Рафиев

Купить Здесь

Единственное учебное заведение, которое окончил — средняя школа. Вода — дорога к дому. Не принадлежал ни к каким кружкам и рамкам. Один и един — во всём и через всё, что в нём и в чём он. Круг рвется, икс приводит к перевёрнутому кресту, дьявол кладёт голову в Чашу вечной жизни и на землю приходит Новый Иерусалим. Царство вам Небесное, Нерон, Гитлер и Ленин. Пресвятая Богородица, спаси меня — помоги мне не превратиться в кисель развращЁнных помыслов и сует, помоги мне выжить в дыму огня, за которым неразличим Твой свет. Пресвятая Богородица, спаси меня. Сохрани меня, Мама, от злых людей и от лютых демонов огради каждый шаг мой и каждый мой Божий день, предстоящий нам с Тобой впереди — чтобы прожил я его, не кляня никого, ничего, нигде, никогда. Пресвятая Богородица, спаси меня — каждый вдох мой и все земные года, мне отмерянные, и прости, прости… Ты — моя защита, моя броня. Будь со мной, будь в каждой моей кости. Я паучок с крестом на панцире, я принесённый в жертву первенец. Меня не надо трогать пальцами. Я все окурки наших пепельниц, я все, какие есть, проклятия, и все, какие есть, затмения. Уже почти что на закате я — горю восходом тем не менее. И города в испуге жмурятся, и жмурики тенями лёгкими спешат по опустевшей улице, хрипя прокуренными лёгкими. Тонкая нить вздрогнула в сердце Икарушки, но не порвалась, и ничего не хочется начать или изменить — всё уже начато, всё уже выстраивается в связь — отторгнутые поколения деточек пустоты в кровосмесительных оргиях топят своих детей — вирусы вырождения, карлики красоты, полное обнуление всех родовых ветвей. А ты бы попробовал, чем думать, что повезло. Всё это вдохновение знаешь, какой ценой? Видел ли ты когда-нибудь первородное зло? Помнишь, как проклинал себя непохмелённый Ной? А ты б попробовал — бросил бы всё, как есть. Мелочи ведь какие-то, сущие пустяки. Знай, мол, наших, американская тварь. Терпко пахнет навоз и подгнившее, скисшее сено, и слегка приморозил январь. Затяжной первомай всенародной гульбы. Посмотри, как висит, чуть покачиваясь, Иуда, как прекрасны под вечер фонарные эти столбы. Я к тебе не притронусь, мальчишка. Ты б хоть краем глазка посмотрел на изгвазданный морг — сразу понял бы всё — так отчетливо — даже слишком — даже как-то не так, как хотелось, пока еще мог хоть чего-то хотеть. Читаешь ведь — значит, ты уже на пути. Приготовься — сейчас воспарим. Этот мир уже кончен. Иначе — зачем он начат? Этот Третий и, слава Богу, последний Рим. Завтра надо бы в прорубь — стряхнуть с себя копоть и сажу лицедейства и лихоимства толпы. Мы проходим на цыпочках третью, четвёртую стражу, нам бы только не сбиться с единственной верной тропы — сквозь ловушки и ямы. Качели так гуляют, что впору вырваться из песка, но я словно врастаю в самые древние щели — каждым словом, уроненным с языка. Я однажды к тебе потихоньку приду, приду — неважно, какого числа и в каком году — брызгами света, ясным и тёплым днем, каплей воды, текущей в себя огнём, новыми звуками оживающих форм. Я — твоя история, твой телефон, телеантенна твоих затуманенных грёз, дым сигареты, который сковал мороз, догма, застрявшая в горле твоей иглы, последний этап абсолютно любой игры. Я уже на пороге. Я подарю тебе мир — совершенно весь — от края листа и до края, которого нет и не было ни на одной из наших планет. Не прикасайся к мертвому веретену и не играй в разбойников и войну. Дети лунного света приходят по бликам на лужах — дети Исиды и Сета вселяют в нас детский ужас. Я тоже ребёнок, папа. Я тоже ребёнок, мама. Последний шажок этапа, фреска на своде Храма, усыновленный Богом ребенок далёкого Ноя — скользя по лунным эпохам, окончил скитанье земное. Здравствуйте, братья и сёстры ставшего плотью хлеба — восьмиконечные звёзды. По-другому они могут не сразу. Бог даст — со временем утихомирятся. Бог даст… Их одновременно и жаль, и не жаль. Человечество — штучка непростая. Утрата мышления — болезненное падение. Печати снимаются со скрежетом и слезами. В Храме Бога-Отца — не трогай алтарь чудес. Птицы послушны — даже куры. Ерепенится последний конь, но уже смирился и он — просто ерепенится — такая порода. Подожди — всё приходит само. Самое сложное уже пройдено. Вокруг тебя — святое. Внутри тебя — покой и тихий свет. Молись, как хочешь — лёжа, сидя, стоя, но лишь молись — один тебе совет. Все остальное — было, есть и будет всегда таким, какое оно есть. Ты — Будда, просыпающийся в будде, и при тебе твоя святая месть. Ты — меч в руке Николы Чудотворца. Ты — выживший Архангел Михаил. Смотри, как светит в небе твоё солнце, как неделима — кто бы не кроил — твоя страна. Она — твоя Невеста — земная пядь твоей — твоей! Ты не найдешь себе другого места. Они твои — все числа, падежи, безличные и личные глаголы теперешних и будущих времен. Твой Бог к тебе сошел с твоей иконы, и нет сомнений в том, что это Он. Владей по праву миром и Державой и ничего не бойся никогда. Тебя за этим Мать твоя рожала — в смертельных муках — раз и навсегда. Не торопись наотмашь сносить с плечей тугие кочаны. Немногие из них обречены. Эпоха эпидемий и злословья. Година деток, бросивших отца. С тобой святые сёстры, мать их Софья — уже с тобой, и будут до конца — до их конца — убийц и конокрадов, дерзнувших оседлать чужих коней. Твой меч — мой ключ от вспыхнувшего ада, и там твои враги горят в огне и стонут в собственных силках и петлях. Возьми мой меч — пусть станет он твоим. Не упражняйся, мальчик мой, на детях. Спаси их, мой малыш, напомни им о том, что я их жду от их начала. Не горячись, прошу тебя, сынок. Не торопись отчалить от причала и не беги, мой милый, со всех ног туда, где сеча. Пусть они друг друга изрешетят и изорвут в куски — в кругу очерченного ими круга, в преддверье их же гробовой доски. Ты забрал все мои грехи, смыл с меня мою срамоту. Я, под сенью Твоей руки, все преграды рекой смету — только свет останется, лишь обжигающий ночи душ. Я — Твой мальчик, я — Твой малыш — в катакомбах уснувших душ семенивший за пятью пядь и пришедший назад — домой. Я потопом обрушусь вспять. Укроти меня, Боже мой. Сбереги меня, сохрани от теней и сполохов тьмы — неприступным щитом брони, за которым бессмертны мы. Да он и не взял бы забвенья!..

Рафиев