Продолжение

Если она сделает это, то Кон обещал ей «почести, богатства...» в противном случае, однако, ее «будут проклинать, преследовать, клеветать на нее». Ханна Райч отказалась. Однако капитан Кон передал прессе якобы исходящее от нее заявление в духе Си-ай-си.

Тем вечером во Франкфурте она сообщала мне о последних днях семьи Геббельса в бункере имперской канцелярии – не так, как представляло их распространенное в современной истории описание, а так, как это было на самом деле. Коррекция начинается уже с часто описываемой посадки самолета Fieseler «Storch» («Аист») с Ханной Райч и Граймом на борту перед Бранденбургскими воротами. В этот четверг 26 апреля Герман Геринг, очевидно, под влиянием наркотиков, отправил Гитлеру невероятно наивную телеграмму, в которой он сообщал ему, что он в десять часов вечера этого дня возьмет на себя вместо Гитлера «общее руководство Рейхом», что повлекло за собой его немедленное отстранение от должности и позорное увольнение, и временный арест. Тогдашний командующий Шестым воздушным флотом генерал-полковник Роберт Риттер фон Грайм (1892-1945) был назначен его преемником с одновременным присвоением ему звания генерал-фельдмаршала и вызван для доклада Гитлеру в Берлин. Однако это был, конечно, один из тех частых тогда приказов, которые легче было отдать, чем исполнить. Берлин был не только полностью окружен, но Красная армия уже твердо контролировала все дороги и воздушное пространство. Но Грайм все же попытался.

Он поступил правильно, сделав так, чтобы его в этом полете в неизвестность сопровождала одна из самых смелых и самых способных немецких пилотов: Ханна Райч. При полете до аэродрома Гатов под Берлином проблемы с одноместным истребителем Focke-Wulf 190, собственно, были только для спутницы Грайма, которая только потому смогла протиснуться в похожий на шланг грузовой отсек, что у нее была фигура жокея. Из Гатова последовал рапорт по телефону в бункер фюрера. Адъютант от Люфтваффе фон Белов не сообщил, почему Гитлер непременно хотел увидеть Грайма, но он особо подчеркнул срочность приказа.

У Грайма и его спутницы не было больших надежд добраться живыми до имперской канцелярии. Оба поднялись в кабину «Storch», чтобы попробовать посадить на «Оси» между западом и востоком непосредственно у Бранденбургских ворот этот медленный, но маневренный и надежный самолет связи.

К тому времени командир эскадрильи Ганс Бауэр получил приказ подготовить импровизированную взлетно-посадочную полосу. Он приказал валить деревья по обе стороны бывшего Шарлоттенбургского шоссе шириной 65 метров. Больших результатов при этом добиться не удалось, так как «Ось» между западом и востоком находилась под сильным обстрелом. Также машина Бауэра была поражена осколками снаряда, водитель получил ранение в руку. Тут Бауэр услышал шум самолета – это Fieseler «Storch» готовился к посадке. Когда он добрался до места посадки, практически площадки непосредственно перед Бранденбургскими воротами, он увидел там только лишь самолет и двух солдат, которые доложили ему, что из самолета вышло два человека, очевидно раненый высокий офицер и женщина. На первом имеющемся в распоряжении автомобиле они поехали к имперской канцелярии на Фоссштрассе.

То, что они не сообщили и что Бауэр не мог знать, были более детальные обстоятельства этой посадки, о которых Ханна Райч рассказала мне. Грайм, который управлял «Аистом» – также как раньше FW-190, получил над Берлином ранение в ногу от стрелкового оружия. Ранение было настолько тяжелым, что Грайм, наскоро перевязанный, должен был передать штурвал самолета своей спутнице. Для нее не было так уж трудно правильно посадить «Аиста» перед Бранденбургскими воротами. Но как она должна была теперь доставить своего попутчика и командующего в имперскую канцелярию? Ей удалось найти машину. Но Ханне пришлось самой взвалить раненого Грайма себе на спину, чтобы дотянуть его от самолета до автомобиля. «Это было самым тяжелым во всей этой операции», рассказывала она. 

