Продолжение
Уютный уголок | Подписаться- Пап, это, конечно, все прекрасно, но почему же тогда он в Катино воспитание так не вмешивался?
- Вмешивался. Но тут его принцип сработал против него. Девочка же. Вот мама и воспитывала Катю так, как считала нужным. И не суди ее строго. Там тоже были свои мотивы.
- Какие, пап? Я смотрю на Катю и мне плакать хочется! Она очень хорошая! Даже с перебором правильная. Но… такая… я даже не знаю, как сказать! Неуверенная в себе, несчастная даже. Она же боится всего на свете! Людей боится! Почему?
- Знаешь, дочь, мама всегда за Катю боялась. Может оттуда ноги растут? Боялась до истерики, до дрожи! За руку водила чуть не до окончания школы. Не знаю, почему, но втемяшила себе в голову, что с Катериной что-то случиться может. Катюша ей очень тяжело далась. Я помню. Мама на сохранении лежала почти всю беременность. Именно тогда у меня отношения с отчимом наладились. Мы – два мужика, а где-то там, в больнице, женщина, которую мы любим оба. И ей плохо. Роднит такое, понимаешь? Я видел, как отчим бульончики варил, сок гранатовый сам делал и за печенкой свежей на рынок ездил рано утром. Может, только тогда я и понял, насколько он ее любит. И как вообще надо мужиком быть. Он ведь, Петр, на слова очень скупой был. Ты его не помнишь, конечно, а жаль.
- Я не помню, пап… А, вот лошадку-качалку помню, которую он мне сделал.
- Да! Пока мы тебя ждали, он ее мастерил. Всегда рукастый был. Плохо ему тогда было. А он все равно работал, торопился. Боялся, что не успеет.
- А где она?
- На чердаке лежит. Внуки пойдут – достану.
- Пап!
- Что?! Ты же когда-нибудь меня дедом сделаешь?
- Нескоро!
- Фух! Отлегло!
- Папа!
- А что я опять не так сказал?
Олег шутливо отбивался от дочери, а сам выдыхал. Кажется – пронесло. Вопросов меньше не станет, но отвечать на них от и до он готов не был.В их семье всегда все было непросто. Катя даже называла их дом бумажным, когда была маленькой.
- Почему бумажный, Катюшка?
Олег, десятиклассник, тощий, прыщавый и вечно занятой, находил время, чтобы пообщаться с младшей сестренкой. Катя его забавляла.
- Потому, что на вот этот твой тюльпанчик похож! – Катя покрутила в руках цветок из бумаги, сложенный братом. – Смотри, какой он красивый! А если вот так?
Положив цветок на ладонь, девочка вдруг хлопнула по нему другой ладошкой.
- Зачем?! – Олег, вздрогнув от громкого звука, изумленно смотрел на сестру.
- Пустой внутри. Видишь? Сделай еще один!
- Ты его так же?
- Нет. Покажу тебе еще что-то.
- Я уже боюсь! – Олег крутил лист бумаги, сворачивая еще один тюльпанчик.
- Не надо! Смотри!
Цветной пластилин с трудом пролезал сквозь маленькую дырочку в основании бумажного тюльпана, сделанного Олегом, но Катя старательно пыхтела до тех пор, пока не заполнила всю пустоту внутри цветка.
- Видишь? Теперь я не смогу его смять. Он бумажный, но крепкий. А наш дом – нет. Ему пластилина внутри не хватает.
Олег, поразившись тому, как глубоко сестра понимает все, что происходит в их доме, растерянно крутил в руках бумажный цветок, наполненный мудростью «младенца».
Такие цветочки научила его делать соседка по парте – Алинка. Серьезная с виду девица, но никогда не могла сидеть спокойно на уроках.
- Руки чешутся. Привыкла что-то делать, пока думаю.
Под ловкими тонкими пальцами бумага оживала и к концу урока на парте появлялся журавлик или лягушка, а, иногда, и целый букет из таких вот тюльпанчиков. Учителя Алинину страсть знали и не ругали девочку. Зачем? Отличница. На любой вопрос ответит – только подними и спроси. А то, что бумагу переводит – так и Бог с ней. Лишь бы училась.
