Прячься кто может

Прячься кто может

Agregator

«Ужасный чайник, вечно из него все проливается». В руках у Джека Хэнлона — ничем не примечательный коричневый заварочный чайник. Как и все в этой тесной комнате без окон размером четыре на пять метров, чайник нужен не для красоты и даже не для удобства, а просто для выживания. Вдоль одной стены выстроились канистры с водой. Шкафчик набит банками с припасами. Двухъярусные койки в углу накрыты серыми одеялами, которые даже выглядят колючими.

Комната, которую мы разглядываем, спрятана на глубине трех метров неподалеку от деревни Каслтон, среди йоркширских болот на северо-востоке Англии. В люке над нашими головами завывает ветер, а Хэнлон рассказывает, что бункер должен был стать форпостом английской цивилизации перед лицом ядерной атаки. По всей стране разбросаны сотни таких бункеров. Их давно не используют, официально они выведены из эксплуатации десятилетия назад — и теперь это своего рода памятники страху.

…Сегодня «Часы Судного дня», придуманные в свое время журналом Чикагского университета «Бюллетень ученых-атомщиков», показывают всего две минуты до полуночи — в такой опасной близости к ядерному катаклизму они до этого были лишь однажды, в 1953 году. Если, как заявил в апреле 2018-го Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерреш, «холодная война вернулась с удвоенной силой», старые памятники обретают новый смысл.

23-летний Хэнлон не жил во времена холодной войны, но всегда интересовался этим периодом (и даже слегка жалел, что родился слишком поздно). Он сменил несколько работ, но главными в его жизни всегда были хобби: кампанология (искусство и практика колокольного звона) и восстановление бункеров времен холодной войны. Его активность на этом поприще заслужила уважение многих военных и добровольцев, которые когда-то создавали и поддерживали эти убежища: теперь они помогают ему советами и оборудованием. Джек склонил на свою сторону даже вандалов — некоторых из них он тоже увлек восстановительными работами. Сегодня бункер в Каслтоне — настоящий музейный экспонат, воссозданный с огромным мастерством и вниманием к деталям.

Термин «холодная война» впервые появился в 1945 году в статье Джорджа Оруэлла, описывающей ядерное противостояние между «двумя-тремя гигантскими сверхдержавами, каждая из которых владеет оружием, способным за считаные секунды стереть с лица земли миллионы людей». На момент написания статьи атомная бомба была только у США, но Оруэлл понимал, к чему все идет, и уже к началу 1950-х его предсказание начало сбываться. В 1955 году Министерство обороны Великобритании выпустило секретный доклад (рассекреченный только в 2002-м), где попыталось предсказать последствия ядерной атаки. Согласно этому докладу, ночная атака СССР с использованием десяти водородных бомб способна убить 12 миллионов человек — треть населения Великобритании на тот момент — и серьезно ранить еще 4 миллиона. Пища и вода окажутся отравлены, промышленность будет парализована, а Национальная служба здравоохранения не сможет справиться с нагрузкой. Бездействовать было нельзя, и страна выделила средства на строительство бункеров.

Правда, оказалось, что сеть бункеров, способная защитить максимальное число жителей, обошлась бы Великобритании в 1,25 миллиарда фунтов (что эквивалентно 30 миллиардам по нынешнему курсу), и правительство сочло такие расходы непомерными. Было решено создать более скромную сеть подземных сооружений, которые могли бы функционировать и передавать информацию после ядерной атаки. В течение нескольких следующих лет построили более 1,5 тысячи стандартных бетонных бункеров. Предполагалось, что они станут «глазами и ушами» страны: информацию из них должны были посылать в 29 более крупных региональных штабов. На основе этих данных можно было получить представление об очагах взрывов, их силе и зоне радиоактивного заражения, чтобы военные и гражданские власти могли планировать ответные меры.

