Прозрение

Содержание «Военная Литература» Мемуары

Глава пятая.

На запад!

Раньше

Удары на флангах

Вернусь, однако, к летним событиям.

После завершения Белорусской стратегической операции, оказавшей существенное влияние на весь дальнейший ход войны, Красная Армия наносила удары по флангам вермахта — по группе армий «Южная Украина» и группе армий «Север». Эти удары должны были еще больше обострить кризис рейха и всего фашистского блока. Противник, хотя и понес в предшествовавших боях колоссальные потери как в людях, так и в боевой технике, все еще оставался сильным и опасным. На восточном фронте он имел более 4 миллионов солдат и офицеров, почти 49 тысяч орудий и минометов, свыше 5 тысяч танков и 2790 боевых самолетов. Пораженческие настроения, охватившие определенную часть личного состава вермахта, не приводили к организованным антивоенным, а тем более антифашистским выступлениям. Спекуляция на «расовом превосходстве», на «любви к родине», запугивание немцев ответственностью за совершенные гитлеровцами преступления («Вместе воевали — вместе и ответ держать», «Победа или всеобщая гибель»), возведение Гитлера в ранг «единственного спасителя» — эти и другие [256] доводы фашистской пропаганды недооценивать было нельзя.

Перед политорганами Красной Армии стояла задача развенчать аргументы фашистской пропаганды, названные Геббельсом «бастионами духа», и тем самым ослабить силу сопротивления немецких солдат и офицеров, обострить противоречия в стане фашистского блока, способствовать полному его развалу.

В этом плане и разрабатывались листовки, проводились агитпередачи. Осуществлялись меры, связанные с расширением сотрудничества политорганов с антифашистским движением. Большую работу в этом направлении проводили сотрудники отделения во главе с А. М. Шевченко. Для агитработы в войсках противника за короткий срок было отобрано несколько сот солдат и офицеров из. числа пленных немцев, румын и венгров, прошедших обучение в антифашистских школах. Сделано это было вовремя — накануне наступления 2-го и 3-го Украинских фронтов на ясско-бухарестском направлении. К тому времени внутренние антифашистские силы Румынии, возглавляемые румынскими коммунистами, объединились в национально-демократический блок, боровшийся за выход из войны, за разрыв с гитлеровской Германией, за свержение диктатуры Антонеску. Это благоприятствовало боевым действиям наших войск, особенно пропаганде среди румын, широко развернутой армейскими политорганами.

Еще в июле члены военных советов фронтов генералы И. З. Сусайков и А. С. Желтов, вызванные в Ставку в связи с предстоящей операцией, доложили начальнику Главного политического управления планы политработы, в том числе среди противостоящих войск и тылов противника. В планах определялись основные направления и главные объекты идеологического воздействия на противника, в частности, упор делался на румынские дивизии и разбавленные солдатами-ненемцами части вермахта. Во фронтовых антифашистских школах предусматривалось обучить в два-три раза больше пленных, чем раньше.

Перед началом наступления я связался по ВЧ с начальниками политуправлений фронтов генералами А. Н. Тевченковым и И. С. Апошиным. Они сообщили о готовности всех спецпропагандистских сил и средств, но одновременно попросили укрепить их седьмые отделы политработниками — специалистами по Болгарии, Венгрии, Сербии и Хорватии. Мне была понятна их предусмотрительность: [257] разгром группы армий «Южная Украина» создаст условия для освобождения Венгрии, Югославии и Чехословакии. И начальники политуправлений заблаговременно беспокоились о нужных им людях. Специалисты, знающие языки народов Юго-Восточной Европы, однако, уже были отобраны нами. И я мог заверить Тевченкова и Аношина, что их просьба будет удовлетворена в самое ближайшее время.