Олег Алинины поделки собирал и утаскивал домой – сестре. Катя приходила в восторг, разглядывая очередное бумажное чудо.
- А как она это сделала?
- Хочешь, попрошу и она тебе сама покажет?
- Хочу!
И Олег выпрашивал разрешение у матери, чтобы погулять с сестрой в парке. Привести Алину домой ему даже в голову не приходило. Он понимал, что мать этого не одобрит.
Лариса Степановна, мать Олега и Кати, женщиной была строгой. Иногда даже чересчур. Олег ее любил и до поры до времени оправдывал тем, что мама просто боится за него и за сестру.
- Олег! Тебе нужно думать о будущем! Самому! Никто тебе ничего не должен! Я, конечно, тебе мать, но все, что могла – я уже выполнила. Родила и воспитала, насколько это было в моих силах. Дальше – сам. У меня еще Катя. И на Петра не рассчитывай. Он тебе все-таки не отец, а отчим. Надеюсь, что ты это понимаешь.
С такой постановкой вопроса Олег не спорил. Хотя в глубине души знал – случись что, отец поддержит. Он давно уже не называл Петра отчимом даже при чужих. Батя... Вот кем был для него этот молчаливый, немного суровый в общении человек.
Олег знал, что те разговоры, которые мать вела с ним только когда отца дома не было, Петр прекратил бы сразу, едва услышав. Семью он считал единственно верным и правильным из того, что было сделано в жизни. И строил ее так, чтобы всем было хорошо.
Вот только Олег рано понял, что «хорошо» это у всех разное. Там, где отец считал, что детей нужно любить и баловать, мама полагала, что нужна строгость. А еще страх…
За детей Лариса боялась двадцать пять часов в сутки. Часок накидывала еще сверху, а то «мало ли». Эта странная формулировка в детстве Олега звучала часто, а, когда родилась Катя, стала в семье постоянным рефреном.
- Мало ли, Катю кто-то обидит!
Это касалось всех и сразу. Подружек, среди которых Лариса не видела ни одной девочки, достойной того, чтобы стать близким человеком для ее дочери. Преподавателей и тренеров. Только «рабочие» отношения. Нечего обниматься с первой учительницей – кто она такая вообще? Ну и что, что остальные дети так делают? Это их дело.
Другие люди? Да зачем?! Есть же мать, отец, брат и этого достаточно! Все остальные – это лишние. Чужие. Те, кто может сделать больно.
Почему Лариса была так зациклена на том, что кто-то желает зла ее детям, Олег не знал до определенного момента. Он молча наблюдал, как мама мечется, словно тигрица в клетке, пытаясь успеть все и сразу. Она сменила работу, чтобы график позволял забирать из садика и школы Катю вовремя. Научилась водить машину и получила права только для того, чтобы возить дочь на секции и кружки, так как не хотела отпускать ее одну. Олег помогал, конечно, но к тому времени как Катя немного подросла, у него уже была своя жизнь.
И в этой жизни было столько всего… Алина... А после и их совместная с Олегом маленькая дочь, которая стала для Ларисы настоящим шоком, ведь в ее планы вовсе не входило рождение внучки раньше, чем Олегу исполнится хотя бы двадцать пять.
- Олег! Зачем все это? Так рано, так… недальновидно… У тебя же диплом на носу! - Лариса стояла у окна на своей кухне, обхватив плечи руками и поминутно вздрагивая от дрожи, которая била ее. Так случалось всегда, когда она сильно нервничала.
- Мама, я давно уже не младенец. И за свои поступки привык отвечать сам. Алина ждет ребенка. Моего ребенка, понимаешь?
- Но, можно же было предохраняться?! Да и сейчас, еще есть выход…
- Остановись, мам. Ты скажешь сейчас то, что я не смогу от тебя принять. Я уже услышал больше, чем нужно. Но, я спишу это на то, что ты растерялась от неожиданности. Подумай над тем, что я тебе сказал.
