РАСКОЛЬНИКОВ

            СОНЯ (шепотом). Не понимаю...

            РАСКОЛЬНИКОВ.  Потом поймешь. Разве ты не то же сделала? Ты тоже переступила... смогла переступить. Ты на себя руки наложила, ты загубила жизнь... Свою… А это все равно!. Ты могла бы жить духом и разумом , а кончишь на Сенной... Но ты выдержать не можешь и, если останешься одна, сойдешь с ума, как и я. Ты уж и теперь, как помешанная; стало быть, нам вместе идти, по одной дороге! Пойдем!

            СОНЯ (взволнованно). Зачем? Зачем вы это!

            РАСКОЛЬНИКОВ.  Зачем? Потому что так нельзя оставаться - вот зачем! Надо же, наконец, рассудить серьезно и прямо, а не по-детски плакать и кричать, что Бог не допустит! Ну что будет, если, в самом деле, тебя завтра в больницу свезут? Катерина Ивановна не в уме и чахоточная, умрет скоро, а дети? Разве Полечка  не погибнет? Неужели не видала ты здесь детей, по углам, которых матери милостыню высылают просить? Я узнавал, где живут эти матери и в какой обстановке. Там детям нельзя оставаться детьми. Там семилетний развратен и вор. А ведь дети - образ Христов: "Сих есть Царствие Божие". Он велел их чтить и любить, они будущее человечество...

            СОНЯ (истерически плача). Что же, что же делать?

            РАСКОЛЬНИКОВ. Что делать? Сломать что надо, раз навсегда, да и только: и страдание взять на себя! Что? Не понимаешь? После поймешь... Свобода и власть, а главное власть! Над всею дрожащею тварью и над всем этим муравейником!.. Вот цель! Помни это! Это мое тебе напутствие! Может, я с тобой в последний раз говорю. Если не приду завтра, услышишь про все сама, и тогда припомни эти теперешние слова. И когда-нибудь, потом, через годы, с жизнию, может, и поймешь, что они значили. Если же приду завтра, то скажу тебе, кто убил Лизавету. Прощай!

            СОНЯ (с ужасом).  Да разве вы знаете, кто убил?

            РАСКОЛЬНИКОВ. Знаю и скажу... Тебе, одной тебе! Я тебя выбрал. Я не прощения приду просить к тебе, я просто скажу. Я тебя давно выбрал. Прощай. (Про себя). Надо ли сказывать ей, кто убил Лизавету? (С усмешкой.) Странный вопрос! Ведь ты сам чувствуешь, что не только нельзя не сказать, но даже и отдалить эту минуту, хотя на время, невозможно.

            СОНЯ. Вы! Наконец-то… Чтобы со мной без вас было! Только не говорите со мной, как вчера. Пожалуйста, не начинайте. И так мучений довольно… (Пауза.) Что там теперь дома? Вы оттуда? Я хотела было сходить, да все думала, что вы… зайдете.

            РАСКОЛЬНИКОВ. Хозяйка гонит ваших с квартиры. Катерина Ивановна побежала куда-то «правды искать». Дети одни.

            СОНЯ. Ах, Боже мой! Пойдемте поскорее…

            РАСКОЛЬНИКОВ (раздражительно). Вечно одно и то же! У вас только и в мыслях, что они! Побудьте со мной.

                         Пауза.

             РАСКОЛЬНИКОВ. Вчера Лужин не захотел дать ход своей клевете на вас. Ну а если б захотел, ведь он упрятал бы вас в острог-то…

            СОНЯ. Вы спасли меня!

            РАСКОЛЬНИКОВ (не слушая ее).  Надо сказать, он с большим  уменьем все подстроил, подсунув вам в карман сторублевую бумажку и затем обвинив в воровстве.

            СОНЯ (рассеянно и тревожно). Да.

            РАСКОЛЬНИКОВ. Ну а если б в острог, что тогда? Помните, что я вчера говорил?

                         Пауза.

             РАСКОЛЬНИКОВ (рассмеявшись как-то с натугой).  А я думал, вы опять закричите: «Ах, не говорите, перестаньте!» (Через паузу.) Что ж вы опять молчите? Ведь надо же о чем-нибудь разговаривать? Вот мне интересно было бы узнать, как бы вы разрешили теперь один вопрос… Нет, в самом деле, я серьезно. Представьте себе, Соня, что вы знали бы все намерения Лужина заранее, знали бы наверняка, что через них погибла бы Катерина Ивановна, дети, да и вы тоже… Ну так вот: если бы вдруг все это на ваше решение отдали: тому или тем жить на свете, Лужину ли жить и делать мерзости или умирать Катерине Ивановне с детьми? Как бы вы решили, кому из них умереть? Я вас спрашиваю.