Пропаганда среди вражеских войск велась непрерывно. Так, на 3-м Украинском фронте в преддверии наступления была проведена агитоперация против двух румынских и одной немецкой дивизий. Нашим пропагандистам стало известно, что 4-я горнострелковая и 15-я пехотная румынские дивизии рассредоточены, изолированы друг от друга и находятся в разных корпусах сформированной заново 6-й немецкой армии. Самим фактом рассредоточения румынам было выражено явное недоверие. Этим то и воспользовались фронтовые спецпропагандисты. Они все мерно подогревали антигитлеровские настроения румын, и те отказывались воевать. Даже в дни, когда немцы еще атаковали наши войска на Пруте, из румынских дивизий было совершено более 60 групповых переходов в расположение войск Красной Армии. Агитация подействовала и на солдат 335-й немецкой пехотной дивизии, к которым неоднократно обращался, всякий раз находя веские аргументы, уполномоченный НКСГ обер-лейтенант Э. Каризиус. Вместе с антифашистским активом ему удалось до биться того, что в первых же боях эта дивизия дала наибольшее число сложивших оружие солдат и офицеров.

В пропаганде среди противостоящих румынских войск политорганы широко использовали благодарственные письма румынских граждан и местных органов власти к советским войскам, помогающим наладить нормальную жизнь на освобожденной части территории. Использовались также факты и примеры, характеризующие совместную борьбу румынской добровольческой антифашистской дивизии имени Тудора Владимиреску и войск Красной Армии по освобождению Румынии. Все это обеспечивало высокую эффективность «внешней политработы».

Сила удара войск 2-го и 3-го Украинских фронтов была настолько мощной, что за двое суток вся оборона группы армий «Южная Украина» оказалась сокрушенной, а личный состав в значительной мере деморализован. За 11 дней, с 20 по 30 августа, наши славные воины продвинулись [258] на 320-350 километров, а на главном направлении подошли к столице Румынии — Бухаресту. На другой день, 31 августа, войска 2-го Украинского фронта вступили в Бухарест, освобожденный повстанцами — румынскими патриотами. Как и ожидалось, румынские дивизии в ходе наступления капитулировали, некоторые же их части по призыву румынских коммунистов повернули оружие против гитлеровцев. Юго-западнее Кишинева 18 из 25 немецких дивизий попали в окружение.

В ходе боев спецпропаганда была, можно оказать, на острие атаки. Только за первые четыре дня наступления политорганы 3-го Украинского фронта распространили почти миллион экземпляров листовок, изданных на немецком и румынском языках, провели с передовой позиции почти тысячу агитпередач. В таких же масштабах была развернута пропаганда и политорганами 2-го Украинского. Подлинными организаторами идеологической работы среди войск противника проявили себя начальники отделений спецпропаганды политотделов майор Александр Николаевич Ратников (37-я армия), майор Михаил Петрович Беседин (5-я ударная армия) и другие. Они многое сделали для того, чтобы довести ультиматум командующего 3-м Украинским фронтом генерала армии Ф. И. Толбухина до немцев, оказавшихся в котле. Поскольку доставить ультиматум немецкому командованию в установленное время не удалось, текст его был отпечатан и распространен среди вражеских войск в 40 тысячах экземпляров.

Кроме того, ультиматум неоднократно передавался нашими радистами на волнах немецких боевых раций. Нужна была помощь антифашистов, и майор Ратников провел разъяснительную работу с немцами, попавшими накануне в плен. Четверо из них, в том числе подполковник, капитан и обер-лейтенант, согласились вернуться в котел с ультиматумом. Они провели там несколько часов, разъясняя солдатам и офицерам условия капитуляции и честью своей заверив их в том, что обещания русских надежны.

В тот же день в 16.00 они вернулись с первыми группами капитулирующих. За ними потянулись и остальные — группами по 400-500 человек. Всего же за один день в полосе 37-й армии перешло в плен до 8000 немецких солдат и офицеров. Такая же картина наблюдалась и в полосе 5-й ударной армии: старший инструктор отделения спецпропаганды вместе с антифашистами пошел в [259] котел и привел первую группу сдающихся, за которой последовали и другие. Всего же в тот день сдалось 5352 немца. С 20 по 25 августа советские войска в этой операции пленили 105 400 солдат и офицеров.

