Продолжение
Солнце поднималось всё выше, разгоняя ночь. Заголосили петухи. Проснулась и зашаркала ногами Галинка. Вера ждала, знала, что как только дочь закончит свои утренние процедуры, заглянет к ней в комнату.
– Доброе, мам! Как спала? – Галина отодвигала шторы, впуская в комнату режущий глаза яркий свет.
– Плохо. Созывай, Галь, всех. Надо созывать. Пора.
Галя не удивилась, но немного озадачилась – приезд родни означал дополнительные хлопоты, а ей нездоровилось.
– Точно, мам? Ты решила? – Галя присела на кровать.
– Точно, Галь, созывай.
Галя знала – мать слов на ветер бросать не будет. Раз решила, значит спорить нечего.
Если две пожилые женщины живут вместе всю жизнь, они понимают друг друга без объяснений. Галя была старшей дочерью Веры Павловны. Она так и не вышла замуж – не сложилось. В старших классах случилось её любимому утонуть. А она, порядочная и впечатлительная, так и осталась в мыслях с ним. Вскоре приобщилась к вере и к церкви, и вся её жизнь перетекла туда. Она и работала при местном монастыре.
Детей у бабушки Веры было шестеро. Когда в молодости её Коля сказал, что детей у них будет не меньше десятка, она засомневалась. Вряд ли она родит столько – слабовата. Была она худая и плоскогрудая. Многочадие — это тоже призвание, это — дар божий. Не все могут его нести. Наверняка, только обладательницы здоровья и сильного тела . Но жизнь дарила детей и они радовались каждому.
Первых четверых Вера и рожала дома, с бабкой - повитухой.
А когда приходилось уходить в роддом с последними, очень не хотела. Казалось – бросает старших, ощущала себя немного предателем. Думалось, что теперь её любви им достанется меньше.
Это — одна из сторон любви. Ты не можешь всегда дарить всего себя только одному. Разрываешься и не знаешь, кому сейчас любовь твоя важнее.
Но любовь — она щедрая. Она стремится разрастись, охватить как можно больше вокруг, согреть всех. А те первые, которых ты любил в самом начале, должны осознать и принять это свойство любви. И они должны начать не только наслаждаться любовью матери, но и сами должны дарить любовь братьям и сестрам. А это не всегда просто.
Вот и у них случилось так, что сейчас братья и сестры были в некой негласной ссоре. Уже не молодые, но, по-прежнему, её дети. Вроде не ругались, встречаясь, не спорили, отмалчивались, но мать знала: обида есть, затаилась. Она, как ядовитый корень, подпитывается и разрастается. И виной этому – её родительский дом.
Когда, после смерти матери, она вступила в наследство, дом они с мужем продали. Место у них хорошее - подмосковье. А вот деньги от продажи дома разделили не поровну.
У них было шестеро детей, два сына и четверо дочерей. Младший – Алексей всю жизнь был проблемным. И на период продажи дома находился под следствием – пьяный за рулём сбил человека насмерть.
Такое горе Вера не испытывала никогда. Грозила отсидка и большие выплаты по суду семье погибшего. Казалось, понятно же всё – надо помочь именно ему. Так и сделали. Большая часть денег пошла туда. Алёша и отсидел меньше и выплачивал потом ещё недолго. Благодарен был родителям за такую помощь. И сам очень переживал случившееся, пить стал меньше, одумался. Остальным детям досталась совсем незначительная часть.
Думала Вера, что они поймут и поддержат их с мужем такое решение. Но Люба матери высказала:
– Мама, а почему ты решила, что только у него проблемы? Я вот тоже надеялась разменяться. Знаешь же в какой тесноте мы живём – и Света с мужем и внуком с нами, и мы трое. Бабушка говорила, что дом всем нам достанется, я рассчитывала, варианты просматривала. И Лена, между прочим, тоже в долгах, думала отдаст вот вот. А теперь всё Лёшеньке.