            СОНЯ. Я уже предчувствовала, что вы что-нибудь такое спросите.

            РАСКОЛЬНИКОВ. Хорошо, пусть; но, однако, как же бы решить-то?

            СОНЯ. Зачем вы спрашиваете, чему быть невозможно?

            РАСКОЛЬНИКОВ. Стало быть, лучше Лужину жить и делать мерзости! Вы и этого решить не осмелились?

            СОНЯ. Да ведь я Божьего промысла знать не могу… К чему такие пустые вопросы? Кто меня тут судьей поставил, кому жить, кому не жить?

            РАСКОЛЬНИКОВ (угрюмо проворчав). Уж как Божий промысел замешается, так уж тут ничего не поделаешь.

            СОНЯ (с страданием). Говорите лучше прямо, чего вам надобно! Неужели вы только затем, чтобы мучить, пришли.

                         Пауза.

             РАСКОЛЬНИКОВ (выделано-нахальный и вызывающий тон его исчез, тихо). А ведь ты права, Соня. (Голос его ослабел.) Сам же тебе сказал вчера, что не прощенья просить приду, а почти тем вот и начал, что прощения прошу… Это я про Лужина и промысел для себя говорил… Это я прощения просил, Соня…

                         Пауза.

            СОНЯ (робко). Что с вами? (шепотом,  пресекшимся от ужаса голосом). Что с вами?

            РАСКОЛЬНИКОВ (бормочет, как в бреду). Ничего, Соня. Не пугайся… Вздор! Право, если рассудить, - вздор. (Охватившая его дрожь отразилась на голосе.) Зачем только тебя-то я пришел мучить?  Право. Зачем? Я все задаю себе этот вопрос, Соня…

            СОНЯ (с страданием). Ох, как вы мучаетесь!

            РАСКОЛЬНИКОВ. Все вздор!.. Вот что, Соня, помнишь ты, что я вчера хотел тебе сказать? (Пауза.) Я сказал, уходя, что, может быть, прощаюсь с тобой навсегда, но что если приду сегодня, то скажу тебе… кто убил Лизавету. (Пауза.) Ну, так вот я и пришел сказать.

            СОНЯ (с трудом говорит, шепотом). Так вы это в самом деле вчера… (Быстро, как будто опомнившись.) Почему же вы знаете?

            РАСКОЛЬНИКОВ. Знаю.

            СОНЯ (робко). Нашли, что ли, его?

            РАСКОЛЬНИКОВ. Нет, не нашли.

            СОНЯ (чуть слышно). Так как же вы про это знаете?

            РАСКОЛЬНИКОВ (бессильно). Угадай.

            СОНЯ (как ребенок). Да вы… меня… что же вы меня так… пугаете?

            РАСКОЛЬНИКОВ. Стало быть, я с ним  приятель большой… коли знаю… Он Лизавету… убить не хотел… Он ее… убил нечаянно… Он старуху убить хотел… когда она была одна… и пришел… А тут вошла Лизавета… Он тут… и ее убил.

                         Пауза.

            РАСКОЛЬНИКОВ (как бы бросившись вниз с колокольни). Так не можешь угадать-то?

            СОНЯ (чуть слышно шепчет). Н-нет…

            РАСКОЛЬНИКОВ. Погляди-ка хорошенько.

                        Пауза.

            РАСКОЛЬНИКОВ (еле слышно, прерывая дыхание). Угадала?

            СОНЯ (с ужасным воплем). Господи!

            РАСКОЛЬНИКОВ (страдальчески). Не мучь меня! (Через небольшую паузу.) Эх, не так я думал открыть тебе это!

            СОНЯ (отчаянно). Что вы, что вы это над собой сделали!

            РАСКОЛЬНИКОВ. Странная какая ты, Соня, - обнимаешь и целуешь, когда я тебе… такое сказал. Себя ты не помнишь.

            СОНЯ (воскликнув в исступлении). Нет, нет тебя несчастнее никого теперь в целом свете!

            РАСКОЛЬНИКОВ (размякнув душой, взволнованно, с надеждой). Так ты не оставишь меня, Соня?

            СОНЯ (вскрикнув). Нет, нет; никогда и нигде! За тобой пойду, всюду пойду! В каторгу с тобой вместе пойду!

            РАСКОЛЬНИКОВ (после небольшой паузы, надменно усмехаясь). Я в каторгу-то, Соня, может, и не хочу идти.