Олег, поднявшись, вышел из кухни и, заглянув к Кате, чтобы попрощаться, зашел напоследок в комнату к отчиму.
Петр болел уже полгода. Страшно, тяжело, мучительно. Молчал, не желая беспокоить жену и дочь, и только Олегу изредка давал понять, как трудно бороться с тем, что не можешь контролировать.
Вот и сейчас, он, стиснув руку пасынка в рукопожатии, сжал ее чуть сильнее, чем было нужно, а потом вложил в ладонь Олега ключи от своей квартиры.
- Документы оформим на этой неделе. За сестру и мать не волнуйся – им дом в деревне оставлю. Там скоро коттеджный поселок ставить будут, участки в цене растут. Так что в обиде не останутся. А вы – живите! Ты все правильно делаешь, сын. У твоего ребенка должен быть дом. Хороший, крепкий, надежный дом. Ты понимаешь, о чем я?
- Понимаю, пап. Спасибо…
Леру Петр так и не увидел. Она родилась через неделю после того, как отец Олега ушел, даже стоном не оповестив мир напоследок о том, что его путь окончен.
Олег, без всяких просьб со стороны матери взял на себя руководство семьей и Катя немного выдохнула. Она давно знала, что Олег хранит маленький бумажный тюльпанчик на полке над своим рабочим столом.
- Зачем? – Катя трогала пальцем бумажные лепестки, чувствуя под ними твердость давно засохшего пластилина.
- Он не дает мне стать пустышкой, Кать. Напоминает о том, что я должен сделать.
- И что же?
- Наполнить вашу жизнь чем-то большим, чем пустота. И не только Алинкину и Лерину, но и вашу с мамой тоже.
- Это сложно, Олежка. Она все равно тебя не услышит.
- Но, я могу хотя бы попытаться.
- Да… Попытаться ты можешь… - Катя вздыхала и меняла тему разговора.
Меньше всего ей хотелось, чтобы Олег вступал в конфликт с матерью.
А с Ларисой все было сложно. После ухода мужа она словно закрыла какую-то дверь в своей душе. Катя не могла понять, что с ней творится, а Олегу даже гадать не приходилось. Он отлично помнил, как это было, когда отец ушел от них. И хотя Олегу было тогда всего четыре, мамины слезы и истерику, когда она расколотила любимую хрустальную вазу, швырнув ее о стену, а потом долго собирала осколки, покрикивая на сына, стоявшего в углу, он помнил так, словно это было вчера. Как помнил и то, что угол в то время стал для него обычным делом, а мать срывалась по поводу и без, то ругая его, то исступленно целуя и прося прощения за то, что обидела. Но, ему было проще. Он всегда был немного «броненосцем».
- Толстокожий ты, сынок! Непробиваемый! Я плачу, а у тебя хоть бы слезинка выскочила. Неужели тебе совсем маму не жалко? – Лариса поднимала брови домиком и успокаивалась только тогда, когда видела, что сын закусил губу, пытаясь не разреветься. – Все-таки я в тебе не ошиблась, мой мальчик! Иди сюда! Мама тоже тебя любит!
Олег все эти манипуляции помнил очень хорошо и как мог, старался оградить Катю от подобного. Но, для этого нужно было жить с матерью в одной квартире, а Олег точно знал, что подобного допускать нельзя. Алина оказалась слишком хрупкой, похожей на те забавные игрушки, которые она когда-то мастерила из бумаги.
- Сынок, я же говорила тебе! Хорошо еще, что Лера родилась здоровой! Господи, бедная Алиночка! В таком возрасте и здоровья нет совершенно! Что такое больное сердце для молодой женщины?! Этого просто не должно быть, ты понимаешь? И ты разрываешься между домом и работой. Ребенок маленький… Ох, сынок, как много значит выбор в нашей жизни… Правильный выбор…
Олег стискивал зубы и цедил:
- Мама, прекрати немедленно! Мы поссоримся!
