И тем и другим стоит заниматься в паре с кем-то еще.

Павел кивнул:

— Считаю смех интеллектуальной разновидностью крутого оргазма.

Олег возразил:

— Мне больше нравится, когда женщина смеется, чем когда она содрогается в пароксизме страсти, захватившей ее.— он смотрел на учебники, которые теперь совсем не вдохновляли его. — Что, впрочем, не обесценивает прелести самого пароксизма.

— А если сначала одно, а потом сразу другое? — Кристина улыбнулась и от этой улыбки Олегу стало тепло.

— В какой последовательности? — тут же спросил Павел, который был на чеку.

— Без разницы. — девушка пожала плечами. — Важно, чтобы оба ингредиента подали один за другим.

Медик наклонился вперед:

— Смех — важный маркер определения разума. Смех отличает нас от животных. Животные не умеют смеяться.

Олег хохотнул.

—Но сношаются покруче людей. И оргазмы по тридцать минут.

Кристина пожала плечами:

— В достижении оргазма я вижу скорее результат стимуляции рецепторов через правильную стимуляцию мозга. Я говорю о частоте колебаний, глубине и интенсивности проникновений. — она тоже достала яблоко и стала откусила кусок. — Секс вообще странная штука. Сплошные пятьдесят оттенков всевозможных механических трений.

Олег покачал головой:

— Я бы мог прожить без секса. А вот без смеха прожить я бы точно не смог.

Кристина сказала:

— Смех— это любовь. Идеальные отношения в моем понимании — это хороший секс с человеком, с которым смеешься, а потом сразу в постель. 

Олег хохотнул. Кристина пригрозила ему наманикюренным пальцем.

— И ничего смешного тут нет. Взаимное проникновение друг в друга и взаимопонимание. Вот что такое настоящая страсть. 

— Жизнь без секса — дерьмо. — сказал медик в сердцах.

Павел ничего не сказал.

Заспанная вахтерша добрела до читального зала.

— Закрываемся. Сдавайте книги и идите домой.

Вечерело. Павел отбросил огрызок и зашагал к массивной двери. Кристина кивнула ему и тоже растворилась в ночи. Олег остался один. Он вышел из зала. По дороге домой читал учебник, но смысл прочитанных слов ускользал между строк.

Он думал о женщинах. О дуальности. О любви. О непростых поворотах судьбы.

На конечной он вышел. И поплелся, бесполый, домой.