P.S.

P.S. к сочинению "Как я провёл лето..."

Личные тексты всегда сложно воспринимать самому, их либо переоцениваешь, либо наоборот, спустя час, невозможно перечитывать и хочется убрать подальше.

Такие "качели" - обычная реакция на содержание, в котором сам до конца не уверен (а личный текст другим быть не может). Поэтому так ценен взгляд со стороны. И такое спасибо друзьям за реакцию. )

Недавно взялся перечитывать Руссо - в связи с любимым Леонидом Добычиным, который в "Городе Эн" (1935), в воспоминаниях подростка о формировании своей гей-идентичности в провинциальном городке начала века, упоминает Руссо, как образец экзистенциальной открытости.

Без традиций предшественника - Добычина представить невозможно.

"Исповедь" Руссо, действительно, волшебная вещь, которая впервые сделала сексуальность - частью публичного самоанализа. Отчасти это случилось благодаря комплексам самого автора, для которого "нагота", "порка" и подростковое "эротическое переживание" наказания - были мотивацией не только личной, но (позднее) и литературной.

Возможно, именно благодаря подростковым комплексам Руссо мы и имеем в литературе самоанализ нового типа и прорыв к новому представлению о природе человека (что так важно для литературы во взгляде на героя целиком, без христианских купюр).

Интересно, что в христианской литературе (в годы пост-Просвещения) ни Толстой, ни Достоевский - не смогли достичь того уровня открытости, который задал Руссо в "Исповеди". Весь эротический контент - был вынесен "христианскими гуманистами" за скобки.

Гей в принципе не мог стать героем русской классики, поскольку эротика была табуирована, а гей без эротики - немыслимый образ.

Поэтому даже у классиков "православного реализма" мы видим лишь слабые тени эротической тематики, а гомосексуальность (как в "Воскресении" Толстого) вообще появляется в тексте лишь ссылкой на статью уголовного права. Дальше формальных оценок русская классика не заглядывала.

Достоевский в "Дневнике писателя" ("Бобок") отвечает Руссо христианским взглядом на идею наготы - в пародийном диалоге покойников ("Обнажимся! Обнажимся!") - демонстрируя предел, до которого русский реализм готов был погружаться в изучение природы человека.

Никакого Эроса для "христианского реализма" и не существовало - за исключением обнажения худших черт.

От Руссо линия традиции тянется (поверх наших моральных христиан) к Серебряному веку, к Кузмину, к Добычину - для которых цельный образ человека неизменно включал и его сексуальность.

Затем последовала полоса советской цензуры, а образ строителя коммунизма вновь потребовал полной социализации частной жизни и "национализации" либидо.

"Исповедальная" традиция Руссо, как кажется, ещё только в поиске полноценного воплощения, - переместившись в 20 веке из литературы в область психоанализа и науки. Но и в литературе эта "планка" открытости - должна стоять на своём месте...

Как писал Руссо, "Я хорошо понимаю, что читателю не очень нужно всё это знать, но мне-то очень нужно рассказать ему об этом".

Поэтому, возвращаясь к началу, - ещё раз благодарность (и любовь) немногим терпеливым френдам, которых сложно шокировать длинными и путанными текстами о лабиринтах подросткового "подполья". )

23/05/16