На последнем юбилее отца этот разговор зашёл во время застолья. И если б отец не ударил тогда кулаком по столу, неизвестно чем бы всё закончилось. Может, как в Вериных снах.
Затаилась у всех обида. Стали общаться меж собой мало, а то и совсем перестали. Вера понимала: перед уходом детей надо помирить. Но как?
В больной голове крутились слова апостола Павла. Он говорил, что любви свойственно расширять сердце, потому что она есть такая добродетель, которая и горяча, и разгорячает. Неужели мало любви в сердцах её детей?
И пришла ей одна мысль. Если уж она не сработает – ну что ж! Значит не смогли они вырастить детей порядочными, значит уходить ей с тяжёлым сердцем придётся.
Это теперь её основное материнское дело, оно одно и осталось. И она его осилит. Иначе, какая ещё от неё польза?
Только бы не ошибиться! Только бы!
Галина была душой дома. Именно она досматривала лежачего отца после инсульта, именно она занималась поддержкой и ремонтом старого дома. Она давно смирилась со своей бездетной судьбой, казалось, не держалась за блага материальные. И если б осталась она ни с чем, ушла бы жить в монастырь.
Но не столько из-за беспомощной матери держалась она в миру, сколько была не готова ещё вот так бросить всё и уйти. Было невмоготу думать о том, что оставит она родной дом, что не будет близких лиц, не соберутся тут никогда братья и сёстры и их многочисленное потомство, которое она любила всем сердцем. Сейчас многие дети братьев и сестёр стали совсем взрослые и она поджидала уже их детей.
Галя помнила все дни рождения племянников и внучат, покупала и отправляла подарки, и каждое лето их дом наполнялся детскими голосами. И только в последнее время вдруг выросло это напряжение в семье. Две сестры были обижены на мать, брат злился на брата. Самая младшая из сестёр была в ссоре с другой из-за какого-то дивана из дедовского дома. Галя молилась за всех.
Собрать братьев сестёр было делом нелёгким, все были заняты, желания особого приехать не проявляли, но по настоянию матери через неделю на выходные всё же обещали прибыть. В их посёлке, в доме мужа, жила Ксения, рядом - в райцентре младший Алексей, он жил гражданским браком с женщиной и её сыном уже давно.
А вот Саше, Любе и Лене ехать нужно было далековато, но и они приехать согласились. Так настойчиво мать звала нечасто. Люба ехала с мужем, Лена – с сыном.
Уже с пятницы на плите кипело и шкворчало – Галя с Ксенией готовились к встрече гостей. Мать была уже не помощница.
Утром в субботу Вера поднялась раньше уставшей от хлопот Гали. Сегодня долго лежать было некогда. На отдельной полке под ситцевой тряпицей лежали стопки белья. У неё давно всё было готово. И хоть видела она очень плохо, но нашла эту стопку быстро. Новая исподняя рубаха, чистое серое платье, ненадёванный платок.
Она, держась за косяки, прошла в ванную, включила теплую воду и обмылась, как сумела. Исподняя рубаха дыхнула свежестью, обнимая старость.
От звука воды проснулась Галя.
– Мам, ты чего сама-то? Разбудила бы, – потом Галя увидела материнскую рубаху, которая лежала для того самого особого случая и ахнула, положив руку на грудь, – Ты чё это, мам?
– Да не волнуйся, молчи просто сегодня, если что.
– А что, если что-то? Ты ж пугаешь меня?
– Дай руку лучше, да отведи в постель. Устала я. Хватит причитать, – забурчала мать, так толком ничего и не ответив.
Вскоре пришла Ксения. Галя рассказала ей о странном сегодняшнем поведении матери.
Перед приездом остальных Вера велела дочерям одеть её в серое платье. Потом велела водить на улицу – встречать каждого. На улице порошил снег, а Вера дважды одевалась и встречала приехавших во дворе. Не успела только последних встретить, они не позвонили с дороги.