- Что ты, что ты, сынок?! Я же ничего такого не хотела сказать! Ты же меня знаешь, я всегда была слишком прямолинейной.
- Слишком… - Олег забирал дочь, за которой присматривала на выходных бабушка, и уезжал домой, иногда забывая, после подобных разговоров, спросить у сестры как ее дела.
А Катя не жаловалась. Она вообще была очень похожа на своего отца. Такая же молчаливая, серьезная и закрытая для всех, кроме самых близких – матери и брата.
Впрочем, с мамой у Кати отношения складывались очень сложно. Любовь и доверие там ходили по очень тонкому льду. Один неверный шаг и хрустнет эта тонкая корка страха потери. И примет душу холодная бездна одиночества.
Алины не стало через пять лет после того, как родилась Лера. Однажды утром она просто не проснулась. Олег, который собирался на работу, стараясь не шуметь, чтобы не потревожить жену, вдруг замер, не донеся только что вскипевший чайник до стола. Кипяток, брызнувший во все стороны, напугал кота и заставил Олега поскользнуться на мокрой плитке. Но, спешка была уже ни к чему. Едва заглянув в спальню, Олег понял, что случилось. И мир остановился, и осталась только одна мысль, которая билась и не давала сорваться в пропасть отчаяния.
«Лера!»
Он медленно сделал шаг, потом другой, закрыл за собой дверь в спальню и пошел в детскую. Плюшевый кот, с которым дочь не расставалась почти никогда, лежал на подушке. Лера ночевала у бабушки, а игрушку не взяла, потому, что Олег отвез дочь к своей матери сразу, как только забрал из детского сада. Стиснув в руке мягко подавшееся ухо игрушки, Олег завыл совсем по-звериному, пытаясь хоть немного притушить ту боль, которая выжигала душу и не давала дышать.
Сколько он просидел в комнате дочери, потом вспомнить Олег так и не смог. В какой-то момент тьма чуть отступила, и он смог подняться на ноги, дойти до кухни и взять в руки телефон.
- Мама? Пусть Лера побудет у тебя еще немного. Да, я знаю, что тебе на работу. Так надо. Я перезвоню…
Из двух месяцев после Олег не помнил почти ничего. Он что-то делал, куда шел, что-то готовил, чтобы накормить дочь. Лера, словно чувствуя, как отцу плохо, жалась к нему, не желая отпускать даже на мгновение. И почти не задавала вопросов о маме. Олег поначалу не придал этому значения, а потом как-то увидел, как дочь тихонько пробралась в закрытую теперь спальню, села на пол у кровати и, прижав к себе того самого плюшевого кота, тихо заговорила с большой фотографией, стоявшей в рамке на тумбочке. Именно тогда Олег понял, что Лера все знает.
Он не стал заходить в комнату. Дождавшись, когда дочь выйдет, сгреб ее в охапку, уткнулся в растрепанные косички, которые заплел с утра как умел, и спросил:
- Кто тебе сказал?
- Бабушка! Она сказала, что тебя надо пожалеть. И нельзя говорить о маме, потому, что тебе будет больно.
Олег сжал дочь так, что та жалобно пискнула, но тут же опомнился.
- Прости меня, маленькая! Прости за все! Ты можешь говорить со мной о маме в любое время! И никого не слушай больше! Только меня, поняла?
По тому как вздохнула и разревелась Лера, Олег понял, как тяжело было его ребенку все это время. Он клял себя на чем свет стоит, что оставил дочь совсем одну наедине с такой болью, и злился, что так и не смог объяснить матери простых и, казалось, и так понятных вещей.
Но злость его приобрела совершенно угрожающие размеры после того, как день спустя поздно ночью к нему пришла Катя.
В тот вечер он уложил спать Леру и долго сидел на кухне, не зажигая свет, гладя кота и смотря в темное окно. Сна не было. Он спал теперь на надувном матрасе в комнате дочери, но понимал, что это не дело. Нужно было что-то решать. Или менять квартиру, где все напоминало об Алине, или придумать какое-то другое решение.
