Продолжение

— Делай с ней что хочешь, а я продаю свою избушку и уезжаю в Казахстан. Есть человек, который меня позвал и покупатель на дом уже имеется.

— А я куда? - опешила Маша.

— А ты как хочешь.

— А пшеницу куда же? Её привезут сюда через две недели!

— Не мои проблемы. У меня билет на восьмое, через неделю то бишь. Тогда же заедут в избушку и новые жильцы.

Маша села на скамью. Осознать и принять столь сбивающие с ног новости - трудно. По документам дом принадлежал брату, а Маша так... приживалка была. Через неделю в их домик заехали новые хозяева. Маша так и не придумала куда ей идти. Хоть и маленькая была та избушка в деревне Литвяки Омской области, но новый хозяин сжалился над Машей и разрешил ей перезимовать с ними, добрым был, сказал: "оставайся, прокормим тебя как-то". Пшеницу, правда, девать в доме было некуда, но Машу выручил сосед, говорит:

— Сыпь у меня в уголке, ничего ей не сделается, пролежит, а там и продашь может.

Но пшеницу, единственную ценность, которую имела Маша, никто покупать не хотел... По весне пошла Маша смотреть свою пшеницу к соседу, а он руками разводит:

— Нет пшеницы! Крысы, мыши всю растаскали, прости, дочка.

И что же делать ей? Оставаться на шее у чужих людей неудобно, стыдно! Единственным человеком, к кому Маша могла обратиться за помощью, был мамин брат и звали его тоже Пётр. Адрес его Маша знала, раз в год они друг другу писали. Жил дядя очень далеко - в Московской области, в Икше. Там строился канал и дядя был одним из работников. "Дядя Петя, мне совсем некуда деваться, ничего у меня не осталось. Была пшеница, да её съели крысы. Что делать не знаю! Денег нет совсем."

Дядя прислал Маше денег на дорогу и в июне 1939 года семнадцатилетняя девушка, преодолев три тысячи километров, приехала к нему в Икшу. Маша впервые видела расчищенную от леса землю и насыпи щебня и песка, которые возвышались по всему пространству слева от деревянных одноэтажных бараков. Между ними, как муравьи, сновали люди, стояла техника, лежали бетонные плиты и много чего ещё. Дядя завёл её в комнату, которую выделили его семье - она была маленькая, метров десять и в ней жило пять человек.

— Маня, нам тебя положить некуда, - смущённо отводил глаза дядя. - Вот, видишь, возле каждого окна кровать и какие-то люди спят на улице... Нет мест. Я тебя кормить буду, а ты, пока тепло, поспи на улице с другими рабочими. Может и получится что-то для тебя выбить...

Горькая ночь выдалась у Маши. Ворочались, переговаривались возле неё на вынесенных тюфяках рабочие. Не только мужчины там были, но и женщины, все, кому позарез была нужна работа. Куда она приехала и зачем? На что надеялась? Что с ней дальше будет? Как жить?

Утром одна из женщин увидела заплаканную Машу, разговорились. Женщина приехала к мужу, работы здесь для неё не было.

— А давай поедем с тобой в Дмитров, устраиваться на работу? Я этот город знаю, не заблудимся.

— И где работать там?

— С больными можно сидеть, например, жить при них или в магазин куда...

Маша попросила у дяди денег на проезд и отправилась с этой женщиной в Дмитров. Женщина смогла уцепиться, а Маше предложили только с больным сидеть, но он был очень плох, Маша побоялась заразиться от него - отказалась. На железнодорожную Маша вернулась одна. Ехать ей было некуда, только к дяде, где ни крыши над головой у неё не будет, ничего... Расплакалась Маша, пока ждала поезд. Её сгорбленную и подпрыгивающую от рыданий спину заметила уборщица, которая мела платформу.

— Девочка, чего сидишь такая грустная? Чего плачешь так?

Маша рассказала ей всё, как на духу. Уборщица опустила метлу у скамьи, обняла Машу, стала утешать, как умела, очень жаль ей стало девчонку. Говорит:

— Слушай, пойдем к начальнику станции. Он тебя стрелочницей, если что, возьмет.

— Я же в этом ничего не понимаю...

—Научишься!

Оказалось, что старый начальник станции Дмитров уехал на курсы и временно взяли нового. Посмотрел он на Машу, хрупкую, худенькую девушку, и сказал:

— Девочка, ты не справишься. Работа очень тяжелая, ответственная. Не могу я тебя взять.

Маша, ухватившись было за надежду, опять раскисла. Ответила ему дрожащими губами:

— Что же мне, опять в Сибирь ехать? Да и некуда там.

— Ну... - развёл руками начальник и спрятал нос за журналом.

Однако уборщица была бабой боевой и сдаваться не собиралась. Отняла у начальника журнал, на стол бухнула и давай его уговаривать:

— Да что же вы за человек такой бездушный! Разве не стыдно сироте отказывать? Куда ей деваться? Ты посмотри какая она хорошая, ладная, да ещё и из Сибири - это много о чём говорит! Все сибиряки работящие и честные, она справится! Ты хоть одного сибиряка с ленцой на своём веку видел? Я - нет!

