Продолжение

- Мам, мы с классом на майские праздники поедем в Питер, – сообщил Алёша с порога, скинув на пол рюкзак.

- Мам, ты слышишь? – он уже стоял в дверях кухни и смотрел на маму, чистившую у раковины картошку. Глядя на её окаменевшую спину, Алёша уже понял, что в Питер он вряд ли поедет. Но всё же сделал ещё одну попытку.

- Мам, дашь денег? – спросил он, стараясь, чтобы она услышала его сквозь шум льющейся воды.

- Сколько? – не оборачиваясь, спросила мама.

- Дорога туда и обратно, гостиница, деньги с собой на еду и посещение музеев…. – заученно перечислил Алёша.

- Сколько? - раздражённо повторила мама, бросив в кастрюлю с водой очищенную картофелину. Брызги попали ей в лицо, намочили платье на груди.

Людмила в раздражении бросила нож в раковину и повернулась к сыну.

- Понятно. – Алексей опустил голову и поплёлся в свою комнату.

- У меня нет лишних денег. Я не рисую их, а зарабатываю. На осень нужно купить тебе новые ботинки. Весну еле отходил в старых. Куртку нужно купить, у старой рукава коротки стали, – голос матери догнал Алексея у двери в свою комнату, толкнул его в спину.
Алексей закрыл за собой дверь комнаты. Но слова матери залетали и сюда, хоть и менее разборчиво.

- Все поедут, а я нет, – пробубнил Алёша себе под нос. - А я тоже хочу в Питер! – уже громче крикнул он.
Голос сорвался, в нём послышались из последних сил сдерживаемые слезы.

Мама вряд ли могла услышать его, но получилось, будто она ответила сыну:

- Наездишься ещё. Вот вырастешь, заработаешь денег и хоть в Америку поезжай, - крикнула мать из кухни.

Алёша глотал слёзы.

- А ты у отца своего спроси. Он лишней игрушки тебе не купил. На день рождения дешевые машинки дарил. Сверх алиментов ни копейки на тебя не тратит. А что купишь на мизерные алименты? Ты растёшь, на тебе всё горит, а сколько стоит одежда?.. – неслось из кухни.

Алёша надел наушники, но громкий голос матери прорывался и через них. Он вытер кулаком слёзы. Как сам не додумался. Когда отец уходил от них, сказал Алёше, что если что, чтоб обращался. Вот такой случай настал. Алёша решил не откладывать в долгий ящик и позвонить отцу. Но мобильника у него не было.

Он тихонько приоткрыл дверь, выглянул из комнаты. Мать грохотала посудой в кухне, что-то ворча себе под нос. Алёша бесшумно проскользнул в прихожую, надел кроссовки и вышел из квартиры, осторожно закрыл дверь, чтобы замок не сильно щёлкнул. Бегом спустился по лестнице, метнулся к соседнему подъезду, к Вадику Никитину. У них есть домашний телефон.

Вадик открыл дверь и обрадовался, увидев Алёшу.

- Мне нужно позвонить, - сказа он и снял трубку стоявшего на тумбочке телефона, быстро набрал номер и приложил трубку к уху, стараясь отдышаться, пока шли гудки.

Алёша хотел положить трубку, как на другом конце провода ответили.

- Пап, привет, - радостно закричал Алёша.

- Кто это? – сдержанно спросил отец.

Алёша встретился взглядом с ничего непонимающим Вадиком. Отвернулся.

- Это я, Алёша.

- Какой Алёша?

- Пап?! - в отчаянии крикнул Алёша, но ему ответили короткие гудки.

Алёша вернул трубку на место и чуть не расплакался.

- Чего случилось-то? – спросил стоявший рядом Вадик.

- Я не поеду в Питер. Мать денег не даёт, а отец вообще слился, - угрюмо сказал Алёша.

- Давай я у родителей попрошу. Скажу, так надо. Они дадут. А я заплачу за тебя, - предложил находчивый Вадик.

- Нет. Родители узнают, тебе влетит. Переживу. Я пойду, - Алёша вышел из квартиры друга.

Когда Алёша был маленьким, мама его целовала, ласково называла котёнком, солнышком и покупала игрушки, даже если не просил.

