Продолжение...

Когда-то, работая в нашей районной газете «Хамовники» и других муниципальных газетах, я много писала о ветеранах. И всё хотела написать о ней - тоненькой девочке маленького роста (1,5 м), с сильной близорукостью (- 8 диоптрий), которая принимала у ворот госпиталя раненых моряков - а ведь на флоте все были рослые, здоровые парни - и тащила их, больших, тяжёлых, неподъёмных, часто беспомощных, когда на носилках, а когда и на себе, взвалив на спину, на третий-четвёртый этаж - в палату. Я спрашивала - как? Бабушка отвечала: "Не знаю, некогда было думать, тяжело или нет, просто надо было - и таскала. Мы все тогда так". Ещё я хотела написать, о том, как она выхаживала раненых, как обрабатывала и бинтовала раны, как писала письма за тех, кто этого делать не мог, как её ценили врачи. О том, как её любили все - за лучезарную улыбку, за неиссякаемое жизнелюбие, за то, что с ней всегда было весело (как она смеялась!) и всегда интересно (уже тогда эта девочка обладала поистине энциклопедическими знаниями, которыми щедро делилась с людьми), за то, что заражала всех своим удивительным оптимизмом (и не только тогда - всю жизнь!), за то, как самоотверженно она умела дружить. Ещё о том, как там, в кировском госпитале, они встретились с тяжелораненым морским лётчиком Анатолием Семёновым - моим будущим дедом. У кого-то был тогда военно-полевой роман, у моих - военно-госпитальный. О том, как она своего Анатолия выходила. О том, как, демобилизовавшись, они вместе вернулись в Москву. Как в разгар войны в знаменитом роддоме Грауэрмана родился мой папа. Бабушка рассказывала, что в праздничные ноябрьские дни 43-го их было всего две роженицы - на весь роддом. И что она никогда больше не видела такого тёплого, внимательного, душевного отношения медиков к пациентам, как тогда, в военной Москве. В общем, я должна была написать о ней. Но... бабушка категорически запретила мне это. "Да о чём там писать?! Люди кровь проливали - вот о них и пиши. А я что... воевала... с клистирной трубкой в руках!" - и смеялась. Теперь я нарушаю этот запрет. Когда уже поздно. Когда обе её правнучки уже старше, чем была она в 41-м, на этой фотографии. И когда мне её очень не хватает.

Мария Семёнова

Мир Светланы Ткачëвой | Подписаться