Рассказ
– Она ангел..– Нет.
– Ну а кто тогда?
– Не ангел. Она была до них.
– Как это? Разве так может?
– Она мне сказала.
– Да ты сама не понимаешь, и просто так говоришь!
Две бойкие девчушки спорят на открытых трибунах школьного стадиона, ловко перешагивая с одного ряда на другой, словно ноты скачут, чередуются в аллегро, дополняя основную тему, заданную их рюкзаками.
– И что ещё она тебе сказала? Что я не слышала? – та, которая кажется более хрупкой и подвижной, со светлыми волосами, яркими на фоне пасмурного неба, садится на корточки на верхний ряд; обхватывает колени руками. Её подружка тоже останавливается, и опустившись на скамейку, поправляет растрёпанные русые пряди; говорит, теперь размеренно, словно припоминая подробности сна, – Она сказала, что ей нужна наша помощь, что доверяет нам, и просит подменить хлеб..
– Да, это я всё знаю, я там была, – перебивает первая, – хлеб и вино, в церкви, перед воскресной службой, она будет нас ждать накануне, с корзиной. Откуда ты знаешь, про ангелов? Я ничего такого не слышала, от неё.
– Когда я спросила, зачем ей это.. В голове, так же, как она говорила с нами, просто представила вопрос.
– И что?, – белокурая, похоже, слегка расстроенна, тем, что сама не догадалась задавать вопросы таким же способом.
– Она показала.. Там были картинки, ты не видишь, но как воспоминания, ты вспоминаешь, узнаёшь, в общем. Ну это как тебе пересказывают фильм, и ты понимаешь, что смотрела его, раньше, очень давно..
– И там были ангелы?
– Нет. Что ты привязалась, с этими ангелам?
– Я боюсь. Мы сделаем это, и нас накажут. Ангелы, или бог, или пастор нас поймает, и в школе будет собрание, в классе, все узнают, расскажут родителям.
– Глупости, бога нет. И никто не заметит, она сказала, это будут точно такие же хлеб и вино. Но *её*.
– А если она всех отравит?
– Нет. Ей это не нужно. Она хочет, чтобы люди почувствовали. Задумались.
– О ней?
– О земле. Она и есть земля. То, из чего все растёт. Природа.
– Это было в тех картинках? Ну, воспоминаниях. Которые она тебе показала?
– Да. Что урожай, и травы, и цветы, это всё её. Она во всём, что бывает на полях.
– Даже на таком? – белокурая с ехидной улыбкой машет рукой вниз, на неровный, усеянный кочками, газон. Русая внимательно смотрит на зелёно-бурое пространство, еще не просохшее от талой воды.
– Она помнит. Раньше люди устраивали праздники, для неё. И ещё для других, таких как она. Там были стадионы, большие. Больше нашего, арены. И арки. И колонны..
Белокурая смотрит на лужи, словно ожидает увидеть в них арки и колонны.
– А теперь?
– Теперь она только в книгах. О ней думают, только когда читают, про те времена.
– Может, так и должно быть? Думаешь, это правильно, что она хочет?
– Не знаю. Но она не может нас заставить, только если мы сами решим ей помочь.
Солнце понемногу проглядывает, прогревает выцветшие доски трибун. Белокурая тянется за рюкзаком, – Нам надо идти. Уже без четверти. А ещё альбомы забирать, – делает паузу, чтобы встретиться с русой глазами, – Я не против. Пойду с тобой, к ней. К Кире.
– Это похоже на Киру, но не Кира. Сложно понять, когда она говорит, не открывая рта.
– Да, мы обсуждали уже. Я буду называть её Кира.
Девушки спускаются с трибун, гулко ступая через скамейки, их ноги почти одновременно касаются земли. Поправляют рюкзаки. Белокурая оглядывается на голые кроны за школьной оградой, – Думаешь, сейчас она нас слышит?
– Не знаю. Вряд ли. Иначе бы и мы её слышали.
– Ну да. Как тогда, я сразу почувствовала её, возле нашей ивы. Знаешь, это очень здорово. Теперь я верю, что и деревья можно услышать.
– Да, как друиды.
– Они говорили с деревьями?
– Понимали их. У деревьев корни глубоко, и переплетаются между собой, у некоторых больше чем верхушки. Так они общаются, друг с другом.
– Здорово.
– Да. А еще мне кажется, у людей также переплетаются мысли, как корни деревьев, и тогда получается думать об одном и том же.