В бункере первой женщиной, которая встретила Ханну Райч, была Магда Геббельс. Хотя они знали друг друга только по фотографиям и из кинохроники, но не были лично знакомы, обе женщины стихийно бросились на шею друг другу. У госпожи Геббельс в глазах появились слезы. Неожиданная встреча, должно быть, вызвала что-то вроде женского импульса солидарности. В этом полностью мужском и к тому же вызывающем страх, даже таинственном окружении эти женщины, каждая из которых по-своему должна была поддерживать своих мужчин, почувствовали симпатию друг к другу. Ханна Райч, которой Магда Геббельс сразу предложила жилье в своем помещении в бункере, провела самую большую часть почти трех дней до ее обратного полета утром 29 апреля в сопровождении новой подруги и ее детей.

Но сначала был рапорт Гитлеру. Вначале раненому генерал-полковнику Грайму – он еще не знал, что через несколько минут он станет генерал-фельдмаршалом – профессор доктор Штумпфеггер оказал медицинскую помощь в военном госпитале бункера. Затем оба – Грайма несли санитары на носилках – спустились на два этажа ниже в собственно бункер фюрера. Гитлер выслушал рапорт и долго и сердечно пожал руки обоим. При этом он сказал летчице дословно: «Вы смелая женщина! На свете еще есть верность и мужество!»

Эти сказанные в адрес Ханны Райч слова касались, конечно, также всех остальных, которые разделяли с ним ужасы конца в бункере, хотя они могли бы покинуть его, прежде всего, Магды Геббельс, которая была с самого начала связана с Гитлером особым образом. Естественно, это не было любовной связью в общепринятом смысле. Но их отношения определялись – обеими сторонами – в полной мере эротично, причем еще с их первой встречи в берлинском отеле «Кайзерхоф» и до того памятного вечера 27 апреля 1945 года, когда Гитлер во время беседы с нею внезапно к удивлению всех присутствующих с вздрагивающим лицом и дрожащими пальцами снял со своей гимнастерки Золотой партийный знак и прикрепил его Магде к лацкану ее жакета, как она сообщала своему сыну Харальду в письме, которое Ханна Райч взяла с собой из имперской канцелярии, и которое действительно дошло до своего адресата в английском плену.

Гитлер был очарован не только совершенной красотой этой женщины, но и ее личностью, ее образом жизни и образованием. Магда Геббельс (тогда еще Квандт) воплощала идеальный тип немецкой женщины 1933 года, как его описал отнюдь не сторонник национал-социализма принц Сикст Бурбон-Пармский в одном из своих умных эссе: «Это новый тип, который больше не имеет ничего общего с Лоттой Вертера или Гретхен Фауста, а скорее близок греческим юношам и амазонкам». (Цитируется по французским авторам: Жан Мишель Шарлье (историк) и Жак де Лоне, «Ева Гитлер, урожденная Браун/Важнейшие женщины Третьего Рейха», Штутгарт 1979).

Здесь этот француз, который, как и некоторые из других его путешествующих тогда по Германии земляков, был поражен «приятной открытостью, приятными манерами и бесспорной красотой» этих молодых немецких женщин, говорит об эросе в платоническом смысле как о разбуженном любовью творческом первичном инстинкте. Это была та искра, которая вспыхнула между Адольфом Гитлером и Магдой Геббельс, когда они впервые встретились за чаем в «Кайзерхофе», и которая еще пылала, когда они прощались друг с другом в лабиринте бункера под имперской канцелярией. Как жрица Диотима в диалоге Платона «Пир» учила Сократа сущности высшей любви, так и Магда была для Гитлера женщиной, которая как женский противоположный полюс приводила в действие – не принадлежа когда-либо ему – его творческие силы.