За работу бункеров отвечали не только и не столько военные. Правительство сформировало сеть из 10 тысяч «гражданских» добровольцев — Королевский корпус наблюдателей, члены которого еженедельно тренировались в ближайших к ним убежищах. В периоды нарастания напряжения (например, во время Карибского кризиса 1962 года) добровольцы должны были бросить все дела, оставить семьи, прибыть в «свои» бункеры и дежурить там посменно экипажами из трех человек. В случае ядерного удара им предписывалось запечатать люки и не покидать убежище в течение следующих трех недель. «Это был бы невероятно тяжелый с психологической точки зрения приказ — учитывая, что наши семьи остались бы снаружи», — вспоминает бывший доброволец Тим Китчинг.

Сформированная в конце 1950-х сеть функционировала до 1991 года, когда риск ядерной угрозы почти исчез. Бункеры, построенные и на муниципальных, и на частных землях, оказались заброшены. Некоторые из них сегодня полностью уничтожены, другие затоплены и непригодны для использования. Но два — уже упомянутый Каслтонский и бункер Чоп Гейт неподалеку — избежали этой участи благодаря Джеку Хэнлону.

…Деревня Каслтон находится в одном из самых суровых и отдаленных регионов Англии. От нее всего 30 километров до Филингдэйлса — одной из тридцати локационных станций, призванных предупредить страну о надвигающейся ракетной атаке. Примерно в километре от Каслтона Хэнлон останавливает машину посреди болотистого плато. Пройдя по тропинке, мы натыкаемся на ограждение, за которым виднеется пара бетонных конструкций. Из земли вырастает черная металлическая труба, похожая на перископ подводной лодки.

«Мне было 14, когда я нашел это место, — объясняет Хэнлон. — Люк был сорван, внутри все было затоплено». Несколько лет спустя Джек обнаружил соседний бункер, Чоп Гейт; владелец земли, на которой он находится, оказался бывшим добровольцем Королевского корпуса наблюдателей. С его согласия Хэнлон начал восстанавливать Чоп Гейт. Потом вернулся в Каслтон и нашел собственника первого бункера — Ричарда Генри Дауни, двенадцатого виконта Дауни. Убежденный работой Хэнлона в Чоп Гейте, виконт дал согласие на реконструкцию.

Хэнлон отпирает три замка и распахивает люк. Лестница ведет во мрак. Мы осторожно спускаемся на три метра под землю. Накатывает приступ клаустрофобии, но присутствие Хэнлона успокаивает: молодой человек излучает уверенность.

Мой фонарик выхватывает из темноты крошечный вестибюль с химическим туалетом. Налево темнеет дверной проем. Хэнлон щелкает выключателем, и комната освещается. Я слышу тикающий звук: чтобы сэкономить драгоценную энергию, все лампы снабжены таймерами.

Освещение стало одной из первоочередных задач Хэнлона, когда он в апреле 2017-го начал восстанавливать Каслтонский бункер. «Сначала нам пришлось вручную вычерпать 300 литров воды», — вспоминает он. Восстановив электричество, Хэнлон и его друзья уже могли использовать вентиляторы для просушки помещения. Джек не из тех, кто хвастается, но фотографии «до» и «после» говорят сами за себя: очевидно, что для возвращения этого места в исходное состояние потребовалось много знаний и умений. Бывшие добровольцы Королевского корпуса наблюдателей (многие из которых помогали Хэнлону советами, снабжали его старыми снимками, чертежами и описями инвентаря) с удовольствием стали бывать здесь, вспоминая прошлое.

У левой стены два стула аккуратно задвинуты под простой деревянный стол. На полке маленькое зеркало: редкая уступка человеческой слабости. На столе — ровные стопки бланков для наблюдения за погодой, уровнем радиации и другими параметрами. В дальнем конце комнаты стоят железные двухъярусные кровати. Одну из стен занимают диаграммы и карта, на которой отмечена сеть бункеров по всей стране.

Значительную часть оригинального оборудования пожертвовали бывшие добровольцы Королевского корпуса наблюдателей. Благодарить за это нужно соцсети: у фейсбук-страницы Каслтонского бункера 450 подписчиков, у страницы Чоп Гейта — еще 400, а когда Хэнлон впервые открыл бункеры для посещения, желающих набралось более 600. Узнав о деятельности Хэнлона из соцсетей, местные жители стали активно помогать ему — кто консультациями, а кто и оборудованием.

