Продолжение

Продолжение

Анна Лебедева

Он про что-нибудь рассказывал, старательно избегая семейные темы, и Тася была благодарна ему. Не хотелось слушать про его жену и про его детей. Они имеют право на законное место в его судьбе. Но – не в ее. Господи, как обидно! Почему лучший мужчина из всех уже чужой.

- Ты любишь жену? – как то спросила Тася.

Он молчал. Ни единого слова. Ни плохо, ни хорошо. Тася увязала в нем еще больше: таким он был уникальным. Ни разу не сказал, что супруга его не любит, что он не любит супругу. Вообще – о жене – табу. Она была, есть и будет.

- А я? – не удержалась она.

- А ты у меня одна, - ответил он.

Тася поймала себя на том, что ей совсем не хочется воображать себя «мадемуазель». В один из субботних дней, когда солнечные лучи кошачьими лапками аккуратно трогали паркетный пол в ее барских покоях, Тася была дома совсем одна. Любимый мужчина проводил субботу с семьей (что там, в семьях: генеральная уборка, обязательный променад по магазинам и поход в кино). Было тоскливо знать об этом. Хотя, если поставить себя на место «той», законной, то вовсе и не плохо. Даже очень неплохо.

Тася запихнула подушку под легкий пеньюар. Встала перед зеркалом. В потемневшей эмали отразилось Тасино удивленное лицо и тонкие руки, обнявшие «беременный живот». Зеркало было похоже на талантливо написанную картину – зыбкие очертания заднего плана, и Тася, словно из тумана шагнувшая: тонкие черты, взгляд газели, таивший что-то самое важное, главное в ее простенькой газельей жизни.

Она поняла тогда – нет никаких тайн. Не нужны женщине флер, духи и туманы. Живот под пеньюаром, а лучше – под мужской футболкой, смешно ее оттопыривший. И запах жареной картошки. И совместные поездки к родителям не раздражали бы.

Смешно. Все то, от чего Тася бежала, как от чумы, теперь выглядело вполне мило, как розовая детская мечта. И вовсе не пошло. Пошло с мужиками за деньги спать. А хотеть детей от любимого – это норма. Предназначение. Цель. Никакая Тася ни легенда. Обыкновенная бессовестная любящая баба, у которой «тикают часики». Вот и все. Бог в очередной раз ткнул Тасю мордой в угол и сказал: «Место!» И Тася в первый раз в жизни с Богом согласилась: «Да, повелитель. Тут мне и быть! И чего я, дура, кочевряжилась»

Его жену Тася увидела, когда парковала купер на казенной стоянке. Подъехала простенькая «ренушка» любимого. Из автомобиля вышла… Оленька Петровна. Та самая сдобная булочка из бухгалтерии. С достоинством вышла, как же – она обладает сокровищем, которое Тася иногда у нее ворует. Она, может быть, и не считает мужа сокровищем. Но Тася так не думала – для Таси Олин Вадим – дар небес, принц, украденное счастье.

Тася застыла на месте. Оленька Петровна с видимым усилием несла свое пышное тело на каблуках рюмочкой. Было видно, как ей хочется скинуть эти туфли на каблуках и напялить на опухшие ноги удобные мягкие тапочки. И халат со змейкой впереди. И противный бюстгальтер на жестких косточках, сжимавший и сминавший полную грудь, Оленька с удовольствием закинула бы в мусорный контейнер. Потому что, все эти причиндалы, бог весть, для чего придуманные, мешали жить, дышать и радоваться. И если бы не нафиг никому не нужный дресс-код, Оленька была бы абсолютно счастливым человеком.

Тося думала так с уверенностью обделённого простыми женскими радостями человека. Мстительное, такое бабское чувство всколыхнулось в ней: так ей, так! Пускай мучается, корова! Разожралась! Ямочки на щеках, румянец… Ипотека, дети, школа, ЕГЭ, муж…

- Ах, Вадик каждые выходные мотается к родителям на дачу! По пробкам, девочки…

- Ой, ну и цены пошли! Туфли для выпускного – ужас! Я, знаете, даже обрадовалась, когда Лиля сообщила, что весь класс решил пойти в кроссовках! Кэжуал у них теперь – писк! А я как раз две недели назад купила ей кроссовки.

- Вадик привез из леса четыре корзины белых. Теперь в холодильнике пахнет осенним лесом. Это такое чудо, девчонки. А я сама не люблю по лесу ходить почему-то. Боюсь. Я – домашняя кошка.