Тихий стук в дверь Олег и не услышал бы, если бы не сидел в полной тишине, пытаясь понять, как ему жить дальше.
Потом, вспоминая этот момент, он каждый раз вздрагивал, боясь даже представить, что было бы, если бы Катя просто развернулась и ушла в ту ночь, прими он снотворное, как советовал ему врач.
Мокрая, как мышь, так как на улице шел бесконечный осенний дождь, Катя просто шагнула ему навстречу, как только Олег открыл дверь, и обняла так же крепко, как он совсем недавно обнимал сам своего ребенка.
- Катерина! Что?!
- Больно… - Катя покачнулась, и Олег подхватил на руки сестру, понимая, что случилось что-то непоправимое.
Скорая приехала через полчаса, а еще через час Катя уже тихо спала на матрасе в детской, так и не успев рассказать брату о том, что случилось.
Олег отчасти понял это сам, когда увидел с утра синяки на руках сестры.
- Что это?
Короткие рукава футболки брата, которая хоть и была просторной, но совершенно не могла скрыть того, что случилось накануне, Катя все-таки попыталась натянуть так, чтобы темные пятна были не видны.
- Катя?
- Олег, я не хочу говорить об этом.
- Понимаю. Но, тебе придется, Катюша. Иначе я не смогу тебе помочь. Я должен знать, что случилось.
Большие серые глаза налились слезами и Катя замотала головой, отказываясь отвечать.
- Это… мама? – Олег выдавил из себя вопрос, боясь услышать ответ и уже понимая, что именно скажет сестра.
Катя молча кивнула, а потом взяла брата за руки и уткнулась в его ладони.
- Не отдавай меня ей. Сейчас – не надо! Мне страшно, Олег…
Успокаивая Катю, Олег лихорадочно соображал. Устрой он сейчас скандал и шансов уладить все миром уже не будет. Он прекрасно понимал, что произошло нечто из ряда вон, если мама решила заступить за ту границу, возле которой бродила все это время, понимая, что дочь – это единственное, что принадлежит ей безраздельно и всецело.
- Расскажи мне. Просто расскажи. И мы подумаем, как быть. Катя, я сделаю все, чтобы ты больше не плакала! Ты же мне веришь?
Сделай Катя паузу и не кивни сразу, и Олег уже никогда не смог бы считать себя мужчиной. К счастью, сестра все поняла, как надо и, кивнув, высвободилась из его объятий, а потом села очень прямо, глядя перед собой. Она была так похожа в этот момент на своего отца, что Олег поежился. Разочаровать Петра он не мог. И если его дочери нужна была помощь, то кто, как не Олег должен ее оказать?
- Мама узнала, что я встречаюсь с Максимом. Помнишь его?
- Лохматый такой? – Олег подвинул чашку с чаем к Кате и вручил ей бутерброд.
– Ешь!
- Не могу. Потом. Сам ты лохматый! Но, да. Это он. У нас ничего серьезного не было, я тебе клянусь! Мы просто сходили в кино два раза и погуляли в парке. Днем! Олег! Он даже не пытался меня поцеловать, понимаешь?
- Катя, не кричи. Я все понимаю. И тебе верю. Я не понимаю, что случилось у вас с мамой?
- Она кричала на меня! Трясла меня, как грушу, и так кричала… Олежка, она говорила такие вещи… - Катя подобрала ноги, обняла себя за колени руками и зажмурилась. – Я не могу такое повторить! Почему она так со мной? Что я плохого сделала? Разве я все это заслужила? Я всегда ее слушалась! Всегда! Ты знаешь! И я не глупая, чтобы не понять, что мне пока еще рано думать о серьезных отношениях. А она кричала, что я рожу ребенка и буду маяться как ты… Прости! Я не должна была этого повторять, но… Олег! Я и правда такая как она сказала! Не умею держать язык за зубами…
Катя разревелась так горько и беспомощно, что Олег на мгновение растерялся, не понимая, как помочь сестре.