Потом она потребовала усадить её в зале в кресло. Она долго устраивалась в нём, требовала подушку под спину, плед на ноги и валенки. Обычно не слишком требовательная – тут испривередничалась.
Стол был накрыт в зале. Так было принято в этом доме – гостей встречали столом. Вера в последнее время никогда не ела при людях, исключая Галю. Ей казалось, что никому уже неприятно смотреть на беззубое чавканье старого такого человека, да и аппетита сегодня не было, кресло стояло не у стола, а чуть поодаль. Вера даже отхлебнув чаю, отдала его Галине. Волновалась.
Как и ожидала мать, братских объятий не случилось. Она уже плохо видела своих детей, но по натянутому их общению поняла: друг друга видеть рады не все. Особенно смутно встретили Алексея.
Всех интересовало одно – зачем собрала их мать? Добродушная Галина заставила всех поесть с дороги, бабушка Вера расспрашивала о внуках, с ней делились новостями. Только Алексея не было слышно.
А когда накрыли чай, когда за столом повисла пауза – новости почти все были рассказаны, Вера начала.
– Я вот чего позвала-то вас. Думаю, уж скоро мне и на покой, – Вера говорила тихо и пришлось ей поднять ладонь, чтоб все прекратили начавшиеся было возражения, – Всё равно придётся, хошь – хотите, хошь – нет. Дом этот мне принадлежит, и моя и отцова доля. Думаю я послезавтра нотариуса звать для завещания.
Галя посмотрела удивлённо. Все планы матери она знала наперёд, но об этом своём решении она ей не сообщала. Она было приоткрыла рот, но вспомнила, что мать просила молчать.
– Думаю Алексею дом оставить. Как вы на это смотрите?
Алексей вытаращил глаза. Все обернулись на него.
– А почему именно Алексею? – спросила Люба.
– Ну, младший он, и нет у него свово жилья.
Голос подал Алексей.
– Чего это нет-то? Мы с Катей нормально живём, и с матерью её я лажу. Дом у них. Распишемся скоро. Нормально у меня всё. Мне не надо.
– Вот видишь, мам, – комментировала Лена.
– А давай тебе, Лен, ты одна мальца ро́стишь, не легко ведь. Вот и продашь дом-то. Деньги немалые.
– Так почему мне-то одной? Ну у всех же тоже дети, – захлопала глазами Елена от заманчивого, но странного предложения.
– Ну тогда тебе, Люб, вы там тесно живёте, переедете сюда, а Света пусть там с мужем остаются. А Галя вон всё в монастырь собирается.
– Да чего ты, мам! С чего вдруг кому-то одному? Пусть всем поровну, да и всё, – запротестовала и пришла в себя от неожиданности материнских решений Любовь.
Все дружно её поддержали, зашумели.
– Мне не надо доли в доме, – тихо сказал Алексей, – Я отказываюсь, я и раньше так решил, мы с Катей решили. Мне с дедовского дома больше всех перепало и хватит. Отказываюсь в пользу Гали. Она всегда тут жила, вот пусть и дальше живёт.
– А чё, хорошие слова, Лёха, мужские, поддерживаю, – громко выкрикнул неунывающий Саша. Он был вторым после Гали сыном. Сейчас он был самым обеспеченным, развернул когда-то удачно бизнес и не особо нуждался. Пару раз помог с ремонтом материнского дома.
– И я за Галю, – сказала Ксения, – Мам, если у Алексея хоть не своё, но жилье есть, то у Гали-то ведь нет. А если дом поделим, а вдруг кто долю продаст, где она-то жить будет? А если не приживётся в монастыре? Да она нам всем вместо матери, ну ... – Ксения запнулась, – Столько лет дом поддерживает! Да и наших детей всегда кто привечает, подарки дарит? Мам, если уж одному кому, то Гале.
– Так я и позвала вас сегодня затем, чтоб посоветоваться. Решайте! Вот как скажете, так и сделаю.
Опять понеслись советы жить ещё долго, не думать о плохом, принимать решение самой, но ... Вера подняла руку, прося тишины и продолжила.