В период ликвидации котла 435 пленных немецких солдат и офицеров удалось распропагандировать. Все они в качестве агитаторов добровольно направились в котел; 188 из них вернулись и привели с собой 3108 солдат и унтер-офицеров. Остальные же оставались в котле до полной его ликвидации, оказывая влияние на тех, кто все еще колебался.

Вообще «пленоспособность» личного состава вермахта в этой операции оказалась относительно высокой, что объясняется прежде всего сильным морально-психологическим воздействием мощного удара Красной Армии, приведшего к разгрому группировки. Огромные потери в живой силе и технике, нарушенное управление войсками, их деморализация — все это способствовало массовому переходу немцев в плен.

Во время Ясско-Кишиневской операции политорганы Красной Армии умело использовали критическую обстановку, в которой оказались вражеские дивизии, приняли эффективные меры для разложения и пленения их личного состава. В обычных же условиях это не всегда удавалось. В частности, в Прибалтике немецкие войска, имевшие выход в море, сохраняли значительную устойчивость, хотя под ударами наших войск они и там вынуждены были отступать, неся огромные потери.

Немецкая группа армий «Север», занимавшая 1000-километровую оборону от Финского залива до Немана, насчитывала до 700 тысяч солдат и офицеров. Войска Ленинградского, 3, 2 и 1-го Прибалтийских фронтов при поддержке Балтийского флота должны были прорвать вражескую оборону и освободить советские прибалтийские республики. Массированное идеологическое воздействие на противника началось с середины августа, заблаговременно. К печатной и устной пропаганде подключились передачи специальной радиостанции «Балтикум». На двух волнах ежедневно транслировались письма и обращения пленных солдат и офицеров, а также их личные выступления, содержавшие не только рассказы о жизни в плену или перечисление льгот для перебежчиков, по и призыв к своевременной капитуляции. В помощь фронтовым политорганам Главное политическое управление направило [260] пропагандистскую бригаду во главе с полковником И. С. Брагинским. Наши товарищи должны были: координировать работу спецпропагандистов четырех фронтов; подготовить и довести до немецких войск обращение советского командования; наладить издание ежедневного информационного бюллетеня, предназначенного для немецких солдат и офицеров; участвовать в распропагандировании пленных для агитработы в отсеченных немецких частях; готовить и издавать совместно с политорганами фронтов листовки и обращения; наконец, координировать спецпропаганду всех четырех фронтов с деятельностью уполномоченных НКСГ и СНО.

Кроме того, бригаде Брагинского предстояло решить еще одну нелегкую задачу. Дело в том, что руководство НКСГ предложило, а наше командование одобрило план так называемой персональной агитации. Десять генералов-антифашистов написали личные письма командующему группой армий «Север», командующим армиями, командирам корпусов и дивизий, в которых предлагали им вместе с войсками перейти на сторону НКСГ — это сохранило бы для будущей Германии несколько десятков тысяч немецких жизней. Всего было подготовлено 65 писем, в том числе и письмо генерал-фельдмаршала Паулюса командующему группой армий «Север» генерал-полковнику Шернеру.

17 августа эти послания были доставлены самолетами в политуправления четырех фронтов с заданием «забросить и доставить адресатам незамедлительно». Две недели прошли в чрезвычайных хлопотах. Начальники отделов спецпропаганды полковник Г. Ф. Заставенко (до перевода в Главное политическое управление), подполковники Е. А. Бродский, Н. С. Подкаминер и М. Т. Турин ежедневно докладывали мне о ходе выполнения задавил. К 3 сентября почти все письма генералов-антифашистов были доставлены по назначению. 25 из них — антифашистами, переходившими для этого линию фронта, 24 — партизанами со своих баз, 5 — летчиками, сбросившими почту с трофейного самолета, и 11 — фронтовыми разведчиками.