Ответ пришел сам собой. Катя была так похожа сейчас на его собственную дочь, что он просто сгреб ее с табуретки, усадил на колени и обнял так же, как Леру, вытирая слезы и ласково ворча:
- Потоп будет! Рёва ты! Никто Катю больше не обидит! Я не дам! Никто, поняла меня?
Серые глаза уставились на него, и Олег снова твердо повторил:
- Никто! Даже мама. Я не дам, Катюшка. Я папе обещал, что никому не позволю тебя обижать. Как думаешь, могу я нарушить обещание?
Катя помотала головой и всхлипнула.
- Правильно. Он меня мужиком воспитывал, а мужик должен держать свое слово. Посидишь с Леркой? Она проснется скоро. Покорми ее чем-нибудь, а я пока съезжу к маме.
- Не надо! – Катя вскочила и заметалась по кухне.
- Надо! – Олег силком усадил сестру и вручил ей надкушенный бутерброд. – Доешь! А потом – умойся! Нечего мне ребенка пугать!
Разговор с матерью у Олега вышел очень тяжелый. Лариса кричала, требовала немедленно привезти Катю домой и тут же принималась плакать, уговаривая Олега «вернуть ей жизнь». Олег слушал молча, ожидая, пока мать успокоится.
- Мама, Катя останется у меня.
Жестом остановив готовую снова раскричаться мать, Олег продолжил:
- Пока. Пусть успокоится. И тебе это тоже не помешает.
- Но, Олег! У нее же занятия! Соревнования скоро! Контрольные в школе! Конец четверти, Олег!
- Мама, ты себя слышишь? Какие контрольные? Ты ее даже не искала всю ночь! А если бы она не ко мне пришла?
- Я думала, что она дома!
- Ты, в своем желании все контролировать, перестала видеть в нас людей! А может никогда их и не замечала, так, мам? Тебе в голову не приходило, что мы не куклы, а живые!
- Что ты несешь, сын?!
- Скажи, когда ты последний раз говорила со мной не как начальник, а как мать? Когда спросила у меня, как я себя чувствую, после того, как Алины не стало? Как справляюсь? Да, ты помогаешь с Лерой, и я тебе очень благодарен, но со мной ты разговариваешь так, словно я твой подчиненный. И с Катей та же история. Мама, мы твои дети, а не сотрудники! Ты замечательный начальник, насколько я знаю, но как мать… Уж прости, но тут только мне и дано судить. Ты – никакая! И даже сейчас, когда твоя дочь ревет на другом конце города от боли, ты думаешь только о том, что у нее контрольная и о том, что на полочку нужно поставить еще один кубок! Мама, так нельзя! Молчи! Я знаю все, что ты мне сейчас скажешь! Про будущее, про усилия и прочее. Так вот! У Кати есть я! И пусть она окончит школу на двойки! Плевать! Я оплачу ей учебу, и она получит диплом. Ты знала, что она мечтает стать ветеринаром? Нет? Теперь знаешь! Не врачом, мама, как ты хотела, а ветеринаром. Она хочет, понимаешь? Сама! И она станет им. Я это гарантирую!
- Ты не можешь! Ты не можешь решать за нее! Я ее мать!
- И это дает тебе право ломать ее об колено? – Олег внезапно успокоился.Перед ним стояла сейчас вовсе не тигрица, а растрепанная, растерянная женщина, которая не знала, как и что делать дальше. Она кричала, но в ее голосе, впервые за многие годы, не было уже прежней уверенности в своей непогрешимости.
Олег взял мать за плечи, заглянул в глаза, и спросил:
- Мама, ты хочешь остаться одна? Я не шантажирую тебя сейчас. Просто предупреждаю. Если так будет продолжаться, ты уже никогда не вернешь ни меня, ни Катю. Мы не потеряемся. Я никогда ее не брошу. А вот что будет с тобой? Подумай!
Поцеловав мать в лоб, Олег вышел из квартиры и, спустившись на два пролета вниз, устало опустился на ступеньку такой знакомой лестницы.