…Убежища строили и в городах, но оба бункера Хэнлона расположены в стороне от жилых построек. Если бы возникла опасность атаки, одной из первых обязанностей добровольцев стало бы предупреждение местного населения с помощью сирены — такой же, какую использовали во время воздушных налетов Второй мировой. Другие добровольцы в это время готовили бы индикатор нулевой отметки (индикатор эпицентра ядерного взрыва) — прибор, четыре отверстия в котором соответствуют четырем направлениям компаса. Приспособление располагалось бы на поверхности бункера, и по отметкам, оставшимся на светочувствительной бумаге, можно было бы судить о высоте и направлении взрыва. «Проблема была только в том, — объясняет Хэнлон, — что один из добровольцев должен был уже после взрыва выйти на поверхность и подвергнуть себя риску заражения, чтобы забрать снимок». Но полученные данные стоили этого риска: добровольцам надлежало передать их в региональные штабы, где на основе этой информации определяли мощность взрыва, его эпицентр и тип (поскольку при наземном взрыве заражение местности значительно сильнее, чем при воздушном).

Еще один инструмент, которым располагали добровольцы, — индикатор мощности бомбы — был способен измерить давление, созданное взрывной волной. Уровень радиации вне убежища можно было измерить изнутри с помощью статичного дозиметра — консоли, соединенной с наружным детектором. Но для дальнейших метеорологических замеров (скорость и направление ветра, форма облака) снова требовалось выходить на поверхность.

Оригинальный дозиметр из Каслтонского бункера исчез много лет назад, но Хэнлон нашел замену: «Я услышал, что такой же дозиметр сохранился в затопленном бункере на отдаленном шотландском острове, и поехал за ним туда». Джек объездил страну вдоль и поперек и обыскал весь eBay, чтобы найти правильное оборудование; ремонтируя его, он использует аутентичные материалы и инструменты тех времен.

Зато теперь любой желающий может ощутить, каково это — жить в бункере в полной изоляции, пока над головой бушует (или нет) атомная война. В шкафчике хранится твердое топливо, на котором можно разогреть консервированные бобы или вскипятить чайник.

Несмотря на то что обитатели бункера оказались бы в лучших условиях, чем остальное население страны, их шансы на выживание были невелики. Судя по завыванию ветра в Каслтонском бункере, убежище предоставляло весьма скромную защиту от внешних воздействий; не говоря уже о том, что добровольцы обязаны были проводить замеры снаружи. Тем не менее даже такая защита в сочетании с полезной деятельностью выглядит гораздо привлекательнее, чем покорное ожидание гибели.

Бывший доброволец Королевского корпуса наблюдателей Тим Китчинг объяснил мне стратегию правительства относительно холодной войны так: «Риск гибели наблюдателей оправдывался ценностью полученной информации. И хотя бункеры должны были обеспечить выживание, главной их целью было пассивное устрашение. Эта система предупреждения и мониторинга была разработана в первую очередь для того, чтобы после первого удара наши собственные вооруженные силы смогли выстоять и нанести ответный удар. Уверенность, что ответ неминуемо последует, сама по себе удерживала агрессора от первого шага».

Китчинг уверен, что система, созданная «с запасом» (например, к каждому бункеру были прикреплены десять добровольцев, хотя для его функционирования требовалось всего трое), в случае угрозы справилась бы со своей задачей. Бункеры были устроены таким образом, что люди в них могли существовать автономно — без необходимости получать извне топливо, воду или электричество. Единственное связующее звено между бункером и внешним миром оказалось и самым слабым: для передачи информации в региональные штабы использовали наземную телефонную сеть. Деревянные столбы и провода почти наверняка были бы разрушены взрывом, и убежища оказались бы оторванными от мира, а ценные наблюдения — абсолютно бесполезными. Поэтому к 1980-м годам телефонные провода были убраны под землю. Кроме того, находящиеся рядом бункеры объединили в ячейки, и одно убежище в каждой ячейке дополнительно оснастили средствами радиосвязи. Каслтонский бункер — как раз из таких. С помощью портативной радиостанции он смог бы передавать информацию в региональный штаб, который находился в 80 километрах, в городе Дарем.