– Решение должны принять вы. Совместно принять. И обязательно сегодня. И пока вы его не примите, я с этого кресла не встану! А если без решения уедет кто, то тут и умру!
И в подтверждение слов она откинулась назад и закрыла глаза.
За столом повисла тишина. Галя хлопала глазами. Такого от мягкой, в общем-то, матери она не ожидала.
Из-за стола, сдерживая слёзы, встала Лена и вышла во двор.
– Чего это она? – спросил Саша Любу, которая была близка с сестрой.
– Да у неё проблемы со здоровьем, деньги нужны на операцию и вообще. А тут... Нервы, видать.
– Так, а чего молчала? Неужели денег не найдём, скинемся, в конце концов. Сколько надо-то?
Люба пошла за сестрой.
– Ох уж эти деньги! – вздохнула Ксения, – У нас крыша сейчас в сезон ка-ак потекла! Со всех щелей. Кровельщиков вызвали, а они ка-ак заломили!
– Так давай я приеду, помогу. Я ж уже три крыши перекрыл, почти мастер. И шифер и рубероид подешевле найду. Мы с твоим Юркой и перекроем сами. Погоду только подгадать надо, – предложил вдруг Алексей.
– Чё правда умеешь, поможешь?
– Ну, конечно! Чего бы сестре не помочь.
Ксения с Алексеем начали сговариваться о крыше. Собрались позже сходить посмотреть.
Вернулись Люба и Лена.
– Лен, чё молчала-то, что деньги нужны на операцию? Говори сколько?
– Да дело не только в деньгах. Мне Егора вон оставить не с кем. Я выпаду в больницу месяца на два, а он с кем?
– Так давай к нам его, – предложила Галя.
– Как? А школа? Он же в девятом, на два месяца никак нельзя школу оставить, а у вас тут нет, возить некому.
– Это да. И приехать к тебе я не смогу. Мать ведь не оставишь.
– И мне забрать мальчишку невозможно, у нас шагу некуда ступить, кругом внуки, – поохала Люба.
– Лен, – заговорил Алексей, – А давай к нам. Мы живём возле школы, а Катя там завуч, оформит вмиг. И Максим в десятом, сын наш, ну – её сын в смысле, присмотрит, если что, подружатся.
Лена подняла на него заплаканные глаза. Это был выход. Она просветлела. Саша уже выспрашивал её о деньгах на операцию, Ксения – аптекарь-пенсионер предлагала помочь с лекарствами по сниженной цене, а Алексей звонил жене с вопросами об устройстве племянника в школу. Вскоре он передал трубку Лене, чтоб та сама пообщалась с Катей. Лена с Галей ушли записывать перечень документов для перевода сына.
Вот уже кто-то кого-то договаривается подвезти, кому-то обещают тыкву, а кому-то обещают помочь с путевкой для внучки в летний лагерь. Суета продолжалась, кто-то хлопал дверью, приходил и уходил. Егор, внук показывал всем в окно снеговика. Потом они решили, что вместе здесь в доме встретят Новый год.
На некоторое время все забыли о матери. Казалось, что та задремала. Но мать не спала, она боялась спать. Там во сне её ждал жуткий сон, там дети её были врагами, а здесь, на яву, на материнское сердце лился бальзам благодати. Лишь бы не временно, лишь бы не спугнуть эту явь и не провалиться опять в сон неприязни.
Через некоторое время все вновь собрались за столом.
– Эй, родня, нам решение принять надо. Мать совсем замучили, – бодро скомандовал Александр.
– Я, наверное, рада бы была, чтоб дом остался у Гали, а мы бы приезжали. Иначе как? – предложила Лена, успокоившись от решённых её проблем.
– Да вы не волнуйтесь за меня, – сказала Галя, – Я ведь давно за вас за всех молюсь, давно уж решила, если придётся – в монастырь пойду послушницей. Меня там примут, конечно. Уж давно своя. И ты Лена, спокойно иди на операцию, я молиться буду и Бог поможет. Не сомневайся.