Мы обязаны знаниями об этих обстоятельствах одному не очень известному, но чрезвычайно важному свидетелю современной истории, генералу Отто Вагенеру (1888-1971), который на протяжении примерно трех лет почти вплоть до самого прихода национал-социалистов к власти входил в самое близкое окружение Гитлера. Как предшественник Рёма до конца 1930 года на посту начальника штаба СА (штурмовых отрядов), этот вступивший летом 1929 года в НСДАП предприниматель после этого возглавил экономико-политический отдел в имперском руководстве партии и занимал эту должность даже еще до начала июля 1933 как государственный имперский комиссар по вопросам экономики. С этой позиции Вагенера вытеснил его ожесточенный противник Герман Геринг, который даже приказал арестовать Вагенера во время так (ошибочно) называемого «Путча Рёма» 30 июня 1934 года, но при этом – в отличие от многих других – Вагенер не был убит. Вагенер, полностью отторгнутый из ближнего круга Гитлера, оставался номинальным членом партии и Рейхстага, и с началом войны вернулся к своей первоначальной солдатской профессии. Он закончил – еще перед Первой мировой войной – Прусскую военную академию в Берлине и как офицер генерального штаба участвовал в войне. Затем он как офицер добровольческого корпуса сражался в Прибалтике, в Верхней Силезии, Саксонии и в Рурской области, принимал участие в путче Каппа в 1920 году и до самой своей смерти оставался убежденным почитателем Гитлера и воинственным противником большевизма. Во время Второй мировой войны он вернулся на службу в звании капитана и поднялся до генерал-майора, в этом звании он в конце войны попал в английский плен. Великобритания хоть и не выдала его – как многих из его товарищей по несчастью – Советам, но зато передала его итальянцам, которые пытались обвинить его в военных преступлениях в ходе борьбы с коммунистическими партизанами, так что он лишь в 1952 году был отпущен в Федеративную Республику.

Свои заметки о том, что он пережил рядом с Гитлером, Вагенер писал в 1946 году в британском лагере для военнопленных офицеров в Бридженде (Уэльс). Это тридцать четыре написанные от руки тетради, которые хранятся под номером 2103/57 в Мюнхенском институте современной истории. Они были изданы профессором истории Йельского университета Х.А. Тёрнером-младшим в виде книги в 1978 году, причем по желанию вдовы автора имя его не было названо. Подлинность записей Вагенера абсолютно гарантирована. Их научным недостатком является то, что они впервые были записаны как минимум лишь через пятнадцать лет после событий, большей частью даже в прямой речи, причем автор делал ошибки в отношении дат, имен и т.д. Обоснованный политическими и финансовыми интересами подлог как в случае с появившимися в подобных обстоятельствах записями президента сената Данцига Германа Раушнинга (которые за прошедшее время были дисквалифицированы как серьезный источник для современной истории) Вагенера исключен. В своих записях, очень тщательно и объективно обработанных и прокомментированных Тёрнером, Вагенер характеризует отношения Гитлера с Магдой в начале 1931 года такими словами: «Тут Адольф Гитлер вновь проявил себя как человек, который обычно представлялся только как оболочка его гения». (H.A. Turner jr. (Hrgb.): Hitler aus nächster Nähe, Frankfurt/M., Berlin, Wien, 1978).

Это было в тот февральский день 1931 года, когда Гитлер как раз занял анфиладу комнат на втором этаже отеля «Кайзерхоф» на берлинской площади Вильгельмплатц и вместе с тем уже значительно приблизился к имперской канцелярии, под обломками которой он позже нашел свою смерть. В холле отеля Магда (разведенная Квандт) сидела в этот день в сопровождении подруги и своего девятилетнего сына Харальда. Харальд был в сшитой ею синей фантастической форме с повязкой со свастикой и, запыхавшись, рассказывал о том, что с ним только что произошло. Его мать, которая уже давно была преданным членом партии, сотрудницей партийного руководства гау (области, партийного округа) Берлина и хорошей знакомой (или чуть больше) молодого гауляйтера доктора Йозефа Геббельса, послала красивого белокурого мальчика, который сам нравился себе в своей новой форме, на второй этаж, чтобы представиться Гитлеру.