Начальник ломался не долго и дал Маше направление в Москву на комиссию и бесплатный билет на поезд. Уборщица, провожая Машу в вагон, вынула из кармана всю мелочь, больше-то ничего у неё и не было, и тоже отдала Маше.

— На булочку тебе и чай. Бери, бери! Может в столовой поешь там, вон какая худенькая. Удачи, девочка, жду тебя назад.

Маша успешно прошла комиссию и в тот же день вернулась назад. Её встретила всё та же уборщица, специально ждала её, надеялась, хотя её рабочий день был окончен её полтора часа назад. Маша поделилась с ней радостной новостью. Начальника она уже не застала и хотела ехать назад в Икшу, ведь там и вещи остались, и ночевать негде.

— А чего тебе в Икшу? Сейчас уже поздно, некому дать тебе общежитие и постель. Пойдем, у меня переночуешь, а завтра всё для тебя выбьем, что полагается.

На следующий день Маше дали комнату в общежитии. Она съездила к дяде за вещами и рассказала, что нашла работу на станции.

— Кем? - спросил дядя.

— Стрелком.

Дядя засмеялся:

— Да не стрелком, а стрелочницей, наверно! Умница, Маша, молодец!

Уже с девятого июня Маша приступила к работе.

Она очень старалась. Училась всему уже в процессе. Особую сложность доставляла ей большая сигнализация, которую Маша обязательно должна была выучить, как свои пять пальцев. Всюду она поспевала, помимо основных обязанностей: и будку выбелила, и помогала всем, и чистоту наводила. Однажды приехал на станцию старый начальник с проверкой и сказал преёмнику:

— Молодец, что ты взял девчонку. Она вон какая чистюля, все подметает так, что аж блестит.

***

Прошло два года. Двадцать второго июня у Маши был выходной. Она наводила порядок в своей комнатке. Играло радио и Маша ждала двенадцати ноль ноль - должны были объявить важное правительственное сообщение. Слушая его, Маша осела на кровать. Тряпочка, которой она протирала пыль, вывалилась из рук, дыхание перехватило, а в горле словно застрял ватный ком. Радио она больше не слышала. Очнувшись и выглянув через какое-то время в окно, Маша увидела, что множество людей сбегается к станции. Маша тоже пошла туда. Женщины плакали, мужчины шумели, крутились под ногами дети и собаки... Паника, крики, лозунги и предчувствие огромного горя - так началась война.

На работе им объявили, что так как они служат на станции, то являются военными людьми и вся железная дорога должна служить рядам Красной армии.

С сентября ввели карточки на питание. Железнодорожникам полагалось 600 грамм хлеба, неработающим - 400. С ноября стала постоянно звучать воздушная тревога. Работали только на улице, в постовую будку было запрещено заходить, потому что подкладывали разное и под шпалы, и под поезда. Так и проводили весь рабочий день на холоде. Одиннадцатого ноября Маша услышала гул немецких самолётов. Спотыкаясь и прикрывая голову, Маша побежала к дежурному станции.

— Немецкие самолёты летят!

Они вышли вдвоём. Ничего не оставалось им, как смотреть на этих железных птиц, ревущих и разрывающих небо.

— Так, ещё пять, и ещё, ещё... - считал дежурный.

В тот день двести самолётов пролетело в сторону Москвы.

Двадцать восьмого ноября Маша бежала на работу уже чуть ли не под открытым огнём. Самолёты летали над Дмитровом вихрями: немецкие, наши, не разберёшь. Позади - стрельба и взрывы, Дмитров бомбили без пощады. Маша не знала, что ночью пришёл приказ эвакуировать станцию... На работу почти никто не вышел, уборщицы, с которой Маша была дружна, тоже не было. Начальник собрал всех пришедших, в том числе и тех, кто должен был сдать смену.

— Товарищи, у нас неважное положение, но выйдите на свои посты.

— Есть! - ответили ему.

Маша вышла из здания станции и отправилась на свой пост. Две её помощницы не вышли на работу и Маша осталась одна. Она пришла на свой пост. Пост был со стороны Москвы - четвертый, большой, стрелок много, одному справиться немыслимо, да ещё и снег всё кругом замёл. На посту её встретили трое работниц с сумками. Маша увидела, что стрелки не чищенные. Такие не переведешь - остряк не встанет к рамному рельсу, зазор только 4 мм, как на часах.

— Вы что стоите, - возмутилась Маша, - вы почему стрелки не чистили, я у вас не приму!

Они ей ничего не ответили - повернулись и ушли, побежали с сумками на станцию. Они знали, что объявлена эвакуация, а Маша - нет. Если все уйдут, кому встречать поезда? Кому переводить в срочном порядке стрелки под открытым огнём противника? Маша отзвонилась дежурному, сказала, что стрелки не чищенные, и, невзирая на вражеские самолёты, бомбёжку города и панические крики других, взялась за метлу.

Читать далее...