В доставке писем адресатам участвовали 55 распропагандированных пленных солдат и офицеров: один из них, лейтенант Штушман, был убит гитлеровцами при переходе линии фронта; двое вернулись, не выполнив задания, — они чистосердечно признались, что струсили в [261] последний момент. Все остальные с заданием справились. Некоторые вернулись даже с расписками немецких штабов о принятии пакетов. Двое антифашистов были задержаны гитлеровцами, но с помощью солдат им удалось бежать, и они благополучно возвратились к нам. Все антифашисты, как один, рассказывали о том резонансе, который вызвали письма генералов-антифашистов в немецких частях, особенно в штабах. Среди офицеров начались аресты. Тех, кто солидаризировался с письмами, отправляли в штрафные батальоны. И хотя ожидаемых результатов — непосредственного перехода немецких частей на сторону НКСГ — не последовало, операция эта способствовала росту пораженческих настроений, ослаблению воинской дисциплины, особенно в отсеченной Курляндской группировке.

В ожесточенных осенних сражениях пропаганда среди противостоящих вражеских войск набирала темпы, и, когда в начале октября А. С. Щербаков вызвал меня для доклада о ходе ведения пропаганды на фронтах, я мог привести следующие данные: политорганы четырех упомянутых выше фронтов только в сентябре издали и распространили свыше 25 миллионов экземпляров различной пропагандистской литературы на 14 иностранных языках — больше, чем в августе, на 40 процентов. Это был действительно «ливень листовок» — так озаглавила свои» передовицу фашистская армейская газетенка «Ди фронч». За этим «ливнем листовок» начальник штаба 7-го армейского корпуса 4-й немецкой танковой армии генерал Гостерлинг видел «генеральное наступление» советской пропаганды, нацеленное «в самое сердце». В секретном приказе Гостерлинга, дошедшем вскоре до нас, говорилось: «Даже самое крепкое сердце не может устоять против систематического воздействия яда и, по меньшей мере, становится неуверенным, колеблющимся... Образовавшуюся брешь в нашей морали враг пытается углубить и расширить своей пропагандой». А 3 августа 1944 года, как теперь стало известно, сам рейхсфюрер Гиммлер на совещании гауляйтеров раздраженно заявил: «В результате все более распространяющейся привычки сдаваться в плен войска потеряли устойчивость».

Огромное воздействие на противника оказывали листовки, в которых сообщалось о выходе из войны Румынии и Финляндии. На вопрос: «Как румыны и финны спасли себя от катастрофы?» (так называлась одна из листовок) [262] — мы отвечали: «Они порвали с Гитлером и запросили у России мира». Это свидетельствует, подчеркивалось в наших листовках, о силе и мощи Советского Союза, о единстве в лагере союзников, с согласия которых установлено перемирие, об уважении, с которым Советский Союз относится к национальной безопасности других народов — независимость и социальный строй Румынии и Финляндии полностью сохраняются, их границы остаются неприкосновенными. Листовки убеждали немцев — пора и им рвать с Гитлером, самим кончать уже проигранную войну.

В масштабах больших, чем прежде, вел пропаганду и Национальный комитет «Свободная Германия». Осенью 1944 года НКСГ опубликовал обращение к немецкому народу: «Все средства борьбы — против Гитлера». Надежды на компромиссный мир, на раскол союзников, на «атлантический вал», терпеливо и настойчиво разъяснял НКСГ, не оправдались, они оказались беспочвенной болтовней Гитлера... НКСГ призывал немцев «всеми средствами препятствовать продолжению войны, не выполнять приказы гитлеровского правительства, вооруженному насилию нацистов противопоставить вооруженную силу народа...». В духе этого обращения в газете «Фрайес Дойчланд» выступил президент НКСГ Э. Вайнерт, а затем, 26 октября 1944 года, последовало обращение генерал-фельдмаршала Паулюса.