Харальда, который уже в юности был смельчаком (что он позже доказал как парашютист на итальянском фронте), не нужно было долго побуждать к этому смелому предприятию. Ему повезло. Адъютант Юлиус Шауб, мастер в искусстве отделываться от незваных посетителей, был сразу сражен детской непосредственностью мальчишки в форме. Несколько позже Шауб завел его в салон, в котором Гитлер в этом момент обедал с Вагенером. Маленький Харальд «встал навытяжку», положил – как взрослые в форме – левую руку на ручку туристского ножа, который висел у него на ремне, поднял правую руку в немецком приветствии и закричал своим звонким детским голосом: «Самый молодой гитлерюгендовец Германии явился к своему фюреру», как это подсказала ему мать. Гитлер сиял, ласково погладил мальчика по голове и сказал ему несколько доброжелательных слов. Конечно, он спросил также его имя (которое ничего не говорило Гитлеру) и возраст. Ответы были быстрыми и точными. Но названный им возраст – десять лет – не соответствовал действительности. Харальду Квандту всего несколько месяцев назад (1.11.1930) исполнилось только девять лет, так что ему нужно было подождать еще некоторое время, чтобы его приняли как «малыша» (Pimpf) в детскую организацию «Юнгфольк» (для детей в возрасте 10-14 лет). Также эту маленькую вынужденную ложь определенно подсказала ему мать.

Харальд не забыл передать матери приветы, которую он принес со своей успешной вылазки к Гитлеру. С них началась та связь, которая отчетливо определила будущую жизнь Магды. Пока Харальд внизу в холле рассказывал гордой матери, с которой Гитлер до сих пор еще не был лично знаком, обо всех подробностях своего приключения, Гитлер расспрашивал Геббельса и Геринга, которые посетили его по очереди, об «этой госпоже Квандт», которая начала его живо интересовать. Отзыв Геббельса был – само собой разумеется – как можно более положительным. Госпожа Квандт – это «безвинно» разведенная жена крупного промышленника.

Также это было – как и указание возраста мальчика – хотя и не ложью, но также и не чистой правдой. Все-таки муж, который нанял для слежки за Магдой частного сыщика, уличил ее в супружеской измене. Она остановилась с неким студентом из хорошей семьи во всемирно известном отеле на Рейне «Дреезен» в Бад-Годесберге. Но также и в ее распоряжении был кое-какой изобличающий ее мужа материал, так что адвокаты обеих сторон договорились о разводе этого и без того давно уже расшатанного брака в полюбовном взаимном согласии. Заключенное летом 1929 года соглашение между супругами о раздельном проживании было чрезвычайно щедрым (ежемесячный апанаж в размере 4000 марок, что сегодня могло бы соответствовать примерно десятикратной сумме, одноразовое возмещение в размере 50 000 марок и, прежде всего, право родительской опеки для мальчика до его четырнадцатилетия или до возможного повторного вступления матери в брак). Очень благородно, очень тактично. О «вине» вообще не было речи, ни о его, ни о ее. Гитлер мог без опасений попросить своего берлинского гауляйтера, чтобы тот позже за чаем в пять часов вечера представил его этой даме, что облегчалось еще тем обстоятельством, что он уже знал ее (разведенного) супруга, как выяснилось только в этой беседе с Геббельсом. Это был председатель правления шахты калийного горнопромышленного общества в Винтерсхалле Гюнтер Квандт, который был мобилизован Вальтером Функом (1890-1960), позднее имперским министром экономики и президентом Рейхсбанка, вместе с другими ведущими промышленниками (накануне руководители концерна «Allianz» нанесли визит Гитлеру), чтобы внести свою лепту в предстоящее основание Третьего Рейха.