Разбуди меня.
Он живет на работе. Она переехала семь раз за этот год, живет в коммуналке в Брюсовом переулке. В соседних комнатах живут цыганские семьи, сверкают на нее золотыми зубами и сушат вещи на веревках в коридоре. Она закрывается в комнате и не выходит оттуда целыми днями. У нее нет холодильника, нет микроволновки, нет шкафа для одежды. У нее нет света. У нее не было кровати, но она придумала спать на деревянных палеттах, покрытых досками и считает это лучшей идеей. Ей сказали, что в ее комнате клопы, и она боялась их всю первую неделю. Но единственное, что она видела там – это таракан на одеяле. Она видела его четыре раза, но однажды утром осознала, что это один и тот же высохший мертвый таракан, которого она просто не могла стряхнуть до конца. Ее окна выходят в зеленый сад с черемухой, а за садом консерватория, и оттуда постоянно слышны гаммы и этюды для фортепиано. На первом этаже ее подъезда – кухня грузинского ресторана. Иногда даже до ее окна на третьем этаже долетают запахи дешевой еды и ругань поваров.
А он живет на работе. Однажды она приходила и смотрела, как он работает. Она очень старалась быть тихой и не мешать. Даже взяла книжку и притворялась, что она читает. Но на самом деле не могла прочитать ни строчки, все смотрела на него и думала о том, как много шума она производит дыханием. И о том, какой он красивый. И о том, сколько времени еще осталось до того, как он ее прогонит.
Однажды он написал «У тебя какие на завтра планы? Я бы в 8:30-9 утра приехал к тебе, если удастся».
Она вернулась поздно. Всю ночь, подсвечивая себе телефоном, убиралась в комнате. Сдвигала в кучу наполовину распакованные после переезда коробки, дотрагивалась до предметов, думала, как сделать все уютнее и чище. Потом боялась проспать будильник. Дождь шел, как сумасшедший. Не прекращаясь.
Написала ему: «У меня очень страшно дома. И я сплю на досках, ты не забыл?»
Он ответил: «Ты же будешь там? Что мне еще»
Приехал раньше, чем собирался. Ждал ее под дождем около того самого грузинского кафе. Она вела его за руку на тот самый свой третий этаж, и ей было стыдно за каждый шаг. За темный подъезд. За вонь от грузинского кафе. За разбитую лестницу. За мусор. За железную дверь квартиры. За замок на двери от ее комнаты. За грязные стены и дурацкое граффити с грибами, оставшееся от прошлых владельцев. За сломанный паркет. За выбитое стеклышко в окне. За доски.
Он обнял ее, и она закрыла глаза.
Через 10 минут зазвонил телефон.
У нее никогда не звонит телефон. Там всегда выключен звук. А всем, кому она хочет, она звонит сама. Но телефон зазвонил. Его. А он не встал, чтобы ответить. И даже не посмотрел в ту сторону. И даже не убрал руку с ее живота. И даже не открыл глаза. Она подумала «Ого».
Телефон звонил минуту, две, три.. До последнего. Потом перестал. И вскоре начал снова. И была только тишина, дыхание и звонок телефона в гулкой пустой комнате без мебели, а остального мира не было. Телефон начал звонить в третий раз, а она все не могла поверить, что не возьмет. Смотрела на него и думала «Возьми, возьми, возьми. Это что-то важное, это работа. Это очень, очень важно. Намного важнее, чем я здесь. Я никуда не денусь, я подожду. И даже мое дыхание не успеет замедлится за эти три секунды, пока ты ответишь. Возьми телефон». Но он не открывал глаз, и она ничего не говорила.
С четвертым длинным звонком пришло невозможное огромное счастье. «Я сейчас важнее для него, чем работа. Он не ответит потому, что сейчас он со мной, а значит все остальное будет ждать. Еще никто не отдавал мне столько себя. Еще никто не приезжал ко мне сюда. Я знаю, как для него это важно – работа, звонки, люди. Но неужели сейчас я важнее? Этого не может быть, мне сложно в это поверить». К концу четвертого звонка счастье наполняло ее всю, можно было умереть от счастья. Она держала его за горячую руку.
Он сказал: «А это твой телефон звонит, да?»