Это было второе его обращение. На этот раз не только к армии, но и ко всем немцам. «Мой долг по отношению к родине, — писал Фридрих Паулюс, — и лежащая на мне, как на фельдмаршале, особая ответственность обязывают меня заявить своим товарищам и всему нашему народу, что из нашего положения, кажущегося безвыходным, теперь остался только один выход — разрыв с Гитлером и окончание войны». Паулюс разоблачал многие фальшивки геббельсовского ведомства, брал под защиту фон Зейдлица, против которого, как президента СНО, был открыт нацистами бешеный огонь, давал отповедь подлой лжи Гиммлера о «бесчеловечном» обращении русских с пленными: «На самом же деле, несмотря на бесчеловечные зверства и жестокости, совершаемые по указке г-на Гиммлера, по отношению к сотням тысяч беззащитных мужчин, женщин и детей как в оккупированных областях, так и в немецких концентрационных лагерях, с [263] военнопленными в Советском Союзе обращаются гуманно и корректно».

Как видит читатель, обращение Паулюса помимо других его несомненных достоинств содержит правду о советском плене. Фельдмаршал решительно и твердо свидетельствует: «С военнопленными в Советском Союзе обращаются гуманно и корректно». Увы, этого не хотят замечать многие современные советологи на Западе. Более 20 лет, например, «трудится» в ФРГ специальная «научная комиссия», создающая «Историю немецких военнопленных во время второй мировой войны»{85}. Издано 22 тома, пропитанных ядом реваншизма и антисоветизма. Обработанные в духе «холодной войны» сообщения и отчеты пронацистски настроенных бывших военнопленных перемежаются с документами различных антикоммунистических организаций, подобных «Объединению жертв сталинизма» или «Союзу репатриантов и военнопленных», «научными изысканиями», одни названия которых — «В руках Советов», «Пережитое и увиденное в советском плену», «Предательство за колючей проволокой» (об антифашистах) и т. д. — дают представление о степени учености и компетентности их авторов, современных неонацистов.

Кстати, одного из них я знал во время войны. Он был летчиком, воевал против нас под Сталинградом. Едва ли не каждый день гитлеровцы теряли в небе над Бекетовкой до 20 самолетов. Среди тех, кого не обошла эта участь, оказался лейтенант Генрих фон Эйнзидель. В самолето он не сгорел, дотянуть до своих ему не удалось, и его принудил сесть на нашем аэродроме советский летчик старший лейтенант Черников. На допросе фон Эйнзидель заявил, что он граф, правнук Бисмарка. Имя «железного канцлера» Германии всем известно со школьной скамьи, поэтому неудивительно, что работники седьмого отдела сочли нужным побеседовать с необычным пленным. Была и еще одна причина, побудившая пропагандистов к подробной беседе с фон Эйнзиделем: при пленении он предъявил две наши листовки. Не знаю уж, как и где они попали к нему, но то, что он их сохранил, не выбросил, позволяло пропагандистам надеяться, что разговаривать им предстоит отнюдь не с глухим. [264]

И действительно, когда фон Эйнзиделю было предложено обратиться к своим соотечественникам и рассказать о том, что он жив, и о том, как с ним обошлись в русском плену, граф согласился. В письме, адресованном к своим сослуживцам, он писал, что не ожидал от русских ничего другого, кроме «всех тех бед», о которых так назойливо предупреждало немецких солдат и офицеров командование. Однако он «должен засвидетельствовать», что ничего подобного с ним не произошло: «Русские обращаются со мной и со всеми другими немцами, попавшими в плен, справедливо и гуманно, как того требуют международные правила». И он «радостно поражен» тем, что никто его не истязает, не мучает, не угрожает смертью, не расстреливает, наконец, чего он ожидал и к чему уже было Приготовился. Далее лейтенант сообщал, что их, пленных, находящихся во фронтовом лагере, готовят к отправке в тыловой лагерь в глубь России и, таким образом, он «благополучно закончил эту пагубную для Германии и немцев войну». К тому же Эйнзидель призывал и тех, кому в руки попадет его письмо-листовка.