Штаба в Дареме давно нет, так что я отправляюсь в Йорк — там находится единственный сохранившийся региональный штаб, который с 2006 года открыт для туристов. Штаб неплохо замаскирован: он находится на самой обычной улице, среди самых обычных домов и аккуратно подстриженных газонов. Видимая с улицы часть плоского зеленого здания — лишь верхний этаж: два нижних спрятаны внутри холма. Эти нижние этажи дополнительно покрыты как минимум метровым слоем земли и тремя слоями асфальта: все это призвано защитить от взрывов, раскаленного воздуха и радиации.

Двадцать ступенек ведут на вершину холма, ко входу в здание. Пройдя через двойные огнеупорные двери, я спускаюсь в самое сердце бункера. На площади в 372 квадратных метра расположены кухня, столовая, спальни, машинное отделение, технические помещения, телефонная станция, комната для офицеров. С длинной галереи открывается вид на пункт управления, который находится уровнем ниже. Этот бункер совсем не похож на скромную клетушку в Каслтоне.

«Сто двадцать добровольцев были подготовлены для работы в этом бункере, — рассказывает сотрудник убежища Джейк Татман, — и в случае ядерной угрозы они должны были работать посменно — так, чтобы на посту в каждый отрезок времени находились 60 человек». Предполагалось, что после взрыва двери в убежище закроются; в следующие 30 дней добровольцы должны будут отслеживать погодные изменения и уровень радиации, а также собирать и обрабатывать данные, поступающие с ближайших наблюдательных пунктов. Какому-то несчастному, правда, тоже пришлось бы выходить из убежища, чтобы извлечь светочувствительную бумагу из индикатора нулевой отметки. Но, по крайней мере, после этого он имел бы возможность принять душ. В штате бункера всегда должен был находиться хотя бы один инженер, способный поддерживать работу генератора и вентиляционной системы.

На основе полученной информации составляли таблицы и диаграммы. Очаги взрывов должны были наносить на четыре большие карты, отображающие положение дел в Великобритании и Европе. Тем временем другие члены команды передавали информацию в соседние штабы, а также напрямую руководителям правительства и армии.

Но это в теории. На практике бункер в Йорке, вероятно, не пережил бы и первую атаку. «Йорк был центром железнодорожной индустрии; здесь располагались четыре базы ВВС; так что для врагов он стал бы первоочередной целью», — говорит Татман. У отдаленных наблюдательных пунктов было бы несколько больше шансов, но их добровольцам пришлось бы рассчитывать только на себя.

Очевидно, что заявленные утилитарные цели были для бункеров не главными. И не случайно о «секретных» убежищах было прекрасно известно и внутри страны, и за рубежом — так на самом деле и планировалось. Само существование этих штабов, сама по себе готовность тысяч обученных добровольцев в любой момент встать на защиту страны должны были сыграть свою роль в предотвращении ядерных ударов: в этом и заключалось их истинное предназначение.

Систему бункеров создали, чтобы вселить в граждан спокойствие и мужество, и сегодня, когда напряженность снова возрастает, эти качества вновь могут пригодиться. На протяжении всей холодной войны эта система (и бункеры, и причастные к их существованию люди) помогала сохранять присутствие духа и обуздывать страх. И сейчас бункеры в Йорке и Каслтоне вызывают что-то вроде ностальгии по временам, когда казалось, что обычные граждане обладают реальной возможностью помогать друг другу (даже если эта возможность была во многом иллюзорной). Протекающие чайники и колючие одеяла вселяют надежду, если рассматривать их как средства на пути к более важной цели.

Источник: Bird in flight

Report Page