А потом её словно подменили. Отец ушёл от них, и она стала раздражительной, злой, часто кричала на него, грубо одёргивала, когда он хулиганил, могла и отшлёпать, подзатыльник дать. А это гораздо обиднее, чем получить по попе. Ни одного ласкового слова не слышал больше от неё, одни подзатыльники и крики.

Алёша даже подумывал убежать из дома. Но без денег далеко не убежишь. Ему всего лишь одиннадцать, на работу никто не возьмёт.

«Я не просил меня рожать. Мне не повезло. Родился бы у Вадькиных родителей вместо Вадьки, жил бы припеваючи…» - думал Алёша, поднимаясь по лестнице к своей квартире.

В четырнадцать лет он настолько привык к крикам матери, что уже не обращал на них внимания. Просто уходил из дома и болтался по улицам. Или запирался в комнате с наушниками, врубая посильнее музыку.

В старших классах он начал искать ласки на стороне, гуляя с девчонками. Но если девушка отказывалась целоваться, он тут же бросал её, как всегда хотел поступить с матерью. Домой приходил только спать. Ночью долго лежал с открытыми глазами, кляня свою судьбу, мать, ушедшего отца и всю свою неудачную жизнь.

Уроки не делал, но иногда поучал даже четвёртки. Он попробовал всё – сигареты, вино, водку, курить травку. Денег не было, поэтому быстро бросил баловство, не успев пристраститься к нему.

Как-то пришёл домой в половине второго ночи. Мать не спала, встретила его в прихожей и сразу начала кричать. Когда она замахнулась, собираясь ударить, Алёша перехватил её руку и крепко сжал. Мать охнула от боли.

- Не смей на меня кричать! Слышишь?! – гаркнул он, оттолкнул её руку и ушёл с вою комнату, хлопнув дверью так, что побелка с потолка посыпалась.
Но перед этим успел заметить в глазах матери страх.

Больше она не пыталась его ударить, хотя кричала при случае по-прежнему.

С каждым днём отношения между ним и матерью становились всё хуже, всё нетерпимее. Они всё дальше отдалялись друг от друга. Может, мать и хотела что-то изменить, но её несло по накатанной. Алексей замкнулся в себе, в своей раковине и не собирался никого впускать туда. Там, внутри себя, он сам себе хозяин. Теперь крики матери разбивались о стену равнодушия и безразличия, выстроенную Алексеем.

После окончания школы, его почти сразу забрали в армию. Он даже обрадовался. Луше служить, чем болтаться по улицам и ругаться с матерью, клянчить у неё деньги. Вернётся через год и будет жить отдельно, найдёт работу…

Но по матери в армии скучал. Радовался её письмам. Она сухо описывала свои нехитрые новости, заканчивая письма всегда одинаково: «Береги себя. Мама».

Когда Алексей вернулся домой, мать обрадовалась, даже обняла его, всхлипнула пару раз. А потом всё пошло по-старому. Он гулял, возвращался домой ночью, а то и утром. Мать кричала, ругалась, плакала.

Когда мать просила его что-то сделать, он отмахивался: «Мне некогда. Нет времени. Потом».

Однажды он привёл домой девушку с разноцветными волосами и кольцом в носу. У неё тоже были проблемы с родителями. Это их объединяло.

- Познакомься, моя невеста. Она будет жить с нами, - сказал он матери и посмотрел на неё так, что она закрыла рот, не сказав ни слова.

Они с девушкой закрылись в его комнате. Даже улеглись вместе спать, но Алексей не притронулся к ней. Не мог. Знал, что мать за стенкой не спит, слушает. Утром девушка ушла, а мать зло бросила:

- Теперь девок в дом таскать будешь?

- Что хочу, то и буду делать. Это и моя квартира. Не нравится – уходи! – выкрикнул он, глядя исподлобья на мать и сжав кулаки.

До неё не сразу дошёл смысл его слов. Она часто заморгала, не ослышалась ли? Алексей хлопнул дверью, закрылся в своей комнате. А Людмила, оглушённая словами сына, осела на пол и заплакала, мелко трясясь. Потом накинула плащ и вышла на улицу…

***

Людмила сидела на скамейке и плакала. Вместе со слезами вытекали из сердца злость и обиды. «Почему? Когда он стал таким? Я ведь любила его. Очень. Кого мне ещё любить? Но мы стали чужими, почти врагами. Я во всем виновата. Сама. Он ведь был милым мальчиком, а я шпыняла его, кричала, ругала за каждую мелочь, словно он виноват во всём. Думала, что если он растёт без отца, то нельзя сюсюкать, чтобы вырос мужчиной. А он стал безжалостным и злым. Выгнал меня…»

Она всхлипнула и подняла лицо к темнеющему небу, увидела редкие звёзды. Подумала, что раньше небо всё было усыпано ими, словно пылинками.