Она такая уютная, такая пушистая, эта Оленька. Около нее хочется прилечь и подремать. Правда – домашняя толстенькая кошечка с розовыми подушечками лапок. Ямочки на щеках, крепкие зубки, кокетливый носик и голубые глазки – томные с поволокой, но внимательно-острые, все примечают. Все видят. Бухгалтеру не положено витать в облаках. Рядом с ней Тася чувствовала себя общипанной мокрой галкой на тонких лапках. Оленька присматривалась к ней, приценялась по-кошачьи – стоит ли эта тощая галка ее драгоценного внимания?

А вдруг она догадывается? Интуиции таких, как Оленька, можно отчаянно завидовать. И Тася завидовала. Взахлеб и безнадежно. А зависть порождает ненависть. И Тася ненавидела Оленьку самозабвенно, но – тайком. Оленьке ведь ничего не стоило цапнуть Тасю за убогий хвостик и проглотить целиком, брезгливо выплюнув после жалкие Тасины перышки…

***

Оля догадывалась, что у Вадима кто-то появился на стороне. Он совсем ушел в себя, пропадал с пятницы до воскресенья. И пропадал не в своем «горске». Свекровь как-то позвонила, поинтересовалась, как сдала ЕГЭ Лилька, как дела у Темы. Оля тогда удивилась. Неужели свекровь не знает, что внук оказался не таким уж и бесхребетным лентяем – его, талантливого программиста пригласили в Китай на работу. Уже и договора подписаны. Осенью покинет отчий дом. Оля тогда и радовалась, и плакала даже. Почему-то вдруг показалось, что на самом деле она всегда любила сына. Просто…вот так ненавязчиво любила. А теперь он уедет.

И свекровь не знала? Странно.

- Да ты что, Оля? Да как так-то? А как мы теперь без Темочки? Ой, хорошо, что не в Европу, а то… А Вадичка нам ничего и не сказал! Совсем оборзел! Не звонит, носу не кажет…

Олю не выбила тогда из колеи нечаянная свекровкина откровенность. Разбирало любопытство: пять недель подряд Вадим где-то был. Не на рыбалке же. Все понятно. Интересно, кто она? Вот бы посмотреть…

Вечером Оля приперла Вадика к стенке. Своей пышной грудью прижала. Буквально.

- Кто она? Я имею право знать.

Тот не стал отпираться. Вяло спросил:

- Тебе-то зачем?

- Я жена. Я имею право, - начала было Оля.

- Ничего ты не имеешь, - Вадик отстранил от себя Оленьку мягко, но решительно, - Я ухожу от тебя, Оля. Не устраивай концертов, хорошо? Все про нас с тобой понятно. Душно нам – сама видишь. А так… Делить нечего, сама понимаешь. Дети взрослые, квартиру тебе оставлю. Все.

И правда. К чему концерты? Оля вдруг почувствовала, что с ее плеч сняли никчемный, но очень тяжелый груз. И еще это миленькое, но очень приятное ощущение – она права. Она жертва. Ее упрекнуть не в чем! Разве плохо?

Так кто же Вадима избранница? Знать бы.

***

Ой, лучше бы и не знала. Так ведь донесли. И как! С помпой, торжественно! Коллега Светлана Алексеевна Марко, «Маркоша», вся в пене и в мыле, влетела однажды в кабинет. Коршуном взвилась над Тасей, сосредоточенно закопавшейся в документах.

- Что же ты, нахалка ты бессовестная! И не стыдно тебе сЕмью разбивать, а? Я-то думала, порядочная девушка, а ты? Посмотрите, на Оленьке лица нет – муж ушел, с дитями бросил! А эта – плюй в глаза – божья роса! Сидят они на лавочке, милуются! У меня сердце чуть не оборвалось!

Тася смотрела на взбесившуюся Светлану Алексеевну широко раскрытыми глазами. И вроде бы справедливо чихвостила ее Маркоша, но всем было жалко Тасю до слез. Всем стало неудобно, противно, неуютно. Наверное, так себя чувствовали люди, ставшие свидетелями мелкого воровства в супермаркете, когда дородный охранник поймает старушку, стащившую пачку масла. Вроде – так и надо, но…
Читать далее...


Читать ещё - ЗДЕСЬ...


Подписаться - Уютный уголок

Report Page