Первая «графская» листовка наделала немало шума. О ней сообщала чуть ли не вся мировая пресса. Понятно, что антифашистские выступления летчика — отпрыска древнего аристократического рода не прошли незамеченными в Германии и вермахте. Фон Эйнзидель и в самом деле написал яркое обращение, призывал своих соотечественников кончать бессмысленную и опасную для Германии войну. Выступления на эту тему скоро выдвинули его в число активных антифашистов. И когда был создан Национальный комитет «Свободная Германия», Эйнзиделя избрали одним из вице-президентов. Своей личной подписью под манифестом и другими документами НКСГ потомок «железного канцлера» неоднократно подтверждал гуманное обращение с немецкими военнопленными, нормальные условия содержания их в советском плену.

Однако после войны, вернувшись в Западную Германию, он повернул на 180 градусов — стал в ряды противников НКСГ и Советского Союза. Измена правому делу вернула ему графский титул и родовые поместья, за тяжелой чугунной оградой которых воскрес бывший владелец, отягощенный грузом прежних кастовых и классовых предрассудков. Что можно было ожидать от писаний переметнувшегося оборотня? Впрочем, стоит ли удивляться этой его метаморфозе? Случайный попутчик, Эйнзидель [265] покинул поле антифашистской борьбы для того, чтобы оболгать и оклеветать тех, кто когда-то дружески пожимал ему руку, кто дал ему и стол и кров, отрывая кусок хлеба от собственного рта, кто дал ему возможность, пусть на короткое время, испытать счастье борьбы за правое дело. Быть может, и не стоило бы уделять фашиствующему графу столько внимания. Дело, однако, в том, что, пользуясь доверчивостью, неосведомленностью и политической неискушенностью многих людей в ФРГ, да и не только в ФРГ, писаки, подобные Эйнзиделю, поднимают шум о мнимых «убийствах», «жестоком обращении», «холоде и голоде» в лагерях военнопленных, фальсифицируют факты минувшей войны, чтобы вызвать у читателей недоброжелательное, враждебное отношение к «Советской стране, к миру социализма. В этой связи я и считал своим долгом напомнить о свидетельствах генералов и офицеров вермахта, находившихся в советском плену.

Фридрих Паулюс не был единственным, кто публично изобличал геббельсовскую ложь об «ужасах русского плена». Еще раньше, 25 сентября того же, 1944, года, большая группа пленных немецких генералов сделала специальное заявление для советской и иностранной печати: «Все сведения, которые распространяются в Германии о мнимых мучениях и страданиях военнопленных, — ложь... На протяжении почти двух лет мы имели возможность знакомиться с различными лагерями военнопленных и смогли убедиться, что лагеря расположены в здоровой местности и производят хорошее, опрятное впечатление как по внешнему виду, так и по внутреннему устройству». Далее в заявлении подробно характеризовались условия жизни пленных в лагерях СССР: распределение на работы в соответствии с трудоспособностью и по возможности с учетом специальности; отсутствие пленных на вредных производствах; хорошее состояние здоровья пленных, достаточное питание, частые дополнительные пайки, заботливое санитарное и медицинское обслуживание со стороны русских и немецких врачей; культурный отдых и развлечения в нерабочее время: русские фильмы, вечера самодеятельности, театральные постановки, кружки — драматические, литературные, по изучению языков, — духовые и струнные оркестры, доклады о положении на фронтах и на другие актуальные темы, а в некоторых лагерях и курсы для повышения производственной квалификации. «Мы констатируем и заявляем, — [266] писали в заключение генералы и высшие офицеры, — что с военнопленными обращаются в соответствии с международными соглашениями и обычаями. Военнопленные — солдаты и офицеры — уверены, что они после войны здоровыми и работоспособными вернутся на родину».

Заявление подписали генерал-лейтенант Э. фон Даниельс, генерал-лейтенант В. Мюллер, генерал-майор д-р О. Корфес, генерал-майор А. фон Ленски и другие, достаточно хорошо известные в вермахте генералы и высшие офицеры. Как и обращение Паулюса, их заявление дало новый импульс для перехода немцев в советский плен. Лживая нацистская «пропаганда устрашения» пленом, тормозившая прозрение немецкого солдата, была теперь в значительной мере поколеблена. Полагаю, что оба эти документа — обращение Паулюса и заявление немецких генералов — весомее многих томов современных клеветников-неонацистов.

