Продолжение

Обижатся на меня, безусловно он имел право. А если на чистоту, то я даже в каком-то смысле, поощеряю его личные обиды в мой адрес, которые отражаються в его, хоть и редких, но достаточно резких высказываниях. И это, если не брать ко вниманию его навязчивое мнение о том, что литератор он куда лучше. Я даже не спорю. Даже не пытаюсь отстаивать своё первенство в писательских изысканиях. Ведь, как говорил Буковски: "Человек не может стать писателем, он может только думать, что он писатель." и если Тимофей думает, что он писатель, то значит так оно и есть. Потому что лично я, о себе такого не могу сказать, не считаю я себя писателем, разве что графоманом. И то, графоманом на троечку.  А вот Лена, моя дорогая Леночка, один из участников нашего псевдо братства, лишенного даже єлементарных релегиозных убеждений, вот она, моя принцеска, говорит, что у Тимофея самая настоящая писанина, но в тоже время, писанина незаслуживающая внимания. Это её слова. А ещё, она говорит, что мои рассказы (которых всего лишь два с половиной, отмечю ради справедливости) и мои стихи ей очень нравится. Она не лукавит. Хотя бы потому что не умеет. Лена так редко бывает при здравом рассудке, что самые обычный набор мыслей и речей рядового гражданина, ей чужд. Лена не умеет врать, а ещё она не умеет рассматривать в людях красивое, скорее на оборот, она отказывается принимать даже мысль о том, что в нутри людей, может быть что-то красивое. И себя разумеется, она считает не истово уродливой, как снаружи, так и в нутри. Но тем не мение, она говорит, что мои стихи заставляют её на секунду забыть о том кто она и испытать совершенно новые, а главное чуждые для неё чувства. И я ей верю. При чём верю охотно, ведь Лене незачем лгать. Пускай она убеждает себя в том, что самая некрасивая в мире, самая уродливая, и самая ненужная, и даже если от обычного самовнушения она перейдет к делу, например разрисует своё лицо бабочкой, всё равно скопищем, мужчины будут наваливаться со всех сторон окружая её, и падать к её ногами вместе со своими подачками. Хотя, если она изуродует своё лицо ножем, всё таки поклонников её женской красоты немного приубавится.

Конечно Тимофею она научилась лгать, но делает это похабно и в принципе на таком уровне, что он остается доволен её вердиктом. Незнаю замечает ли Тимофей, но после его перформенсов или миниатюрок в стихообразной форме, Лена будто бы уходит в некий транс, в такой легкий бэд трип, из которого, как я заметил, её выбиратся всегда тяжело. А о бэд трипах, Лена знала больше всех нас вместе взятых. Это наркоманка с большой дороги, у которой за плечами несколько передозов и пустота, вроде той, от которой начинает сосать под ложечкой. Лена знает о наркотиках так много, что о чем-то другом, она уже не способна знать. И лично мне кажется, что это самые настоящие отголоски прошлого, в котором Лена была узником в обеспеченом детстве. Ещё до того, как её отец "вышел за сигаретами", Лена не знала, что станет самым настоящим джанком. У неё был отец, который души в ней не чаял и была мать, которая обходилась с Леной скорее, как с котенком, чем с собственной дочерью, и было у Лены много друзей, готовых разорвать её на части, лишь бы с каждым из них, осталась её частичка. В принципе ничего не изменилось, кроме того, что отец одним теплым, безветренным утром "вышел за сигаретами", после чего пройшло два самых мокрых года в жизни Лены, а потом её мать упаковала свои вещи и вещи Лены по чемоданам и укатила в Германию, преследуя возможность "начать всё с начала". Через пол года, Лена вернулась. А почему она вернулась, для всех остаётся загадкой, потому что на чётко поставленный ответ , она чётко отвечает: "иди на хуй". Но до того, как отец ушел от них с матерью, он был весьма уважаемым врачем в нашем городе и от обеспеченой, беззаботной жизни, у Лены остался лишь фотоальбом, в котором хранится около ста пятидесяти фотографий со всех уголков Европы.