- Если ты есть, если слышишь меня, помоги. Я не знаю, что делать. Пожалей. Куда мне идти? - срывающимся голосом шептала она.

Говорить мешали слёзы. Горло сдавило спазмом, словно оно не хотело выпускать наружу слова раскаяния. Но Людмила говорила и говорила, пытаясь кому-то там, в темнеющем небе, что-то объяснить.

Люди спешили мимо, машины куда-то мчались, а она смотрела в небо и просила прощения.

На лицо упали мелкие капли, смешались со слезами. А она не замечала этого, как и того что дрожит от холода.

Только когда кто-то положил руку ей на плечо, она замерла на миг и обернулась.

За спиной стоял Алексей, возвышаясь над ней. Людмила внутренне сжалась, испугавшись неизвестно чего.

- Мам, пойдем домой. Промокнешь, - сказал он.

Людмила словно очнулась. Только сейчас поняла, как замерзла, почувствовала, что её трясёт. Страх сменился радостью, но она боялась пошевелиться, вдруг слово или движение вызовут гнев сына.

- Пойдём домой, - повторил Алексей и направился к подъезду.

Людмила медленно поднялась со скамейки. Ноги замерзли, не подчинялись ей. Но она всё же пошла следом за высокой статной фигурой сына. Они медленно, друг за другом, поднимались по ступеням лестницы. Шурх-шурх – шуршали шаги по цементному полу. Людмиле показалось, что за ними идёт ещё кто-то. Она даже оглянулась, но на лестнице никого кроме них не было. Это звук шагов отражался от стен и дробился. Шурх-шурх.

Алексей открыл дверь и придерживал её, пока мать не подошла. Людмила разделась, прошла на кухню, а на плите уже шумел чайник.

Наутро её бил озноб. Она с трудом разлепила веки. Поняла, что уже утро или день, попыталась встать, но её затошнило, а комната закружилась перед глазами. Людмила сглотнула и зажмурилась. «Заболела, - подумала отстранённо. – Ну и хорошо. Умереть бы скорее». Она услышала шаги у кровати.

- Мам, выпей, – Алексей сказал непривычно тихо, даже ласково. Людмила приоткрыла глаза. Сын в одной руке держал стакан, на ладони другой руки протягивал ей две таблетки.

Он поставил на табурет у кровати стакан, приподнял голову матери и вложил в рот таблетки. Потом поднёс к губам стакан. В голове Людмилы били колокола, но она всё же проглотила таблетки, сделав несколько глотков воды.

- Теперь поспи, - сказал Алексей.

Он вызвал врача, позвонил на её работу и предупредил, что мать заболела. Оставил у кровати воду и ушёл на работу.

Когда Людмила проснулась, был уже полдень. Температура спала. Она поняла это по влажной от пота сорочке. Встала и доплелась до кухни. На столе стояла тарелка с яичницей. Сын пожарил для неё. Людмила опустилась на стул и расплакалась.

Она вспомнила, как вчера вечером сидела во дворе под дождём и молила кого-то там, в небе, о помощи.

- Господи, Благодарю… Больше никогда… Лишь бы простил... Дай сил и время всё исправить…

Вечером она пыталась приготовить ужин, но снова поднялась температура, спина ныла, не согнуться.

- Мам, иди, ложись. Я сам, - сказал Алексей, уводя её в комнату.

Она легла на кровать и закрыла глаза. «Как редко он называет меня мамой. Только бы не умереть. Только не сейчас. Сейчас никак нельзя. Нужно всё исправить...» Людмила зашлась лающим кашлем.

Через три дня ей стало лучше. Они ещё не разговаривали с сыном по душам, но в словах «полежи», «выпей бульон», «прими таблетку» было столько нежности и любви, что Людмила замирала от счастья. Эти слова проливались бальзамом на её сердце, отогревая его и даря надежду, что ещё не поздно и возможно всё исправить...

Автор: Галина Захарова