Известно, что сотни тысяч немецких военнопленных покидали Советский Союз не как враги, а как друзья. Они прозрели, освободились от лжи и обмана, которыми их опутывала долгие годы фашистская пропаганда. Покидая Советский Союз, немцы благодарили страну и людей за хлеб и кров, за подлинно человеческое отношение.

Вернемся, однако, к осенним событиям 1944 года. Просматривая трофейные газеты, мы обратили внимание на то, как резко вдруг увеличилось число материалов, прославляющих Гитлера. Для фашистской прессы эта тема в общем-то не новая, но теперь, когда вермахт терпел поражение за поражением, восхваление фюрера казалось особенно истеричным, нарочито взвинченным, каким-то уж очень неумеренным, искусственным. Анализ этих материалов позволял квалифицировать их как реакцию фашистской пропаганды на покушение 20 июля. Геббельс предпринимал отчаянные попытки закрепить в немцах верность фюреру, не дать ей расшататься и погибнуть.

Мы, разумеется, усилили разоблачение Гитлера. Новый удар по его культу наносила листовка «Обанкротившийся пророк», которая с 30 октября начала распространяться политорганами всех фронтов. Листовка открывалась подлинными словами Гитлера — «Я столько раз в своей жизни был пророком», — вынесенными в эпиграф. Далее шел текст:

«Немецкие солдаты!Вам хорошо известны эти слова Гитлера. Что ж, возьмите [267] и проверьте: оправдалось ли хоть одно его «пророчество»?

О ВОЙНЕ НА ВОСТОКЕ Гитлер пророчествовал:

— в речи 3 октября 1941 г.: «Мы не ошиблись в правильности наших планов. Я выступаю сегодня только потому, что сегодня я могу сказать, что противник сломлен и никогда уже не поднимется«.

Красная Армия ответила « пророку« зимней битвой под Москвой, которая «привела, по признанию самого Гитлера, немецкую армию на край пропасти», Потребуйте от фюрера отчета: сколько немцев погубил он под Москвой?..

— в речи 3 сентября 1942 г.: «Волга перерезана, мы ворвались в Сталинград и возьмем его. И вы можете быть уверены, что никто не сдвинет нас с этого места«.

Красная Армия ответила « пророку« окружением и уничтожением 6-й немецкой армии под Сталинградом. Потребуйте от фюрера отчета: сколько погубил он немцев под Сталинградом?..

— в приказе 4 июля 1943 г.: «Грандиозный удар, который поразит сегодня утром советские армии, потрясет их до основания».

Красная Армия ответила « пророку« мощным летним наступлением в районе Курска и Орла, потрясшим немецкую армию до основания. Потребуйте от фюрера ответа: сколько погубил он немцев в этих боях?

О СВОИХ СОЮЗНИКАХ Гитлер пророчествовал:

— в речи 30 сентября 1942 г.: «Мы занимались дальнейшим укреплением наших союзников, совместной работой с нашими союзниками во главе с нашим самым старым союзником — Италией. Все надежды наших врагов, рассчитывающих разрушить наш союз, являются безумием».

« Союзники« Гитлера ответили « пророку« тем, что один за другим порвали с ним, чтобы спасти себя от катастрофы. В итоге — гитлеровская «ось» развалилась. «Безумные» надежды союзников действительно осуществились. Общипанный фюрер остался один.

Так выглядят гитлеровские « пророчества« и действительные факты.

У Гитлера что ни слово — то ложь.

Таков фюрер.

Солдаты!

Миллионы немцев, которые верили этому банкроту, [268] погибли понапрасну. Так погибнете и вы, если будете верить ему...»

Я привел эту листовку почти полностью, текст ее многократно передавался по «звуковкам», да и сама листовка переиздавалась не раз — нередко и с фотографиями Гитлера, запечатленного в самые «патетические» моменты его выступлений, и этот контраст между игрой и жизнью бил не в бровь, а в глаз.

Дальше