Сколько раз сбегал он по этим ступеням? Сейчас и не сосчитать. То радостно перепрыгивая через несколько ступенек сразу, то плетясь еле-еле, когда не было настроения. Но, сейчас сил сделать хотя бы шаг туда или обратно по лестнице у него просто не было. Он просто сидел, оцепеневший и застывший в этом мгновении, и пытался понять, сколько же ступенек в одном пролете….
Сколько лет бегать туда-сюда и не знать. Разве не странно?
Телефон, запевший в кармане, привел его в чувства, и Олег встал. Поднявшись на самую верхнюю ступень лестницы, он тщательно пересчитал все ступеньки, ведущие вниз, кивнул каким-то своим мыслям и поехал домой. Теперь он знал, что делать.
Его тактика оказалась верной. Лариса не смогла выдержать паузу долго. Уже через два дня она приехала к сыну и попыталась помириться с дочерью.Процесс этот оказался небыстрым.
Катя не смогла простить мать легко и сразу. И еще долгих пять лет их отношения были похожи на странные кривые качели. И амплитуда непонятна, и вектор выбран наугад.
Лариса старалась как могла, потому, что теперь понимала, ее дети больше не малыши. Они не станут сидеть и молча ждать, пока она придет в себя настолько, чтобы осознать, что натворила. Теперь рефреном в ее душе звучало: «Их – двое, они - вместе, а я?».
Катя получила диплом и устроилась в хорошую клинику. Лера от души хохотала, глядя, как вздыхает отец, когда его неугомонная сестрица появляется дома с очередным «пациентом».
- Катерина! Он – питон!
- И что? Олежка, ты посмотри, какой он милый! А теплый какой! Погладь его! Ну, погладь, чего ты?! Вот так! Видишь? И вовсе не страшно! Это на время. Вот хозяин вернется из командировки и заберет его. Гоше дома скучно одному!
- Гоше? Господи, у него и имя есть?
- А как же!
Лера от души веселилась и грозила отцу, что пойдет по стопам тетки.
- Еще чего не хватало! – Олег в притворном ужасе хватался за голову.
Работа, дом, робкие встречи с матерью. Катя жила, словно по инерции. Лера уговаривала отца познакомить ее с кем-нибудь из друзей, но результата это не давало.
И вот – новость!
- Хочу познакомить вас со своим парнем. – Катя смущенно прятала глаза. – Только, чур! Не смеяться надо мной!
- Кать, да впору плакать уже! – Лера, обнимала тетку.
Правый кроссовок, который очередной Катин «пациент» трепал вчера по всей квартире, нашелся под диваном в отцовской спальне и Лера, натянув слегка потрепанную обувку, вылетела в коридор.
- Я готова!
- Да неужели? – Олег скептически глянул на дочь и пожал плечами. – Можно уже и не спешить. Катерина нас все равно не простит!
- Пап! Не утрируй! У нас еще полчаса!
Идущую по аллее парка пару Олег с Лерой заметили издалека.
- Пап, пап, это он? Он? Тот самый? Лохматый?
Шепот Леры был таким громким, что Катя, услышав последний вопрос, нахмурилась и погрозила украдкой племяннице пальцем.
- Максим.
- Олег.
Рукопожатие, улыбка, кивок.
- Лера.
- Лохматый! – Максим рассмеется и глянет на свою невесту. – Катюшка, не хмурься! Улыбнись! Вот так! Я так хочу, чтобы ты всегда улыбалась! Ух ты! Ничего себе какие кроссовки! Я тоже такие хочу!
Лера, переглянувшись с Олегом, рассмеется, и только сейчас поймет, что изменилось в глазах тетки. Сталь сменило серебро. И это было так красиво, что Лера открыла рот от изумления и невольно захлопала в ладоши, чем очень удивила своего будущего родственника.
- Что? Мы все в нашей семейке чуть с приветом. Привыкай!
- Ты меня успокоила! Теперь я точно уверен, что легко вольюсь в ваш дружный... коллектив? Или как лучше сказать?
- Семью, Макс, семью! - Лера подмигнет тетке, и возьмет под руку отца.
Автор: Людмила Лаврова