– Спасибо, Галь. Ты всегда была нашим спасением.
– Ну, видать я одна осталась, – хлопнула по столу Люба, – Видать, никогда мне не жить в просторе, так и будем с Михой ютиться с внучатами! Да, Мих? Хоть и устали до чёртиков!
– Люб, а вы сюда переезжайте. К нам в дом. А квартиру – Свете. Ну ладно – работали, но теперь-то на пенсии. А если захотите, и пристройку можно сделать, ведь земли-то много. Смотри, как Волковы пристроили. И не дорого это, коммуникации все есть, газ мы провели, – Галя уже не первый раз предлагала это сестре.
– Давно пора из этого города линять, и я говорю, – поддержал идею Михаил.
– А пойдемте-ка к Волковым, посмотрите как они сделали. Спросим у них по стоимости.
Муж Любы явно заинтересовался предложением и они втроём отправились к соседям смотреть пристройку.
Саша с Леной и Алексеем вышли во двор.
– Слушайте, а ведь мать-то у нас – боец. Кажется, она нас помирила, – сквозь дым сигареты сказал Саша.
Алексей вернулся в дом. Ксения на кухне мыла посуду, Егор – сын Лены помогал.
Алексей зашёл в зал, подошёл к матери, присел перед ней на корточки, обнял за ноги и положил ей голову на колени. Она не спала, пальцы потрепали его шевелюру.
– Спасибо, мам!
Она погладила его по голове, как маленького.
Когда троица вернулась от соседей, все зашли в зал.
– Мам, давай в постель. Ты так долго давно уж не сидела. Вставай.
Вера посмотрела на своих детей.
– А решение-то вы приняли про дом? Жду вот. Без решения не пойду.
– Приняли, – сказал Саша, – Гале дом остаётся и тебе, живи долго.
– Пусть все скажут! – Вера отняла свою руку у пытающейся приподнять её Ксении.
– Гале, мам.
– Я за Галю!
– И я!
– Галин дом, бесспорно.
– Ну раз это ваше решение, пусть так и будет. Соглашусь, – устало сказала мать и позволила, наконец, перевести себя в спальню.
Галя помогла ей разоблачится, она тоже очень устала сегодня.
– Мам, а если б кто-то психанул бы, да уехал, ты и правда собиралась упорно сидеть в кресле помирать? – спросила Галя, складывая материнскую рубаху.
– Да нет, разве б кто-то уехал. Я знала – будет мир, сердце подсказало.
Галя перекрестилась у икон. Сегодня устала, а завтра она поговорит с матерью – дом должен быть общим, всем поровну.
Мать не засыпала. В доме ещё долго мешал уснуть самый приятный в мире звук: мирный гомон общения дружных детей, их смех, их топот и бренчание посуды.
– Хорошие у нас с тобой дети, Коля. Слава тебе, Господи! – перекрестилась мать.
За окном тихо падал снег, хотелось стать молодой, натянуть валенки и побежать по этому хрустящему снегу, наполняясь свежестью и новым счастьем, душа была легка.
В эту и последующие ночи Вере уже не снились эти самые страшные для матери сны. А ночей оставалось не так уж и много. Однажды утром, она, собрав последние силы, подошла к окну, открыла форточку, села на стоящий там стул и, вдыхая свежесть зимнего декабрьского утра, умерла. Тихо и мирно, с улыбкой на лице.
Ушла она без завещания. Галя была против. А Вера не стала спорить. Материнское сердце - вещун уже подсказывало ей, как всё будет. Так и вышло.
Все дети от своей доли наследства отказались в пользу старшей сестры. Люба с Михаилом весной уже планировали пристройку. И уже их внуки и внуки братьев и сестёр наполняли этот дом жизнью.
Последнее своё дело мать сделала.
Подпишись, чтобы не пропустить новые рассказы - Хельга знает