Сейчас, Лена говорит, что ненавидит путишествия. А я думаю, что она просто ненавидит своего отца, за то что он ушел вот так. А впрочем, как он должен был уйти, попрощатся что ли?! Но как бы там не было, благодаря своему отцу, Лена изведала большую часть материка Евразия, по этому среди нас, она в каком-то роде просвященная, хоть она и не создала за свою жизнь ничего, что можно было бы бросить ей в могилу, и не сочинила ничего, что можно было бы высечь на её надгробии в виде эпитафии. Она не сотворила ничяего, кроме пары крайне неудачных отношений, которые и интрижкой, можо назвать лишь с натяжкой. Но, Лена у нас шарит о всём, что находится за пределами кордонов нашей толстой родины. Как-то мы даже сидели и так, между прочем болтали о том, кто куда бы хотел уехать жить. Всю свою осознанную жизнь, я хотел в Африку, считая её достойной почвой для своих начинаний, а картинки с пейзажами Африки, я пересматривал по несколько раз на день и хоть они и повторялись, но я упиваляся ими, после чего моя фанзия, словно сбрасывала оковы. Я листал большую советску энциклопедию и она было особо затерта в той части, где расказывалось об этом большом и загадочном материке. Я изучал его по знакомым словам и фразам, едва ли не заучивая целые абзацы на изуть. Для меня это было, что-то вреде мультиков. Наверное, потому что у меня не было настоящих мультиков, ведь мой отец не был весьма уважаемым врачем. Но в тот момент, когда Лена посмотрела на меня своими черными зрачками и её розоватые, немного выпуклые губы, которые вызывали во мне те же эмоции что и тарелка дымящейся жареной картошки с кусочками хрустящей вырезки; едва приоткрылись и дрогнув они зашевелились. Это меня безумно завораживало. Танец её губ, когда она начинала говорить. И тогда, меня это тоже будто бы околдовало, из-за чего я даже не расслышал влпроса, а Лена повторила: "а ты Коля? Куда бы ты хотел поехать жить?". Я уже, даже открыл рот чтобы ответить: "ну конечно в Африку", но фотовспышкой отозвались мысли в голове и я растерялся, не находя нужных слов. Но в конце концов я выдавил из себя ответ: "в Лондоне...", на что Лена только улыбнулась украдкой. Валентин сразу же раскритиковал мой ответ, аргументируя свои слова тем, что Англия, как государство, умерло вместе с теми пятью шлюхами от руки Джека Потрошителя и, что сейчас там делать абсолютно нечего. А когда я его попросил тогда, обьяснить мне, почему и сейчас фунт стерлинга стоит дороже чем доллар, он мне ответил, что нации истинных англичан не существует уже давно, а точнее, как нация, они вымерли ещё до колонизации нового материка на западе. Тумба ничего не ответил, только разразился в громком ядовитом смехе, который говорил больше чем слова. Этим самым смехом, он давал понять, что призерает и меня, и Валентина, и вообще, всех здесь собравшихся. А когда злорадные насмешки отпустили Тумбу, и казалось, что он упоскоился, заговорила Лена: "а мне нравится. В каком-то смысле он прав, это одна из тех не многих стран, где ещё можно попытся разобратся в жизни.", а потом она посмотрела на меня умиляющим взглядом и добавила, но как бы только мне, будто бы никого более не существовало в комнате: "и кстати, думаю я, что ты единственный человек здесь, который имеет хотя бы какое-то, приближенное к правде, мнение о загранице. У остальных же я, наблюдаю мифотоксикоз." И когда Лена закончила, наступила гробовая тишина. Никто не смелся, не хихикал, не улыбался и не бубнил себе под нос. Пять парней в комнате, четыри з которых, будучи в обществе вожделенной персоны, вдруг осознали, как грубо они налажали.