                        Пауза.

            СОНЯ (в глубоком недоумении, как будто еще не придя в себя). Вы, вы… убийца! Да разве это возможно? Как вы, вы, такой... могли на это решиться?..

            РАСКОЛЬНИКОВ (как-то устало и с досадой). Ну да, чтоб ограбить. Перестань, Соня!

            СОНЯ. Да неужель это взаправду! Господи, да какая ж это правда! Кто ж этому может поверить?.. И как же, как же вы сами последнее отдаете, а  убили, чтоб ограбить! (Вдруг вскрикнув.) А те…  деньги!.. что Катерине Ивановне отдали… те деньги… Господи, да неужели ж и те деньги…

            РАСКОЛЬНИКОВ (торопливо прервав, с досадой). Нет, Соня, эти деньги были не те, успокойся! Мне мать прислала, через одного купца… Эти деньги мои, мои собственные.  А те деньги…(Тихо, как бы в раздумье.)  Я, впрочем, даже и не знаю, были ли там деньги-то… Я снял у ней тогда кошелек с шеи, замшевый… полный, тугой такой кошелек… да и не посмотрел в него; не успел, должно быть… Ну, а вещи, какие-то все запонки да цепочки, - я все эти вещи и кошелек на чужом дворе под камень схоронил… Все там теперь и лежит…

            СОНЯ (хватаясь за соломинку). Ну, так зачем же… как же вы сказали: чтоб ограбить, а сами ничего не взяли?

            РАСКОЛЬНИКОВ (как бы в раздумье). Не знаю… я еще не решил – возьму или не возьму эти деньги. (Опомнившись, усмехнулся.) Эх, какую глупость я сейчас сморозил, а?

            СОНЯ (с мукой). Ничего-то, ничего-то я не понимаю, Господи!

            РАСКОЛЬНИКОВ (с каким-то вдохновением). Знаешь, Соня, знаешь, что я тебе скажу… (Загадочно, упирая на каждое слово.) Если б только я зарезал из того, что голоден был, то я бы теперь… счастлив был! Знай ты это! (Через мгновение, вскрикнув в отчаянии.) И что тебе, ну что тебе в том, если б я и сознался сейчас, что дурно сделал? Ну что тебе в этом глупом торжестве надо мною? Соня!.. Для того ли я пришел к тебе!

                        Пауза.                                                                                                                        

            РАСКОЛЬНИКОВ (спокойно и тихо). Потому и звал я тебя с собою вчера, что одна ты у меня осталась.

            СОНЯ (робко). Куда звал?

            РАСКОЛЬНИКОВ (едко усмехнувшись). Не воровать, не убивать… не безпокойся, не за этим. (Вздохнув.) Люди мы розные. Знаешь, Соня, я ведь только теперь, только сейчас понял: куда тебя звал вчера. За одним и звал: не оставить меня. Я за этим приходил. Не оставишь?

            СОНЯ (чуть слышно). Нет!

            РАСКОЛЬНИКОВ (в отчаянии воскликнув). И зачем, зачем я тебе сказал, зачем открыл! (С мучением.)  Вот ты ждешь от меня объяснений, Соня, сидишь и ждешь, я это вижу… А что я тебе скажу? Ничего ведь ты не поймешь в этом, а только исстрадаешься вся… из-за меня! Ну вот, ты плачешь… и опять меня обнимаешь… Ну за что ты жалеешь меня? За то, что я сам не вынес и на другого пришел свалить: «страдай и ты, мне легче будет»? И можешь ты любить такого подлеца?

            СОНЯ. Да разве ты тоже не мучаешься?

            РАСКОЛЬНИКОВ (размякнув душой). Соня, у меня сердце злое, ты это заметь: этим многое можно объяснить. Я потому и пришел, что зол. Есть такие, которые не пришли бы. А я трус и… подлец! Но… пусть! все это не то… Говорить теперь надо, а я начать не умею…

                        Пауза.

            РАСКОЛЬНИКОВ (вдруг вскричав). И зачем, зачем я пришел! Никогда не прощу себе этого!

            СОНЯ. Нет, нет, это хорошо, что пришел! Это лучше, чтоб я знала! Гораздо лучше!

            РАСКОЛЬНИКОВ (как бы что-то вдруг поняв, с болью). А знаешь, отчего я убил? Оттого, что хотел Наполеоном сделаться. Ну, понятно теперь?

            СОНЯ (наивно и робко шепчет). Н-нет. Только… говори, говори! Я пойму, я про себя все пойму!